делают доброе дело для других. И все они считали, как и вы,
что их мнение – единственно верное, а остальные ошибочны.
Улавливаете общий подход? Все бы ничего, если бы просто
«мнение» не оправдывало убийства. А как быть с абортами – тоже
к стенке? Не много ли? И только по вашему мнению. Или будем
делить дальше. Аборты и убийства взрослых людей простим, а вот
за ребенка будем отправлять на эшафот. Не переоценивает ли
свою правоту такое мерзкое создание, как человек? Женщина
вдруг зарыдала. Мужчина, укоризненно посмотрев на Леру,
принялся ее успокаивать. Уже на улице, почти бегом, увязая в
снежной каше, Лера, сама еле сдерживая слезы, подумала: откуда
в ней взялась эта злость, с которой она высказала минуту назад
женщине все, что пережила и носила с собой давно? Почему не
сдержалась? Почему не смогла, сказав правду, в чем была твердо
уверена, сделать это спокойно? Откуда такой холод в стремлении
к справедливости? Ведь, в конце концов, она также озвучила
лишь свое мнение. Когда говоришь «казнить», добавляй «по
моему мнению», горько усмехнулась Лера. Тогда хоть избавишь
следующих за тобой из убеждения, что так думают все. И не
возьмешь греха на душу, увлекая их такой убежденностью. Ах,
если бы все добавляли эти волшебные слова. Скольких бы людей
они избавили от несчастий. – Вот так, «благими намерениями»,
мы и убиваем, прости Господи, – уже вслух произнесла она.
Настроение было испорчено.
Через месяц Лера поняла, что беременна. Это не входило в ее
планы. Прошло еще три недели. Неожиданно картины в ее сознании
начали стремительно сменять друг друга. Больница,
операционная, крики, кровь. Стоп! – Зачем все это? Зачем мне
напоминают об этом! Неужели, о, нет! За что? За что мне все
это? Нет, этого не будет! Пусть этого не будет! – закричала
она, прижав ладони к лицу. Лера очнулась в тишине. Мальчик
по-прежнему обнимал ее. Он крепко спал.
* * *
– Ты изменила событие. Твоя жизнь пойдет по-другому, – как-то
задумчиво произнес ее спутник. – Пусть, – не задумываясь,
ответила она. – Так же, не задумываясь, ты приняла решение. Не
задумываясь о том, что твоя жизнь потечет иначе. У тебя будет
другая семья. Ты лишила будущего своих детей. Они даже не
родятся. Неужели тебе все это не дорого? – Дорого. И
бесконечно жаль, что так получилось. Но ведь все уже в
прошлом? Все кончилось? – Не совсем. То, что хотела, ты
выполнила. Спасла мальчика, и он больше никогда не будет
страдать, но останется здесь с нераскрытой душой. Его талант
так и не расцветет, и люди просто этого не заметят. Ты пока
еще в этом мгновении, и вы можете остаться в нем, если ты
захочешь. А там все потечет по-прежнему. Твои дети вырастут, и
жизнь пойдет своим чередом. Лера задумалась. Все, что она
сделала, сделала правильно. Она бы повторила это тысячу раз,
если бы такое произошло вновь. Но сейчас она могла бы оставить
жить своих детей там. Не отнимать у них право на жизнь. У
своих милых, любимых, столь дорогих ее сердцу детей. Она
вспомнила их добрые беззащитные глаза, полные доверия к ней.
Их немую и трогательную надежду на нее. «Мама все знает и
всегда защитит» – вот что читала она в их глазах каждый раз,
когда они смотрели на нее. Каждый раз, когда она их целовала.
А сейчас ей предлагалось… И вдруг она по-настоящему поняла,
какой выбор должна сделать. Будто кто-то, неумолимо подавляя
сопротивление, заставлял ее дать ответ на страшный вопрос:
кого ты решишь лишить права на жизнь – их или его? Этот вопрос
стоял перед ней, как и тогда, много лет назад. Он никуда не
делся и не исчез, хотя она так старалась об этом забыть. Он
всегда преследовал ее и всегда был рядом. Ей так и не удалось
сбежать от себя. – Господи! Что же мне делать? Боже, помоги
мне! – взмолилась Лера. – Я не могу решить сама! Помоги же
мне, Господи! Ее стон потонул в грохоте колонн. Жизнь она
оставила ему.
– Ты выбрала правильный путь, хотя это далось нелегко.
«Нелегко. Какое ужасное несоответствие этого слова тому, что
только что произошло со мной», – прошептала Лера. – Он станет
великим архитектором. Его назовут вторым Гауди. Весь мир будет
гордиться им. Он опередит свое время, и память о нем будет
жить тысячелетия. Но главное, он появится здесь далеко впереди
тебя, избавленный от тех душевных страданий, которые ты уже
испытала здесь и которые еще предстоят тебе. Он пойдет к Свету
не истерзанный и без ран на теле. И будет знать, что в этом
ему помогло материнское сердце. Но так будет только в том
случае, если он вырастет у себя на родине, а не вдали от дома.
– Что же может помешать этому? – Твой неправильный выбор. –
Выбор. Каждый раз выбор. Ведь я его уже сделала! Почему это
так? Разве нельзя жить и существовать без этого? Разве у
человека нет другого пути? – Вся жизнь человека –
ежесекундный выбор. Она состоит из цепочки решений. Выбрать
тот или иной шаг в следующий момент. Уйти ли домой или
посидеть еще? Доехать или прогуляться пешком? Что приготовить
на ужин? Люди просто не задумываются над этим. Не
задумываются, потому что подобные решения не касаются
пограничных состояний. Они начинают думать совершенно
по-другому в экстремальных состояниях. Ты сама писала об этом.
– Но разве это выбор между добром и злом? – Выбор между добром
и просто поступком – одно и то же. Здесь действует одинаковый
закон. – Какой закон? – Любое действие добра вызывает
противодействие зла, и кто-то в результате страдает. И
страданий иногда больше. В отдельной схватке зло может
одержать верх. Но это не значит: «Не делай добра – не получишь
зла». Кто-то, может быть даже ты, обязательно получает добро.
Важно другое. Конечный результат всегда неизменен: принесенное
всем добром всегда, пусть чуть-чуть, но больше, чем отнятое
всем злом в результате такого противодействия. Это и есть
стержень миропорядка, незыблемо поставленный Творцом в
эпицентре великого столкновения сил добра и зла. В эпицентре
этой непрерывной схватки. Этот стержень – одна из трех
составляющих Закона Устройства Мироздания. Вторая составляющая
закона – необходимость такого столкновения, такой борьбы. А
каждый идущий к Творцу вносит свою частицу души, свою лепту в
укрепление этого стержня. И вместе с каждым пришедшим ствол
становится все выше и тверже, возвышаясь над мирозданием,
приближая человека к его первообразу. И этот процесс – третья
составляющая закона. Лера задумалась. Как все просто. В своей
диссертации она приводила пример принятия решений человеком в
одной и той же ситуации, постепенно усложняя ее, доводя до
крайности. Но каким примитивным показалось ей это теперь. –
Нужно ли предложить место старушке, зашедшей в автобус? Девять
из десяти, а именно такое соотношение отражает количество
психически здоровых молодых людей, говорили: конечно! Лера
усложняла задачу: зашла просто женщина. Ответ был такой же.
–Тогда вам – шестьдесят, а зашла девушка двадцати двух лет с
молодым парнем, и они весело разговаривают. Нужно ли ей
уступить место? Возникает пауза. Ответы неоднозначны. – Вам –
шестьдесят, зашла компания двенадцатилетних девчонок, они
смеются и хохочут, – не унималась Лера. – Наверное, нет, – был
типичный ответ. – И, наконец, вам шестьдесят, вам физически
трудно ехать стоя. Нужно ли предложить место молодой женщине?
Лера изучала вариантность логического мышления в принятии
решений. Начинала она от ясных и простых ситуаций и
заканчивала пограничными, обостряя все условия. Работа ей
нравилась. «Остается только найти возраст, с которого можно не
выпрямлять свои ноги, но это уже докторская», – смеялась она.
Сейчас ей было не смешно. Сейчас она знала, что предложить
место нужно всегда, и это не зависело от логики. Это зависело
совсем от другого, того, что не признается наукой как
измеряемая вещь. От степени нравственности. – Верно. Но такая
ситуация далеко не пограничное состояние, выбор человека
бывает гораздо серьезнее. За все надо платить. Уступая место,
ты платишь комфортом. А если нужно платить жизнью близкого
человека? Или своей? Иногда поступаешь вовсе не так, как
думаешь и как поступил бы, будь ты сторонним наблюдателем. У
тебя такое тоже случалось. – Голос собеседника вдруг стал
холодным. Лера насторожилась. «Я уже прошла через самое
худшее, – повторила она про себя. – Спокойно». – Когда твой
ребенок умирал в больнице, там умирали еще двое. Необходимо
было очень редкое лекарство. И оно было, но только на одного.
Твой отец знал главного врача, и ты умоляла его сделать все
возможное. Лекарство досталось твоему ребенку. Из тех двоих
один выжил. Другой умер, ты убила его. – Вы хотите сказать,
что я виновна в его смерти? – Голос Леры задрожал. – Но если
бы я отдала лекарство другому, умер бы мой ребенок! – уже
почти прокричала она. – Может быть, так. А может быть, и нет.
Но твоей вины в этом не было бы. А вот смерть другого ребенка
уже совершилась. – Но как же быть с материнской любовью? Моей
любовью к моему собственному ребенку?! Даже знай я заранее,
что так произойдет, я бы все равно отдала лекарство своему
ребенку! Разве не так поступила бы каждая мать? – Нет, не
каждая мать поступила бы так же. Лера закрыла глаза. – А если
бы я не знала, что там лежат еще двое? – запинаясь, произнесла
она. – Тебе не повезло. Пограничное состояние. Цена объявлена.
– И уже совсем тихо, словно сожалея о случившемся, голос
добавил: – Видишь, как легко превращает человека в убийцу
порыв сделать добро. Все еще с закрытыми глазами Лера
почему-то вспомнила, что читала про религиозные секты, члены
которых не позволяют лечить ни себя, ни своих детей. Тогда ей
казалось это безумием. И вдруг медленно, твердо выговаривая
каждое слово, она произнесла: – Так значит, каждый может быть
убийцей, не сознавая этого? – Ты их видела жизнерадостными
каждый день. Молчание длилось несколько минут. Лера стояла,
закрыв лицо руками. – Неужели человек приносит зло людям даже
в минуты, когда он искренне помогает ближнему? Неужели
невозможно делать добро, не порождая зла? И где взять силы для
такого выбора? – Добро можно делать, только не отнимая. Ты не
первая. Все началось очень давно, в тот день, когда, спасаясь,
человек отдал предпочтение себе. Зло зародилось и существует.
А должно выродиться и исчезнуть. – Но кто должен подсказать
ему выбор, если сам человек думает по-другому? – Никто. Пусть
у него не было времени подумать в тот роковой момент. Но
сколько времени у него впереди по сравнению с этим мгновением.
