в красной мантии резко встал и направился к выходу. – Кто же
его уничтожает? Наоборот! Мы спасаем его от вымирания. –
Хозяин злобно посмотрел вслед оппоненту. – Человек может
спасти себя только сам, – обернувшись, ответил незнакомец. – И
уж точно не нуждается в такой заботе, какую приготовили ему
вы. Истоки вашего заблуждения, существующего тысячелетия, в
убеждении: «В здоровом теле – здоровый дух». Тело у вас выше
духа. Но это только истоки. Автор всего остального – лично вы!
Гармоничная личность, индивидуальность складываются из таких
соотношений и черт, которых вы хотите их лишить. Вы лишаете
человека свободы выбора. Сначала ее ограничите, а потом лишите
вовсе. А то, что получите, уже вообще не будет человеком. Так
что, будьте любезны, называйте эту особь как-то иначе. – Но
ведь нас действительно становится все меньше! И семья
действительно исчезает. Так или иначе это потребует решения, –
раздались голоса тех, кто явно не хотел такого завершения
разговора. – Вы можете предложить что-то свое? – Прощайте,
господа. Надеюсь, вы запомните сегодняшний вечер и сделаете
правильные выводы. – Человек в красном решительно вышел из
зала. – Я провожу вас! Коллеги, прошу всех на кофе, сюда. – С
этими словами мужчина в коричневом указал на дверь,
противоположную входу. Гости, тихо обсуждая происшедшее,
направились туда.
– Посмотрите, – громко сказала девочка, давно стоявшая на
освещенной террасе. – Странно: весь город лежит во тьме, а у
нас свет! – Действительно, странно, – раздались голоса. –
Скажи, а разве у ребенка может не быть мамы? – уже тихо
спросила девочка женщину, стоявшую рядом. – Да что ты, милая,
забудь все это. – И та ласково потрепала ее по волосам.
– Я все-таки провожу вас. – Меня? Избавьте. – Не волнуйтесь, я
просто хочу подышать свежим воздухом. Да и время мое истекает,
– пробормотал хозяин. – Что же вы прямо не сказали им, что… –
Что, рождая себе подобного, похожего на него младенца, человек
творит новые миры? – перебил его человек в мантии. – И если
насильно здесь можно сделать все, то заставить человека
поделиться духом не в вашей власти? – Ну да… – В такой
компании это бесполезно. – Скажу откровенно, я опасался.
Обычно таких слов бывает достаточно. С вашими-то доводами. Моя
задача попроще. Тогда к чему было все это? – уже с сарказмом
заметил хозяин. – Только к тому, чтобы там, – человек в
красном выразительно поднял указательный палец вверх, – когда
им будут задавать последний вопрос, они не могли сказать, что
не знали, куда это может привести! – Что ж, не мой день. Ну
ничего, зато верные мне люди давно ждут меня у самого Кремля.
И вдруг он, будто спохватившись, лихорадочным движением ощупал
свою грудь. Боцманская дудка была на месте. – До встречи, –
прохрипел хозяин и, быстро схватив зонт, вышел наружу. –
Что-то поздняя нынче у вас прогулка. – Сосед, придерживая на
поводке почему-то вдруг ощетинившегося серебристого шнауцера,
приветливо помахал ему рукой. Тот зло усмехнулся, надвинул
черный капюшон и, резко повернувшись, продолжил свой путь.
Почти одновременно с этим другой человек в таком же
коричневом костюме появился на террасе. – Я вижу, вы не стали
меня ждать, – улыбаясь, обратился он к гостям. – И правильно
сделали. Почему-то все предместье во тьме, добраться в город
было чертовски сложно. Наверное, что-то случилось на
электростанции. Простите за вынужденное опоздание. Но к кофе
я успел. Он с удивлением оглядел присутствующих. Все смотрели
на него, онемев от изумления.
Десять лет назад умер ее сын. Почему так случилось, что он
ушел первым? Он был единственным ее ребенком. Но не только ее.
Всей этой планеты. Впрочем, это было мало кому интересно.
Пожалуй, вообще только ей одной. Его матери. Последней матери
последнего ребенка. Ему уже не позволили иметь детей. Как и
всем людям задолго до него. Когда она забеременела, от нее
тщетно пытались узнать имя отца. Она не сказала ничего. Ее
спасло только высокое положение деда. Но разве можно было
назвать спасением то, что произошло потом? Их сразу же
разлучили на много лет. Сколько раз в те прошедшие годы она
всматривалась в спокойные, равнодушные глаза других детей,
тщетно пытаясь узнать среди них его, ища хотя бы подобие
радости, которая появляется у ребенка, когда он понимает, что
его любят. Такую радость не спутать ни с какой иной. Зато в
них было другое. Уверенность, от которой веяло холодом.
Сколько слез пролила она бессонными ночами, вспоминая и
пытаясь удержать в памяти его глаза. Радостные, озорные глаза
своего сына. Когда они встретились, она его не узнала и он ее
тоже. А дальше был ад. Она решила бороться до конца. Скорее
умерла бы, чем отдала бы его им опять. Иногда она готова была
это сделать. Сколько лет потратила на то, чтобы в этих,
казалось, уже потухших глазах разжечь огонь! Огонь, который
наполняет человека, если ему отдают частицу своего
собственного тепла. Последнего на земле тепла матери. Однажды
утром она увидела старого дрозда, который прилетел с маленьким
птенцом прямо к ее окну. И этот день стал главным. Он подошел
и посмотрел на нее. – Мама. Она потеряла сознание. И долго не
приходила в себя, словно боясь, что это лишь сон. Но это
оказалось правдой. В его глазах мать снова увидела отражение
ее безмерной любви к нему. Она поняла, что будет жить.
Потекли годы. Однажды сын сказал, что есть тайна, которой он
после долгих лет раздумий решил поделиться с ней. Он не успел
этого сделать. Несчастный случай. Но мать не верила в
случайность. Внутри что-то оборвалось. Больше она никуда не
выходила. В давно заснувшем доме был слышен лишь шаркающий
звук ее шагов. Старая женщина тихонько открыла дверцу
потайного шкафа и достала маленькую книгу. «Одна и та же
закладка столько лет», – подумала она, и губы ее зашевелились:
– «И младенец будет играть над норою аспида». Когда же, когда?
Женщина опустилась на кровать и потушила свет. «Зачем ты это
делаешь? – подумала она. – Все равно не уснешь. И вообще,
зачем ты живешь на этом свете? Будто ждешь чего-то». –
Бормотание было слышно только ей одной. Наступило утро. Ее
разбудил странный звук, как будто кто-то барабанил по стеклу.
Она открыла глаза. Прямо перед ней, на подоконнике, сидел
молодой дрозд. «Жизнь продолжается», – подумала женщина и
постаралась ему улыбнуться. Вдруг она услышала шаги. В комнату
вошли трое молодых людей – двое парней и девушка. Видя, что
женщина не спит, вошедшие остановились. Она с удивлением
посмотрела на них. Один из молодых людей, переглянувшись с
остальными, медленно подошел к ней. – Здравствуй, бабушка, –
осторожно сказал он и, опустившись на колени у ее кровати,
положил голову на ее руку. Она услышала глухие рыдания. – Где
же ты был? – прошептала она. Он поднял голову. – Нас много
таких, – он кивнул в сторону стоявших рядом. – Мы не могли…
раньше. Прости нас. У тебя еще есть внучка. Она далеко. На
другой планете. Она не может быть здесь. Мы уже никогда тебя
не оставим, родная. Молодой человек не мог и представить, как
он был прав.
В ту же ночь женщина умерла.
– Неужели, даже поступая по совести, я принесу людям такое
будущее? Неужели, все, что делает человек, неизменно влечет за
собой зло? – Это так. Но, если человек искренне делает добро и
желает его всем людям, в это мгновение оно остается с ним
навечно. Что-то заставило Леру поднять голову и посмотреть
вверх. – Ты поняла правильно. Да, на этой чаше весов всегда
остается место для него. – Значит, делая добро, я не отвечаю
за последствия? – Отвечаешь. Ведь именно они ведут в ад. Она
обескураженно вздохнула.
Лера стояла с отцом на возвышении, перед крутым обрывом.
Впереди, до самого горизонта, простиралось море. Было еще
темно, но в утренних сумерках влажный морской воздух уже
ласково и весело теребил колосья травы у ее ног. Ах, этот
воздух – с особенным, утренним ароматом. Во всем – в колыхании
травы, в трепетном дрожании листьев на ветках олеандра, в
затаившемся штилем море – чувствовалось приближение утра. –
Смотри, не пропусти первый луч, – сказал отец. – Иначе
получится, зря вставали в такую рань. Лера давно просила
показать ей восход. Она верила в старую легенду о том, что с
первым лучом появляется не только солнце. С этим лучом
начинается новая жизнь. Узкая, стремительная полоска света,
разрезая водную гладь, выплеснулась на берег. Звонкий,
переливистый птичий хор, разом заполнивший висящую дотоле
тишину, радостно возвестил о новой жизни.
КАТАСТРОФА
Негромкий равномерный звон в ушах. Картина теряет очертания.
Солнце и запах моря. «Не упусти это сладостное мгновение!
Удерживая его изо всех сил!» – уже почти кричит она.
Окружающее вновь приобретало прежний вид. Она стояла в центре
правильного круга, точнее, окружности, потому что поверхности
никакой не было, а эта окружность была очерчена стеной
застывшего огня. Непонятно, насколько он далеко от нее.
«Вспышка плазмы», – пришло ей в голову. Полное равнодушие ко
всему. Над головой бездна. Она безразлично посмотрела вниз –
бездна. Свет померк, и Лера медленно провалилась в темноту.
– Кажется, прошла целая вечность. Где я была все это время?
Вокруг та же картина. – Ты в обруче мгновения времени. В самом
его центре. Шаг назад – и ты в прошлом. Шаг вперед – и…
«Неужели отсюда я могу заглянуть в будущее?» – было первое,
что пришло ей в голову. – Ты получила такую возможность.
Каждый, кто делает три таких выбора, которые сделала ты,
получает это. – Но я вмешивалась в события только дважды. –
Верно, но у тебя на руке браслет времени. Это значит, что ты
заслужила такое право уже сейчас, и оно будет действовать еще
на двух ступенях. Если ты, конечно, действительно этого
хочешь. Подумай как следует. «Что же тут думать, – мелькнуло у
нее в голове. – Конечно, хочу». Лера только теперь обратила
внимание на странный, переливающийся всеми цветами радуги
обруч на запястье ее правой руки. Он действительно был похож
на браслет. Обруч представлял из себя прозрачную, очень
широкую, сверкающую золотую ленту, состоящую из звеньев.
«Такие широкие браслеты любят на Востоке», – почему-то
подумала про себя Лера. – Их десять. На каждом звене цифра.
Набором этих цифр определяется год, и ты увидишь его главное
событие. «Это важно, – подумала она, – год имеет значение».
Она не представляла, что хотела получить от этого путешествия,
если его вообще можно было так назвать. Не представляла,
