виду?
- Вы прекрасно меня поняли, сэр.
- Увы, - Адмирал залез во внутренний карман, вытащил оттуда карточки
и протянул их Бруно и Ринфилду. - Если я вам понадоблюсь, позвоните по
этому телефону и попросите Чарльза. Еще раз сожалею, но ваши рассуждения,
Фосетт, верны. Другого объяснения не придумать. Тем не менее, этот секрет
должен быть в наших руках. Надо придумать что-нибудь хитроумное.
- Ничего другого не придумаешь, сэр, вздохнул Фосетт.
- Ничего другого не придумать, - согласился Харпер.
- Ничего другого не придумаешь. Или Бруно или ничего, - кивнул
Адмирал.
Фосетт покачал головой: - Бруно и цирк, или ничего.
- Посмотрим, - Адмирал внимательно взглянул на Ринфилда. - Скажите,
считаете ли вы эту фантастическую идею реальной?
Ринфилд поднял стакан с бренди. Он уже успокоился и его рука больше
не дрожала.
- Честно говоря, нет.
- Я вас понимаю. Могу ли я считать, что вы переменили свою точку
зрения?
- Не знаю. Сейчас я ничего не знаю, - он отвел взгляд в сторону. -
Бруно!
- Я готов, - голос Бруно был ровным, без оттенков драматизма.
- Если я поеду, то поеду один, Пока я не знаю, как я туда попаду, не
знаю пока, что буду делать, когда попаду туда, но поеду.
Ринфилд вздохнул. - Пусть будет так, - улыбнулся он. - Мужчина должен
быть твердым в своих поступках. Новоиспеченный американец пристыдил
американца в пятом поколении.
- Благодарю, мистер Ринфилд, - Адмирал с любопытством взглянул на
Бруно. - Вам тоже спасибо. Скажите мне, что заставляет вас ехать туда?
- Я уже говорил об этом мистеру Фосетту. Ненавижу войну!
Адмирал ушел. Доктор Харпер тоже. Ушли Ринфилд и Бруно, а Пилгрима
унесли: в трехдневный срок он будет похоронен со всеми почестями, но о
причине его смерти никто не узнает. Обычное явление среди тех, кто
занимается разведкой и контрразведкой, и чья карьера неожиданно подходит к
концу. Фосетт мерил тяжелыми шагами комнату, когда зазвонил телефон. Он
мгновенно снял трубку.
Голос в трубке был хриплым и испуганным.
- Фосетт? Фосетт? Это вы, Фосетт?
- Да. А кто это?
- Не могу сказать по телефону. Вы, черт побери, отлично знаете кто, -
голос настолько дрожал, что его невозможно было опознать. - Ради бога,
приезжайте сюда, случилось нечто ужасное!
- Что?
- Приезжайте! - умолял голос. - И, ради Бога, один. Я в своем
кабинете, в цирке.
Телефон замолчал. Фосетт потряс трубку, но без успеха. Он бросил
трубку, вышел из комнаты, запер за собой дверь, добрался на лифте до
подземного гаража и направился к цирку.
Цирковая иллюминация, за исключением подсветки, была погашена - было
уже поздно. Фосетт вылез из машины и направился к зверинцу, где у Ринфилда
был маленький кабинетик. Здесь было достаточно светло. Кругом не было
никаких признаков жизни, что весьма удивило Фосетта, но он тут же
сообразил, что ни один здравомыслящий человек не будет находиться среди
слонов и львов. Не потому, что их трудно заставить слушаться, но и просто
находиться рядом с ними весьма затруднительно. Почти все животные лежали и
спали, и только слоны, спящие или нет, стояли, привязанные за одну ногу,
постоянно раскачивались из стороны в сторону, а в одной большой клетке без
устали метались 13 тигров и без всяких причин рычали.
Он направился к кабинету Ринфилда, но потом в недоумении остановился,
заметив, что в его единственном окне не было света. Фосетт подошел и
толкнул дверь. Она не была заперта.
Он открыл ее и вошел, и свет померк у него в глазах.
3
Не удивительно, что Ринфилд, из-за выпавших на его долю хлопот и
приключений, плохо спал в эту ночь. Наконец, в пять часов он не выдержал и
поднялся. Побрившись и приняв душ, он оделся и на трамвае направился в
свой зверинец. Это было для него обычным явлением. Когда он был чем-то
недоволен или расстроен, он проводил время в цирке, так как любил его и
проводил там больше времени, чем где-либо. Взаимоотношения между ним и
животными все больше и больше налаживались по сравнению с тем, что было
между ним и студентами-экономистами, на обучение которых он потратил
лучшие годы своей жизни. Кроме того, он мог скоротать время с ночным
сторожем Джонни, который, несмотря на разницу в их положении, был его
близким другом и доверенным лицом. Больше ни с кем секретничать Ринфилду
не хотелось.
Но Джонни нигде не было, а ведь он был не из тех, кто спит на работе.
Вначале с легким недоумением, затем с возрастающим беспокойством, он
принялся за тщательные поиски и, наконец, обнаружил его в темном углу.
Джонни был тщательно связан. Во рту его торчал кляп, но он был жив и очень
зол. Ринфилд вытащил кляп, развязал Джонни и помог старику подняться на
дрожащие ноги. Жизнь в цирке научила Джонни массе всяких непечатных
выражений, и он не выбирал эпитетов для излияния своих чувств, когда его
освободил Ринфилд.
- Кто это сделал? - возмутился он.
- Не знаю, босс. Для меня это загадка. Я ничего не видел и ничего не
слышал, - Джонни осторожно потер затылок. - Как будто мешком с песком...
Ринфилд осмотрел его загривок. Там был синяк и кровоподтек, но кожа
была цела. Ринфилд обнял Джонни за подрагивающие плечи.
- Действительно, мешок с песком. Пошли, посидим в кабинете. У меня
там есть кое-что, чтобы привести тебя в чувство, затем сообщим в полицию.
Они уже были на полпути к кабинету, когда плечи Джонни дрогнули и он
прошептал странным голосом:
- Мне кажется, что мы сможем сообщить полиции нечто более важное, чем
удар мешком с песком, босс.
Ринфилд вопросительно посмотрел на него, затем перевел свой взгляд
туда, куда в ужасе уставился Джонни.
В клетке с тиграми лежали страшно изуродованные останки того, что
недавно было человеком. На нем остались жалкие лохмотья, и лишь по
иконостасу нашивок Ринфилд опознал в них то, что осталось от полковника
Фосетта.
Он как зачарованный в ужасе наблюдал за продолжающейся сценой -
цирковые рабочие, артисты, полицейские в форме и детективы в штатском
болтались по зверинцу, чрезвычайно занятые разгадкой происшедшего.
Санитары унесли останки Фосетта, бросив их на носилки. В маленькой
группке, стоявшей отдельно от других, находились Мальтус - дрессировщик
тигров, Бейбацер - укротитель львов, и Бруно - трое вошедших в клетку и
вытащивших куски Фосетта. Ринфилд повернулся к Адмиралу, которому он
позвонил первому, и который с самого прибытия не побеспокоился объяснить
свое присутствие или кто он такой, и никто из полицейских не обратился к
нему за разъяснениями, но это и понятно. Кое-кто из полицейских чинов
приказал: "Не подходите к этому человеку".
- Боже мой, кто мог сделать такую ужасную вещь, сэр? - спросил
Ринфилд.
- Очень сожалею, мистер Ринфилд, - это было нехарактерно для Адмирала
сожалеть о чем-либо. - Извините за все. Извините за Фосетта, одного из
способнейших моих заместителей и чудесного человека. Извините за то, что я
вовлек вас в эту страшную историю. Это такой род рекламы, без которой
обошелся бы любой цирк.
- Черт с ней, с рекламой! Кто, сэр, кто?
- Мне нужно извиниться и за себя, - Адмирал тяжело пожал плечами. -
Кто? Вероятно, тот же самый или те же самые, кто ликвидировал Пилгрима,
если ваши предположения кто они аналогичные моим. Одно можно сказать с
уверенностью, что они - кто бы они ни были - знали, что он придет сюда,
иначе им не нужно было бы заставлять молчать сторожа, который должен
благодарить судьбу, что не оказался в клетке вместе с Фосеттом. Возможно,
это был ложный телефонный звонок. Это мы скоро узнаем. Я это проверю.
- Что проверите?
- Все звонки в нашу резиденцию, за исключением, конечно, специальных,
которые записываются. По счастью, через несколько минут мы получим эту
запись. А пока мне хотелось бы поговорить с теми тремя, которые вытащили
части Фосетта из клетки. Как я понимаю, один из укротитель тигров. Как его
зовут?
- Мальтус. Но... но он вне подозрений.
- В этом я не сомневаюсь, - Адмирал старался быть спокойным. - Вы
думаете, что таинственные убийства могут быть раскрыты, если задавать
вопросы лишь подозрительным лицам? Пожалуйста, приведите его сюда.
Мальтус, темноглазый болгарин с открытым лицом, был глубоко
расстроен. Адмирал мягко обратился к нему со словами:
- Не надо так сильно переживать.
- Это проделали мои тигры, сэр.
- Похоже, они бы сделали то же самое с любым, за исключением вас.
Так?
- Не знаю, сэр. Если человек будет лежать спокойно, то не думаю, - он
заколебался. - Ну... при определенных обстоятельствах могут.
Адмирал спокойно выжидал, и Мальтус продолжил:
- Если их спровоцируют. Или...
- Да?
- Если учуют кровь.
- Вы в этом уверены?
- Конечно, он уверен, - Адмирал, не знающий о чрезвычайной
привязанности Ринфилда к своим людям, был удивлен резкости его тона. - Что
вы думаете, сэр? Мы кормим их кониной и говядиной, а это сырое, пахнущее
кровью мясо. Тигры сразу же рвут его на куски зубами и когтями. Вы
когда-нибудь видели тигров за обедом?
Подумав, Адмирал мысленно представил себе картину гибели Фосетта и
внутренне содрогнулся.
- Нет, не видел, и сомневаюсь, чтобы хотел видеть, - он опять
повернулся к Мальтусу. - Итак, он мог быть живым - в сознании или без -
ведь кровь не течет, если человек мертв и брошен в клетку?
- Вполне возможно, сэр. Но теперь вы не найдете следов от ударов
тяжелым кинжалом.
- Пожалуй, что так. Вы нашли дверь запертой снаружи. А это можно
сделать изнутри?
- Нет. Изнутри можно закрыть ее на засов.
- Это что, достаточно сложное устройство?
Мальтус впервые чуть улыбнулся.
- Только не для укротителя, сэр. Когда я вхожу в клетку, я снаружи
проворачиваю ключ и оставляю его там. Зайдя внутрь, запираю дверь на засов
- не могу рисковать, что дверь распахнется или ее откроет один из тигров.
- Он улыбнулся еще раз и снова не очень весело. - Это может быть полезным
и для меня. Если что-то не ладится, я отодвигаю засов, выскакиваю из
клетки и запираю ее на ключ снаружи.
- Спасибо. Не могли бы вы попросить своего приятеля...
- Генрих Бейбацер, сэр. Укротитель львов.
- Мне бы хотелось поговорить с ним.
Мальтус уныло ушел, а Адмирал произнес:
- По-моему, он очень переживает.
- Еще бы! - вновь резкость тона Ринфилда резала Адмиралу слух. - Он
не только чувствует личную ответственность, но и обеспокоен тем, что его
тигры впервые ощутили вкус человеческого мяса. Как вы понимаете, сам
Мальтус сделан из такого же материала.
- Об этом я не подумал.
Адмирал задал Бейбацеру несколько ничего не значащих вопросов, и
затем пригласил Бруно. Когда тот подошел, Адмирал сказал:
- Собственно, по-настоящему мне были нужны только вы. Двое других
были лишь прикрытием - за нами смотрят как циркачи, так и полиция.
Некоторые полицейские считают, что я очень важный полицейский чиновник,
другие, что я из ФБР. Ну, и оставим им то, что они воображают. Ужасная
история, Бруно, очень ужасная. Она показывает, что бедняга Фосетт был
прав, нас толкают к тому, чтобы мы в отчаянии полезли в Крау. Что касается
меня, то я уже зашел далеко. Но кто знает, кто окажется следующим? Я не
знаю, право, никто не имеет права просить вас продолжать участвовать в
этом страшном деле. Есть предел и патриотизму - у Пилгрима и Фосетта его
было предостаточно, не так ли? Отныне вы свободны от всех обязательств,
