ко всему сквозь моросящий дождь, эффект был потрясающий.
Свидетельством необыкновенной терпимости амстердамских
любителей музыки было то, что они не заманили старого музыканта
в какую-нибудь таверну и не сбросили его шарманку в ближайший
канал. Старик по - прежнему позвякивал банкой на конце трости,
чисто машинально, потому что в этот вечер поблизости не было
никого, даже портье, который, либо был загнан внутрь дождем,
либо любил музыку.
Я свернул в боковую улицу рядом со входом в бар. Никто не
таился в соседних воротах, ни в самом входе в бар, да и я не
ожидал никого там увидеть. Выйдя по маленькой улочке к пожарной
лестнице, я вскарабкался на крышу и отыскал на другой ее
стороне карниз, который находился прямо над моим балконом.
Выглянув через край, я ничего не увидел, но что-то
почувствовал. Сигаретный дым - но не тех сигарет, что
производятся одной из многих почтенных табачных фирм, а других,
- сигарет с марихуаной. Я наклонился еще сильней, так что
едва не потерял равновесия и только тогда кое-что увидал, не
много, но достаточно: два носка ботинок, а также полукруг
горящего кончика сигареты, видимо, зажатой в опускаемой руке.
Осторожно и потихоньку я отодвинулся, встал, вернулся к
пожарной лестнице, спустился на шестой этаж, проник внутрь
через дверь, ведущую с лестницы, запер ее на ключ, неслышно
подошел к двери номера шестьсот шестнадцать и прислушался.
Тихо. Я бесшумно отворил дверь отмычкой, которую прежде
опробовал, и замкнул ее так быстро, как только мог, потому что
сквозняк может развеять дым и это обратит на себя внимание
чуткого курильщика. Разве что наркоманы не отличаются
чуткостью.
Этот не составлял исключения. Как и следовало
предполагать, это был коридорный с моего этажа. Он удобно
устроился в кресле, уперев ступни в порог балкона, и курил
сигарету, зажатую в левой руке, правая свободно лежала на
колене, держа револьвер.
Очень трудно подойти к человеку сзади, даже самый
неслышный шаг не гарантирует удачи, ибо нечто вроде шестого
чувства непременно заставит его оглянуться; однако есть много
наркотиков, притупляющих этот инстинкт, и коридорный курил
именно такой.
Я уже стоял с револьвером, нацеленным в его правое ухо, а
он все еще ни о чем не ведал. Тогда я коснулся его правого
плеча. Он конвульсивно обернулся и вскрикнул от боли, потому
что его правый глаз наткнулся на дуло моего револьвера. Обе его
руки вскинулись к поврежденному глазу, и я отобрал у него
оружие без сопротивления, спрятал в карман, схватил его за
правое плечо и резко толкнул. Коридорный кувыркнулся и тяжело
свалился на спину и затылок, пролежал так с десять секунд,
совершенно оглушенный, после чего приподнялся на руке. Из горла
его вырвался странный свистящий звук, под побледневшими губами
приоткрылись пожелтевшие от табака зубы, ощеренные волчьим
оскалом, а глаза потемнели от ненависти. Особых шансов на
приятельскую болтовню с ним я не видел.
- Круто играем, а? - прошептал он. Наркоманы-большие
любители фильмов ужасов, и жаргон у них соответствующий.
- Круто? - удивился я. - С чего ты взял? Вот попозже
сыграем круто. Если не заговоришь.
Не исключено, что я бывал на тех же фильмах, что и он.
Подняв сигарету, тлеющую на ковре, я с отвращением раздавил ее
в пепельнице. Коридорный двигался с трудом, он встал,
покачиваясь, но я не очень-то доверял ему. Когда он заговорил
опять, ни в лице, ни в голосе не было бешенства. Действительно,
почему бы не разыграть все спокойно: тишина перед бурей, старый
и проверенный сценарий, возможно, нам обоим следовало бросить
ходить в кино и начать - в оперу.
- О чем вы хотите поговорить?-спросил он.
- Сначала о том, что ты делаешь в моей комнате. И кто
тебя сюда послал. Он лениво улыбнулся:
- Закон уже пробовал заставить меня говорить. Я знаю
закон. Вы не можете меня заставить. У меня свои права. Так
гласит закон.
- Закон о стался там, за дверьми. По эту сторону двери мы
оба-за чертой закона. Ты знаешь об этом. В одном из самых
больших цивилизованных городов мира мы оба живем в наших
собственных маленьких джунглях. Но и в них тоже есть какой-то
закон. Вернее-право. Убить или быть убитым.
Возможно, с моей стороны было ошибкой подсунуть ему такую
мысль. Внезапно он низко пригнулся, уклоняясь от дула моего
револьвера, но не достаточно низко, чтобы его подбородок
оказался ниже моего колена. Колено заболело довольно сильно, из
чего следует, что удар должен был его опрокинуть, но он твердо
держался на ногах, схватил меня за другую ногу и мы оба
свалились. Револьвер вылетел из моей руки, и некоторое время мы
каталтсь по полу, энергично обрабатывая друг друга. Он был
сильным парнем, но ситуация оказалась для него вдвойне
невыгодной: постоянное курение марихуаны притупило ловкость, и
хотя он обладал высоко развитым инстинктом рукопашной схватки,
все же никогда не учился ей основательно. Через минуту мы были
опять на ногах, а моя левая рука завела его правое запястье
вверх, куда-то между лопаток.
Я повел ее еще выше, и он страдальчески дернулся, что,
вероятно, не было притворством, потому, что в его плече что-то
странно хрустнуло, но уверенности у меня все еще не было, так
что пришлось еще немножко выкрутить руку, устраняя все
сомнения. После этого я вытолкнул его перед собою на балкон и
перегнул через перила, так что его ступни оторвались от пола,
он тут же вцепился в перила левой рукой, как если бы от этого
зависела его жизнь, что впрочем, соответствовало
действительности. -Ты клиент или продавец? -спросил я.
Он буркнул какую-то гнусность по-голландски, но я знаю
этот язык, включая и те выражения, которых знать не обязан. Я
заткнул ему рот рукой, потому что возглас, который он должен
был теперь издать, могли расслышать даже в уличном шуме, а
мне не хотелось без надобности беспокоить мирных граждан
Амстердама. Потом я уменьшил нажим и убрал ладонь.
- Ну?
- Продавец, - его голос скорее походил на хриплое
рыдание. - Сбываю это.
- Кто тебя прислал?
- Нет! Нет! Нет!
- Как хочешь. Когда соберут с тротуара то, что от тебя
останется, решат, что ты был еще одним курильщиком гашиша,
который перебрал и выбросился попутешествовать в небе.
- Это убийство! - Он все еще стонал, но голос его был уже
только хриплым шепотом, возможна, от высоты у него кружилась
голова. - Вы этого не сделаете...
- Нет? Ваши люди сегодня после полудня убили моего
друга. Ангельское терпение - это не для меня. Семьдесят
футов - долгое падение и никаких признаков насилия. Разве
что у тебя будут переломаны все кости. Семьдесят футов. Смотри!
Я перегнул его чуть ниже через перила, чтобы лучше видел,
и вынужден был уже обеими руками втаскивать обратно.
- Будешь говорить?
Что-то забулькало у него в горле, поэтому я стащил его с
перил и толкнул в комнату.
- Кто тебя натравил на меня?
Я уже говорил, что парень он был твердый, но оказался
куда тверже, чем я себе представлял. Страх и боль должны были
оглушить его, и я не сомневался, что так и было, но это не
удержало его от резкого рывка вправо, благодаря чему он
вырвался из моих рук. Произошло это так неожиданно, что застало
меня врасплох. Он снова бросился на меня, нож, вдруг
появившийся в его левой руке, поднялся, бешеным жалом метя в
точку чуть пониже моей груди. В нормальных условиях он,
вероятно, прекрасно выполнил бы задуманное, но условия не были
нормальными: у него уже не было ни чувства времени, ни реакции.
Я перехватил и стиснул запястье руки с ножом, бросился
навзничь, подставив под него прямую ногу и одновременно рванул
его руку вниз, и перекинул его через себя. Грохот его падения
сотряс не только мой номер, но, верно, и несколько соседних.
Обернувшись, я тут же вскочил на ноги, но уже не было
нужды торопиться. Он лежал с головой, закинутой на балконный
порог. Я приподнял его за лацканы пиджака, и голова откинулась
так, что почти коснулась лопаток. Я опустил его обратно на пол.
Мне было жаль, что он мертв, потому что он унес с собой
информацию, которая могла быть для. меня бесценной, но это была
единственная причина моего сожаления.
Потом я обыскал его карманы, они содержали много
любопытных предметов, но только два из них представляли для
меня интерес: коробочка, до половины наполненная ручной работы
сигаретами с марихуаной, и несколько клочков бумаги. На одном
из них-отпечатанные на машинке буквы и цифры ММО 144, на другом
два числа: 910020 и 2789. Мне это ровным счетом ничего не
говорило, но, здраво рассудив, что коридорный не стал бы носить
их при себе, если это не имело для него какого-то значения, я
сунул бумажки в безопасное место, обеспеченное мне услужливым
портным - маленький кармашек, пришитый к изнанке правой
штанины, на каких-нибудь шесть дюймов выше щиколотки.
Уничтожив следы борьбы, я взял револьвер покойника, вышел
на балкон, перегнулся спиной через перила и швырнул оружие
вверх и влево. Оно перелетело через карниз и бесшумно упало на
крышу примерно двадцатью футами дальше. Я вернулся в комнату,
выкинул сигаретный окурок в унитаз и спустил воду, вымыл
пепельницу и поотворял все окна и двери, чтобы дурманящий запах
выветрился как можно скорей. Затем поволок труп в маленькую
прихожую и приоткрыл дверь. Коридор был пуст. Я прислушался
внимательно, но не услышал ничего никаких приближающихся
шагов. Подошел к лифту, нажал кнопку, подождал, пока он
подъехал, открыл дверцы, пристроил спичечный коробок, чтобы они
не захлопнулись и не замкнули контакта, после чего поспешил
обратно в комнату, доволок труп до лифта, открыл дверцы, без
церемонии впихнул его в кабину, вынул коробок и позволил дверям
захлопнуться. Лифт остался на месте, очевидно никто его в этот
момент не вызывал.
Заперев отмычкой дверь своего номера, я вернулся на
пожарную лестницу, которая уже успела стать моим верным и
испытанным другом. Спуск мой на улицу прошел незамеченным, как
и путь вокруг отеля к парадным дверям. Старик с шарманкой
исполнял теперь Верди, который на этом инструменте выходил тоже
отвратительно. Шарманщик стоял спиной ко мне, и я бросил
гульден в его банку. Он обернулся, чтобы поблагодарить, губы
его-уже раздвинулись в беззубой улыбке, но тут он увидел, кто
перед ним, и челюсть его на миг отвалилась. Он пребывал у
самого подножья лестницы, и никто не дал себе труда
проинформировать его о том, что делает Шерман. Я мило улыбнулся
ему и вошел в отель.
За конторкой спиной ко мне стояли несколько служащих в
ливреях, и с ними портье. Я громко потребовал:
- Прошу шестьсот шестнадцатый.
Портье резко обернулся с высоко, но недостаточно высоко
вскинутыми бровями. А потом одарил меня своей сердечной
крокодиловой улыбкой:
- Господин Шерман! Я не знал, что вы были в городе.
- Ну да. Прогулка для здоровья перед ужином. Знаете, это
такая старая английская традиция.
- Конечно, конечно,-теперь он улыбнулся лукаво, как будто
находил что-то чуть игривое в этой старой английской традиции,
после чего позволил себе заменить улыбку миной, выражавшей
легкое удивление. Фальшив он был на редкость. - Не припомню,
чтобы видел вас выходящим.
- Ну что ж, - рассудительно откликнулся я, - невозможно
ведь требовать, чтобы вы все время занимались всеми своими
гостями, не правда ли?
Я ему вернул его фальшивую улыбку, забрал ключ и двинулся
