абсолютным. Судя по переменам в его лице, каждая из которых
выражала новую степень подавленности, а также по тому, что он
то сплетал, то расплетал пальцы, передо мной явно был человек,
занятый другими, более важными проблемами, и, не в последнюю
очередь - той, сколько сочувствия и понимания может он ожидать
от своих хозяев.
Человек в сером вышел на Дам. Дам, главная площадь
Амстердама, полна исторических памятников, таких, как
королевский дворец и Новый Собор, который так стар, что его
надо все время подпирать, чтобы не рухнул, но в этот вечер
серый человек не удостоил их даже взглядом.
Он свернул в сторону доков, вдоль канала Одезейдс
Ворбургваль, затем углубился в лабиринт улочек, которые, вели
все дальше в квартал торговых складов, одну из
достопримечательностей Амстердама, отсутствующих на туристских
схемах. Лучшего объекта слежки мне никогда не попадалось; он не
глядел ни направо, ни налево, ни тем более назад. Я мог бы
ехать на слоне в десяти шагах, а он бы даже не заметил этого.
Приостановившись на углу, я смотрел, как он шел узкой,
плохо освещенной и особенно неказистой улицей, по обе стороны
которой тянулись магазины, высокие пятиэтажные дома, двускатные
крыши которых едва не смыкались с теми, что были напротив,
невольно навевая клаустрофобию, мрачные опасения и какие-то
зловещие предчувствия, которые совсем не доставляли мне
удовольствия.
Из того, что серый человек пустился теперь тяжелым бегом,
можно было понять, что он близок к цели своего путешествия. Так
и оказалось. Посреди улицы он взбежал на забранное перилами
крыльцо, достал ключ, отворил дверь и исчез внутри одного из
промтоварных магазинов. Я пошел дальше неторопливо, но не осо-
бенно медленно и мельком глянул на вывеску над дверью магазина.
На ней виднелась надпись: "Моргенштерн и Муггенталер". Никогда
не слышал об этой фирме, однако такие имена уже не забудешь. Не
замедляя шага, я пошел дальше. Надо признать, этот номер отеля
не был необычайным, впрочем, и сам отель не был чем-то
выдающимся. Его маленький обшарпанный и облезлый фасад отнюдь
не привлекал взгляда и точно такой, же была комната. Неказистая
мебель - узкая кровать и раскладное кресло были тяжко
обременены годами, судя по всему, их лучшие времена давно
миновали, если у них вообще когда-нибудь были таковые. Ковер
потерт, но несравненно меньше, чем портьеры и покрывало на
кровати. Соседствующая с комнатой ванная - не больше телефонной
будки. Однако от полного краха спасали эту комнату два за все
вознаграждающие элемента, которые даже самой мрачной тюремной
камере придали бы некоторую привлекательность. Мэгги и Белинда,
сидящие рядом на краю кровати, посмотрели на меня без
энтузиазма, когда я уныло опустился в кресло.
- Попугайчики-неразлучники, - произнес я. - Одни в
развращенном Амстердаме. Все в порядке?
- Нет, - в голосе Белинды слышалась нотка решимости.
- Нет? - я изобразил удивление.
- Ну, посмотрите сами на это, - она обвела комнату
жестом. Я посмотрел.
- И что же?
- Вы бы могли тут жить?
- Ну, откровенно говоря, нет. Однако отели высшего
разряда, -для тех, кто занимает руководящее положение,
например, для меня. Для двух скромных машинисток эта квартирка
вполне подходяща. А двум молодым девушкам, не являющимся
машинистками, за которых себя выдают, это обеспечивает такую
полную анонимность, какую только можно пожелать...- Я прервал
тираду. - По крайней мере, есть у меня такая надежда. Допускаю,
что пока вас никто не подозревает. Узнали кого-нибудь в
самолете?
- Нет,-ответили обе одновременно, одинаково покачав
головой.
- А на Схипхоле?
- Нет.
- Кто-нибудь особенно интересовался вами в аэропорту?
- Нет.
- Эта комната прослушивается?
- Нет.
- Вы были в городе?
- Да.
- За вами следили?
- Нет.
- В ваше отсутствие номер не обыскивали?
- Нет.
- Ты выглядишь веселой, Белинда. - Нельзя сказать, чтобы
она смеялась, но испытывала мелкие трудности с лицевыми
мышцами. - Ну, говори. Я тоже хочу повеселиться.
- Ну что ж... - Внезапно она вроде передумала, возможно,
вспомнив, что очень мало меня знает.- Ничего, ничего. Извините.
- За что ты извиняешься, Белинда? - Мой отеческий и
благожелательный тон привел к тому, что она беспокойно
завертелась.
- Ну, все эти таинственные меры предосторожности для
двух таких девушек, как мы. Не вижу надобности...
- Успокойся, Белинда! - это сказала Мэгги, всегда
моментально встающая на защиту шефа, бог знает почему. У меня
были свои профессиональные успехи, составляющие довольно
внушительный список, но список этот бледнел и терял всякое
значение в сравнении с множеством промахов, так что лучше было
о нем не вспоминать. - Майор Шерман всегда знает, что делает, -
добавила Мэгги строго.
- Майор Шерман, - произнес я искренне, - отдал бы все
свои коренные зубы, чтобы в это поверить, - я задумчиво
поглядел на обеих девушек. - Не собираюсь менять тему, но как
насчет капельки сочувствия к искалеченному хозяину и владыке?
- Мы знаем свое место, - скромно откликнулась Мэгги. Она
встала, осмотрела мой лоб и снова села. - Знаете, это, пожалуй,
слишком маленький кусочек пластыря для такого обильного
кровотечения.
- Правящие классы легко истекают кровью. Это, говорят,
связано с тонкостью кожи. Слышали, что случилось? Мэгги
кивнула:
- Это ужасное убийство... Мы слышали, что вы пытались...
- Вмешаться. Пытался, как ты справедливо заметила.- Я
взглянул на Белинду. - Это должно было произвести на тебя
сильное впечатление. Первый выезд с новым шефом, и вот шеф
получает по голове, едва ступив на землю в чужой стране. Она
невольно взглянула на Мэгги и покраснела - правда, платиновые
блондинки краснеют очень легко, и ответила как бы защищая и
оправдывая:
- Ну что ж, он был слишком быстр для вас.
- Действительно, - произнес я. - А также и для Джимми
Дуклоса.
- Джимми Дуклоса?-они едва не лишились дара речи.
- Так звали убитого. Один из лучших наших агентов и мой
давний друг. У него была срочная и, полагаю, очень важная
информация, которую он хотел передать мне в аэропорту. А я был
единственным человеком в Англии, который знал, что он туда
придет. Но тут, в Амстердаме, кто-то об этом узнал. Моя встреча
с Дуклосом организовывалась по двум совершенно закрытым для
посторонних каналам, но некто не только узнал, что я приезжаю,
он точно знал и номер рейса, и час, а потому был
заблаговременно на месте, чтобы добраться до Дуклоса прежде,
чем он доберется до меня. Ты согласна, Белинда, что я вовсе не
сменил тему? Теперь ты понимаешь, что коль скоро было столько
известно обо мне и одном из моих сотрудников, то этот же
некто может быть ничуть не хуже осведомлен и о некоторых
других.
Мгновение мы глядели друг на друга, и Белинда спросила:
- Дуклос был одним из нас?
- Ты плохо слышишь? - откликнулся я раздраженно. - То
есть мы... это значит, Мэгги и я...
- Именно.
Они сумели принять заключенную в этом слове угрозу
собственной жизни довольно спокойно, но, впрочем, они и были
обучены для выполнения некоего задания и находились здесь
затем, чтобы его выполнить, а не падать в обморок.
- Мне жаль вашего друга,-сказала Мэгги. Я кивнул.
- А я сожалею, что глупо себя вела,- Белинда говорила
действительно сокрушенно и искренно, но это не могло длиться
долго. Не того она типа. Она смотрела своими удивительными
зелеными глазами под темными бровями и медленно произнесла:
- Они покушаются на вас, да?
- Добрая девочка,- ответил я удовлетворенно, - печалится
о своем шефе. Ну, если нет. то в таком случае добрая половина
персонала в Рембрандте не спускает глаз не с того, с кого надо.
Даже боковые выходы под наблюдением: ангел-хранитель
сопровождал меня сегодня вечером.
- Наверно, ему недолго пришлось идти за вами, -
безграничная вера Мэгги решительно начинала меня смущать.
- Он был слишком бездарен и бросался в глаза. Как и
другие в этом городе. Люди, действующие на периферии
государства наркоманов, нередко такими и бывают. С другой
стороны, они могли умышленно стараться спровоцировать реакцию.
Если замысел таков, успех его несомненен.
- Провокация? - Голос Мэгги был печален, Мэгги меня
знала.
- Постоянная. Можно влезть, вбежать или наткнуться на что
угодно. С закрытыми глазами.
- Мне это не представляется самым мудрым или научным
методом ведения следствия, - промолвила Белинда с сомнением. Ее
раскаяние быстро рассеивалось.
- Джимми Дуклос был умен. Самый умный, кто у нас был. И
действовал по науке. Сейчас он в городском морге. Белинда
поглядела на меня удивленно:
- И вы тоже хотите положить голову на топор?
- Под топор, моя дорогая, - поправила ее Мэгги
рассудительно. - И не говори своему новому шефу, что он должен
делать, а чего нет. Однако сердца в эти слова она не вложила -
в глазах стояла тревога.
- Это самоубийство,-упиралась Белинда.
- Да? Переход на другую сторону улицы в Амстердаме тоже
самоубийство, во всяком случае, выглядит очень похоже. А делают
это в день десятки тысяч людей. Я не сказал им, что имею
основания полагать, что моя безвременная гибель не первая в
списке у этих мерзавцев, - не потому что хотел усилить свой
героический образ, просто это привело бы лишь к дальнейшим
объяснениям, а пускаться в них уже не было никакой охоты.
- Вы не привезли бы нас сюда без необходимости, - сказала
Мэгги.
- Так оно и есть. Но пока что за мной ходят по пятам. Вы
не показывайтесь. Сегодня вы свободны. Завтра тоже, я только
хочу, чобы Белинда выбралась со мной вечерком на прогулку. А
потом, если обе будете хорошо себя вести, возьму вас с собой в
неприличный ночной ресторан.
- Приехать из Парижа, чтобы отправиться в неприличный
ночной кабак? - Белинда снова развеселилась. - Зачем?
- Я скажу вам. Скажу вам такие вещи о ночных ресторанах,
каких вы не знаете. Скажу, зачем мы здесь. В сущности, -
добавил я откровенно, - скажу вам все. - Под "всем" я
подразумевал то, что, по-моему, им следовало знать, а вовсе не
все, что можно было бы рассказать; разница тут довольно
существенная. Белинда смотрела на меня с надеждой, а Мэгги с
чуть усталым, ласковым скепсисом. Но Мэгги меня знала.
- Прежде всего дайте мне виски.
- У нас нет виски, майор, - в Мэгги иногда проглядывало
что-то очень пуританское.
- Ты не имеешь понятия даже об основных принципах
разведки. Придется почитать соответствующие книжки, - я кивнул
Белинде. - Телефон. Закажи. Ведь даже правящие классы иногда
нуждаются в разрядке.
Белинда встала, пригладила свое темное платье, глянула на
меня с каким-то странным холодком и сказала медленно:
- Когда вы говорили о своем друге в морге, я
приглядывалась, и по вас ничего не было заметно. Он по-прежнему
там, а вы сейчас - как это говорится? - беззаботны. Вы
говорите, разрядиться. Как вам это удается?
- Практика. Да, и сифон содовой...
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Это был вечер классической музыки перед отелем
"Рембрандт". Пятая Бетховена лилась из шарманки в таком
исполнении, что старый композитор пал бы на колени, вознося
небу благодарность за свою почти полную глухоту. Даже с
расстояния в пятьдесят ярдов, откуда я осторожно присматривался
