в сторону!
- Но вы не знаете, как обращаться с этим снаряжением...
- Не знаю - так научусь! Что тут сложного? - сурово бросил Джолли и, не
дождавшись ответа, вышел.
Свенсон перевел взгляд на меня. На нем были защитные очки, но они не
могли скрыть его озабоченности. В его голосе прозвучала необычная для него
нерешительность.
- Как вы считаете...
- Ну, конечно, Джолли прав. У вас нет выбора. Если бы Бенсон был
здоров, вы бы отправили его туда, не задумываясь. Кроме того, Джолли
чертовски хороший врач.
- Вы не были там внизу, Карпентер. Это настоящие железные джунгли. Там
перебинтовать сломанный палец -и то не хватит места...
- Скорее всего, доктор Джолли и не будет там ничего перевязывать или
фиксировать. Он просто сделает Рингману укол, тот отключится, и его можно
будет спокойно перенести сюда.
Свенсон кивнул, поджал губы и отправился к ледовому эхолоту. Я спросил
у Хансена:
- Ну, что, плохи наши дела?
- Да, дружище. Но я бы выразился иначе: дела хуже некуда. Вообще-то,
воздуха нам хватило бы на шестнадцать часов. Но сейчас почти половина этого
запаса отсюда до самой кормы практически непригодна для дыхания. Остатка нам
хватит на несколько часов. Шкиперу приходится вести бой сразу на трех
фронтах. Если он не включит систему воздухоочистки, то работающие в
механическом отсеке люди ни черта не смогут сделать. Видимость почти
нулевая, да еще дыхательные аппараты - парни действуют практически вслепую,
почти точно так же, как под водой. Но если он включит воздухоочиститель, то
в машинное отделение пойдет кислород, и огонь вспыхнет с новой силой. Кроме
того, уменьшится запас энергии, которая нужна для запуска реактора.
- Все это весьма утешительно, - откликнулся я. - А сколько времени вам
потребуется, чтобы запустить реактор?
- Не меньше часа. Это после того, как пожар будет потушен и все будет
досконально проверено. Не меньше часа.
- Свенсон сказал, что на тушение пожара уйдет три или даже четыре часа.
Ну, возьмем пять. Это очень много. Почему он не потратит немного энергии,
чтобы поискать полынью?
- Слишком большой риск. Я согласен со шкипером. Не стоит искать лишних
приключений на свою голову.
В центральный пост, кашляя и отплевываясь, вернулся Джолли с
медицинской сумкой и стал надевать защитное снаряжение. Хансен показал ему,
как управляться с дыхательным аппаратом. Джолли, кажется, все усвоил. В
сопровождающие ему был выделен Браун, тот самый матрос, что привел в
центральный пост лейтенанта Картрайта. Джолли даже не представлял себе, где
находится трап, ведущий из верхнего этажа машинного отделения в механический
отсек.
- Действуйте как можно быстрее, - предупредил Свенсон. - Не забывайте,
Джолли, вы не имеете практики в таких делах. Жду вас обратно через десять
минут.
Они возвратились ровно через четыре минуты. Но не принесли потерявшего
сознание Рингмана. Без сознания оказался сам доктор Джолли, Браун приволок
его обратно в центральный пост.
- Не могу толком сказать, что случилось, - отдуваясь, доложил Браун.
Его трясло от перенапряжения: Джолли весил больше него фунтов на тридцать. -
Мы только-только зашли в машинное отделение и закрыли дверь, я показывал
дорогу. И тут вдруг доктор Джолли упал прямо на меня - я так думаю, он обо
что-то споткнулся. Сшиб меня с ног. Когда я поднялся, он лежал на палубе и
не двигался. Я направил на него луч фонарика - а он весь холодный. И маска
порвана. Я его в охапку и сюда...
- Вот что я вам скажу, - задумчиво произнес Хансен - Для медиков на
"Дельфине" наступили тяжелые времена... - Он угрюмо проследил, как
безжизненное тело доктора Джолли тащат к кормовой двери, где воздух был
относительно чище. - Теперь все три наших лекаря вышли из строя. Очень
кстати, не так ли, шкипер?
Свенсон промолчал. Я обратился к нему:
- Этот укол Рингману - вы-то сами знаете, что давать, как и куда?
- Нет.
- А кто-нибудь из экипажа?
- Что толку об этом говорить, доктор Карпентер? Я открыл медицинскую
сумку, принесенную Джолли, пошарил среди бутылочек и флакончиков, нашел, что
надо, продезинфицировал шприц и сделал себе укол в левую руку, чуть выше
повязки.
- Обезболивающее, -пояснил я. - Рука болит, а мне сейчас понадобятся
все пальцы... - Я бросил взгляд на Ролингса, который уже пришел в себя,
насколько это было возможно в такой зараженной атмосфере. - Как вы себя
чувствуете?
- Чуток передохнул. - Он встал и поднял свое дыхательное снаряжение. -
Не паникуйте, док. Имея рядышком торпедиста первого класса Ролингса...
- В кормовом отсеке у нас полно свежих людей, доктор Карпентер,
возьмите их - остановил его Свенсон.
- Нет, Ролингс. Это для его же пользы. Может, он отхватит за нынешнюю
работенку сразу две медали.
Ролингс ухмыльнулся и натянул на голову маску Через две минуты мы уже
находились в двигательном отсеке.
Здесь было невыносимо жарко, и видимость, даже с фонарем, не превышала
восемнадцати дюймов, но в остальном дела обстояли не так уж и плохо.
Дыхательный аппарат действовал отлично, и я чувствовал себя вполне
нормально. Разумеется пока.
Ролингс схватил меня за локоть и подвел к трапу, ведущему в
механический отсек. Я услышал пронзительное шипение огнетушителей и
огляделся, чтобы определить, откуда оно доносится. Как жаль, подумалось мне,
что в средние века не существовало подводных лодок: открывшееся передо мною
зрелище наверняка вдохновило бы Данте написать еще одну главу своего "Ада".
Над огромной турбиной по правому борту покачивались два мощных прожектора,
чьи лучи едва пробивались сквозь густой дым, испускаемый обугленной, но все
еще тлеющей теплоизоляцией. Вот кусок изоляции покрылся толстым слоем белой
пены: подаваемая под давлением углекислота немедленно замораживает все, с
чем соприкасается. Матрос с огнетушителем отступил назад, а трое других тут
же заняли его место и принялись в клубящейся полутьме кромсать и отдирать
испорченную обшивку. Но едва какой- то пласт отвалился, как нижний слой тут
же вспыхнул, пламя поднялось выше роста человека, и одетые в защитное
снаряжение фигуры отшатнулись прочь, как от сатаны, готового превратить их в
пылающие факелы. И снова вперед выступил человек с огнетушителем, снова
нажал на рычажок, снова ударила струя углекислоты, снова пламя дрогнуло,
рассыпалось искрами и погасло, задушенное коричневато-белым пузырящимся
покрывалом... Эта процедура повторялась опять и опять. Заученные движения ее
участников, клубы дыма, яркий свет прожекторов, сыплющиеся вокруг искры -
все это напоминало таинственные обряды давно сгинувших зловещих культур, где
жрецы совершали кровавые жертвоприношения у огненного языческого алтаря.
Мне стало ясно, что Свенсон прав: при такой изматывающей, но вынужденно
неторопливой работе пожарников сбить огонь за четыре часа было бы
великолепным достижением. Только вот какой воздух будет на "Дельфине" к тому
времени?.. Я постарался отогнать от себя эту мысль.
Человек с огнетушителем, это был Рейберн, заметил нас, оторвался от
дела и провел меня сквозь переплетение труб и конденсоров туда, где свалился
Рингман. Он лежал на спине, не двигаясь, но был в сознании: под защитными
очками я заметил, как мечутся его зрачки. Я наклонился к нему, прижался
маской к его маске.
- Нога? - крикнул я. Он кивнул.
- Левая?
Он снова кивнул, потом осторожно потрогал больное место чуть выше
колена. Я открыл медицинскую сумку, достал ножницы и вырезал ему дырку на
рукаве. Теперь шприц - и через две минуты Рингман уже спал. С помощью
Ролингса я наложил шины и кое-как перевязал больному ногу. Двое из пожарной
команды помогли нам поднять его по трапу, а там уже мы сами с Ролингсом
потащили его по коридору над реакторным отсеком. Вот теперь я ощутил, что
дышать мне нечем, ноги подкашиваются, а тело обливается потом.
Едва очутившись в центральном посту, я стащил защитную маску и принялся
неудержимо кашлять и чихать, из глаз ручьем потекли слезы. За те несколько
минут, что мы отсутствовали, воздух здесь страшно ухудшился.
Свенсон обратился ко мне:
- Спасибо, доктор. Как там дела?
- Очень плохо. Терпеть можно, но с трудом, Я думаю, десяти минут для
смены пожарников больше чем достаточно.
- Пожарников у меня полно. Пусть будет десять минут.
Пара коренастых матросов отнесла Рингмана в медпункт. Ролингсу было
приказано отправляться отдыхать в сравнительно чистой атмосфере матросской
столовой в носовой части корабля, но он предпочел задержаться в медпункте.
Взглянув на мою перевязанную руку, заметил:
- Три руки лучше, чем одна, даже если две из них принадлежат Ролингсу.
Бенсон метался по койке, что-то временами бормотал, но по- прежнему
находился без сознания. Капитан Фолсом спал, причем очень глубоко, это меня
удивило, но Ролингс пояснил, что в медпункте нет аварийной сигнализации, а
дверь звуконепроницаемая.
Мы устроили Рингмана на операционном столе, и Ролингс большими
хирургическими ножницами разрезал ему левую штанину. Дело обстояло не так уж
и плохо: треснула большая берцовая кость, ничего сложного. С помощью
Ролингса мне удалось наложить фиксирующую повязку. Я даже не пытался
поместить ногу больного в вытяжку, пусть это лучше сделает Джолли, когда
придет в себя, у него обе руки в порядке.
Мы как раз закончили дело, когда зазвонил телефон. Ролингс быстро
поднял трубку, чтобы не разбудить Фолсома, коротко переговорил.
- Центральный пост, - сообщил он. По его окаменевшему лицу я понял, что
новость, которую он собирается мне сообщить, не принесет радости. - Это вам
передали. Насчет Болтона, того больного в дозиметрической лаборатории,
которого перенесли вчера со станции "Зебра". Так вот, он умер. Около двух
минут назад... - Он сокрушенно покачал головой. - О Господи, еще одна
смерть!..
- Нет, - уточнил я. - Еще одно убийство.
Глава 11
"Дельфин" превратился в ледяную гробницу. В полседьмого утра, через
четыре с половиной часа после начала пожара, на корабле был только один
мертвец - Болтон. Но глядя воспаленными, затуманенными глазами на сидящих и
лежащих по всему центральному посту людей - стоять уже никто не мог. я
понимал, что через час, самое большее через два у Болтона появятся
последователи. Если условия не изменятся, то не позднее десяти часов
"Дельфин" станет огромным могильником, не сохранившим даже искорки жизни.
Как корабль, "Дельфин" был уже мертв. Ритмичный рокот мощных
двигателей, низкое гудение воздухоочистки, характерный шорох сонаров,
перестук в радиорубке, тихое шипение воздуха, веселые мелодии музыкального
автомата, жужжание вентиляторов, лязг и стук посуды на камбузе, человеческие
шаги и разговоры - все эти звуки живого корабля умерли, казалось бы,
навсегда. Звуки умерли, сердце корабля умолкло, но на смену этому пришла не
тишина, а то, что хуже тишины, то, что свидетельствовало не о жизни, а о
медленном умирании: частое, хриплое, торопливое дыхание страдающих людей,
жадно сражающихся за каждый глоток воздуха, за свою дальнейшую жизнь.
Борьба за воздух. Вот ведь в чем ирония: в гигантских цистернах таился
еще огромный запас кислорода. На борту имелись и дыхательные аппараты,
аналогичные нашим британским, которые подают азотно-кислородную смесь прямо
из цистерн, -но их оказалось слишком мало, и каждому члену экипажа
разрешалось по очереди всласть подышать только две минуты. А все остальное
