- осторожно поинтересовался Свенсон. - Этим ножом?
- Третьего человека, но первую жертву, - кивнул я. - Отломанный кусок
лезвия, должно быть, сидит у кого-то в груди. Но я не собираюсь его искать:
это, в общем-то, бесполезно, да и времени отняло бы много.
- Пожалуй, я готов согласиться с Хансеном, - медленно произнес Свенсон.
- Конечно, диверсию на лодке так не объяснишь - но, Господи, разве это не
похоже на действия маньяка? Все эти... Все эти бессмысленные убийства...
- То, что это убийства, - верно, - согласился я. - А вот
бессмысленные... С точки зрения убийцы - нет. Только не спрашивайте меня, я
не знаю, что он думал... или думает. Я знаю - и вы знаете, - почему он стал
стрелять, а вот зачем он убил всех этих людей, мы пока не знаем.
Свенсон покачал головой, потом сказал:
- Давайте вернемся в жилой домик. Я позвоню, чтобы установили дежурство
у этих больных. И потом, не знаю, как вы, а я промерз до костей. К тому же
вы, по-моему, совсем не спали в эту ночь.
- Я пока что покараулю больных, - сказал я. - Хотя бы часок. Мне надо
подумать. Хорошенько подумать.
- Не слишком-то далеко вы продвинулись, верно?
- В том-то и вся закавыка...
Я согласился со Свенсоном, что не слишком далеко продвинулся, но точнее
было бы сказать, что я вообще не продвинулся ни на шаг. Именно поэтому я не
стал терять время на раздумья. Вместо этого взял фонарь и снова отправился в
лабораторию, где лежали обгоревшие трупы. Я замерз и устал, я был совершенно
один, темнота становилась все гуще, и я сам толком не представлял, зачем
туда направляюсь, тем более что любой человек в здравом уме и твердой памяти
постарался бы держаться подальше от этого ужасающего пристанища смерти. Но
именно поэтому я туда и пошел: не потому, что лишился рассудка, а потому,
что как раз туда никто добровольно не пошел бы, для этого нужна была очень
важная причина - скажем, желание взять какую-то необходимую вещь, которую он
там припрятал в полной уверенности, что все остальные будут избегать этого
места, как чумного барака. Все это звучит слишком сложно, даже для меня. И к
тому же я очень устал. Поэтому я просто сделал в памяти зарубку: вернувшись
на "Дельфин", разузнать, кто предложил собрать все трупы именно там, в одном
месте.
На стенах лаборатории висело множество полок и шкафчиков с бутылочками
и баночками, ретортами и колбами, где хранились различные химикалии, но меня
все это не интересовало. Я направился в тот угол, где кучей лежали трупы,
провел лучом фонаря вдоль стены и сразу обнаружил то, что искал: одна из
половиц чуть возвышалась над остальными. Два куска обгорелого мяса, бывшие
когда-то людьми, лежали как раз на этой половице. Делать нечего, пришлось
скрепя сердце отодвинуть их в сторону, после чего доска свободно
приподнялась.
Выглядело это так, будто кто-то собирался организовать здесь бакалейную
лавку. Между полом и основанием домика оставался промежуток в шесть дюймов,
и весь он был забит аккуратно уложенными консервными банками: супы, мясо,
фрукты, овощи, словом, разнообразный рацион с достаточным набором белков и
витаминов. Здесь хранился даже небольшой примус и пара галлонов керосина,
чтобы можно было разогреть банки. И тут же тускло поблескивали уложенные
двумя ровными рядами элементы "Найф" - штук сорок, не меньше.
Я приладил половицу на место, вышел из лаборатории и направился обратно
в метеодомик. Больше часа я провозился здесь, отсоединяя задние стенки
стендов и перебирая все их содержимое, но не сумел найти ровным счетом
ничего. Вернее сказать, не нашел того, что хотел. Но кое-что весьма
примечательное все-таки обнаружил: небольшую выкрашенную в зеленый цвет
металлическую коробочку размером шесть на четыре и на два дюйма с круглой
ручкой, являющейся одновременно выключателем и регулятором громкости, и
двумя застекленными "глазками", не имевшими ни цифр, ни отметок. Сбоку на
коробке виднелось отверстие для штеккера.
Я повернул выключатель, и один из "глазков" загорелся, там появились
зеленые лепестки. Другой оставался темным. Я повертел регулятор громкости,
но ничего не произошло. Чтобы оба "глазка" начали действовать, нужен был,
очевидно, радиосигнал. Отверстие сбоку, по всей видимости, предназначалось
для наушников. Мало кто догадался бы, что представляет собой это
приспособление, но я уже однажды видел такую штуку: это был транзисторный
радиопеленгатор, с помощью которого американцы отыскивают спускаемые капсулы
своих упавших в море спутников.
Для чего могли применяться такие приборы на полярной станции? Я
рассказал Свенсону и Хансену, что здесь есть оборудование для перехвата
сигналов управления русскими ракетами в Сибири, и это была чистая правда. Но
это оборудование включало гигантскую антенну, поднятую высоко в небо. Такая
же игрушка принять сигналы из Сибири никак не могла.
Я еще раз осмотрел портативную рацию и использованные батареи элементов
"Найф", которые ее питали. На шкале настройки все еще стояла волна, на
которой "Дельфин" поймал сигналы бедствия. Ничего особенного там я не
обнаружил. Я присмотрелся к никель- кадмиевым элементам и обратил внимание,
что они соединены между собой и подключены к клеммам рации с помощью
пружинных зубчатых захватов - "крокодильчиков": такие захваты часто
употребляются для обеспечения хорошего контакта. Я отсоединил два захвата,
взял фонарь и вгляделся в контакты: на них отчетливо виднелись неглубокие
щербинки, оставленные зубчиками.
Я снова вернулся в лабораторию, поднял половицу и осмотрел при свете
фонаря лежащие там элементы "Найф". По крайней мере половина из них имела
такие же характерные метки. Элементы казались совсем новыми, но метки на них
уже были, а ведь наверняка, когда станция "Зебра" только создавалась,
никаких отметин на них не было. Несколько элементов закатились так далеко
под соседнюю половицу, что мне пришлось пошарить там рукой. Я достал еще два
элемента, а за ними различил что-то темное, металлическое, непонятное.
В темноте трудно было разобрать, что за предмет там скрывается,
пришлось отодрать две соседние половицы. Это оказался цилиндр тридцати
дюймов в длину и шести в диаметре с медным краником и указателем давления,
стоявшим на отметке "полный". Тут же рядом лежал пакет площадью примерно
восемнадцать квадратных дюймов и шириной около четырех, маркировка на нем
гласила: "Шары-радиозонды". Водород, батареи, шары-зонды, тушенка и
концентрированный суп. Достаточно широкий ассортимент по любым меркам. Но,
как мне показалось, отнюдь не случайный.
Когда я возвратился в жилое помещение, больные еще дышали. То же самое
можно было сказать и обо мне: я весь трясся от холода, а зубы стучали
безостановочно, хотя я и сжимал челюсти изо всех сил. Я подсел к мощному
электрообогревателю и наполовину оттаял, после чего взял фонарик и снова
отдался в руки ветра, мороза и темноты. На мою долю выпала роль мальчика для
битья, это уж точно.
Следующие двадцать минут я потратил на то, чтобы набросать дюжину схем
лагеря, передвигаясь с каждой новой схемой на несколько ярдов. При этом мне
пришлось прошагать что-то около мили, и в конце концов мороз как следует
прихватил мне скулы, не защищенные маской. Я почувствовал, что они уже почти
омертвели, потеряли чувствительность, решил, что трачу время без всякой
пользы, и направился обратно в лагерь.
Я уже миновал метеостанцию и лабораторию и поравнялся с восточным углом
домика, когда вдруг краешком глаза приметил кое- что необычное. Я навел
фонарик на восточную стену и вгляделся в наросший за время шторма слои льда.
Почти вся его поверхность была однородной, серовато-белой, очень гладкой,
чуть ли не полированной, - почти вся, но не вся: часть ее была испещрена
странными пятнышками разной формы и размеров, но не больше одного
квадратного дюйма. Я попробовал потрогать эти пятнышки, но они прятались в
толще отсвечивающего льда. Я отправился к восточной стене метеостанции, но
она была девственно-чиста, никаких пятнышек не нашлось и на восточной стене
лаборатории.
Я зашел в помещение метеостанции и отыскал там молоток и зубило.
Отколов кусок льда с пятнами, я отнес его в жилое помещение и положил на пол
у одного из обогревателей. Через десять минут передо мною в лужице воды
плавали клочки обгоревшей бумаги. Вот это уже было действительно странно.
Значит, подо льдом на восточной стене жилого дома скрыто еще множество таких
обрывков. Только там - и нигде больше. Разумеется, объяснение могло быть
вполне невинное - ну, а вдруг нет?.. . Я снова поглядел на двух человек,
лежавших без сознания. В помещении было сравнительно тепло и сравнительно
уютно, но не более того. Однако вряд ли больные выдержали бы транспортировку
на борт лодки в ближайшие двадцать четыре часа. Я позвонил на корабль,
попросил прислать сопровождающего и, когда прибыли два матроса, отправился с
ними на "Дельфин".
Атмосфера на корабле в это утро была необычная: тихая, мрачноватая,
почти похоронная. И удивляться тут нечему. Еще недавно люди со станции
"Зебра" казались далекими и чужими, не имели ни лиц, ни имен. Но теперь,
когда эти обгоревшие, обмороженные, истощенные, потерявшие восьмерых
товарищей полярники прибыли на корабль и, можно сказать, обрели плоть и
кровь, -теперь каждый член экипажа "Дельфина" вдруг в полной мере осознал
весь ужас случившегося со станцией "Зебра". Кроме того, не прошло и семи
часов, как их собственный товарищ, лейтенант Миллс, погиб неожиданно и
страшно. Так что, хотя задача и была успешно выполнена, особых поводов
радоваться не находилось. Радиола и музыкальный автомат в матросской
столовой бездействовали. Корабль, по сути, напоминал гробницу.
Хансена я обнаружил в каюте. Не сняв даже меховых брюк, он сидел на
откинутой койке, лицо у него было мрачное, бледное и отрешенное. Он молча
смотрел, как я сбрасываю парку, снимаю с плеча и вешаю на крючок кобуру, а
потом кладу в нее вынутый из кармана брюк пистолет. Внезапно он произнес:
- Я бы не стал раздеваться, док. Если, конечно, вы хотите пойти с
нами... - Он окинул взглядом собственную теплую одежду и горько скривил рот.
- Не самая подходящая форма для похорон, верно?
- Вы имеете в виду...
- Шкипер у себя в каюте. Зубрит похоронный ритуал. Джорж Миллс и
помощник радиооператора - кажется, Грант, верно? - тот, что умер сегодня.
Двойные похороны. Снаружи, на льду. Там несколько матросов уже орудуют
ломами и кувалдами, готовя место у самого основания тороса.
- Я никого не заметил.
- Они с левого борта. С западной стороны.
- А я считал, что Свенсон заберет Миллса с собой в Штаты. Или в
Шотландию.
- Слишком далеко. У нас тут и так на борту подобралась такая
шайка-лейка, что ее не просто держать в узде. А если еще тащить с собой
покойника... Вашингтон дал согласие... - Он запнулся, неуверенно посмотрел
на меня и отвернулся. Я и без телепатии угадал, о чем он думает.
- Те семеро на "Зебре"? - Я покачал головой. - Нет, никаких похорон. К
чему? Я выражу свои соболезнования другим путем. Глаза у него блеснули, он
бросил взгляд на "манлихер-шенауэр", висевший в кобуре, и тут же отвел
глаза. С холодной яростью в голосе произнес:
- Черт бы побрал эту черную душу убийцы! У нас на борту дьявол,
Карпентер. Прямо здесь, на борту корабля... - Он стукнул сжатым кулаком по
ладони. - Так и не додумались, док, в чем тут загвоздка? И кто за всем этим
прячется?
- Если бы додумался, то не стоял бы здесь... Кстати, как там Бенсон
