потом зашли туда и закрыли заднюю крышку. Но наружная крышка не закрывается.
Как только Джон понял, что четвертый аппарат открыт в море, офицер по
погружению тут же нажал кнопку гидравлического управления, ту, что обычно
закрывает крышку. Сами видели - ничего не произошло. Что-то не в порядке.
- И еще как не в порядке, - угрюмо заметил я. - Тут понадобится не
кнопка, а кувалда.
- Я мог бы вернуться в ту полынью, которую мы только что покинули,
всплыть и послать под лед водолаза, чтобы он проверил и посмотрел, что можно
сделать. Но я не собираюсь требовать, чтобы кто-то рисковал жизнью ради
этого. Я мог бы вернуться в открытое море, всплыть там и провести ремонт,
но, сами понимаете, плыть придется долго и не слишком комфортабельно с таким
дифферентом на нос, да и к тому же пройдет много дней, пока мы сумеем
вернуться. А кое-кто из уцелевших на станции "Зебра", кажется, дышит на
ладан, так что мы можем опоздать.
- Ну, что ж, - вмешался я, - у вас есть под рукой нужный человек,
коммандер. Еще при первой встрече я сообщил вам, что специализируюсь на
изучении влияния экстремальных условий на здоровье человека, причем в первую
очередь меня интересует воздействие высокого давления на организм
подводников, покидающих лодку в аварийной ситуации. Сколько раз мне
приходилось проделывать аварийный выход в лабораторных условиях, я уже и
счет потерял. Так что, коммандер, я прекрасно знаю, что такое высокое
давление и как к нему приспосабливаться, а главное - как на него реагирует
мой организм.
- И как же он реагирует, доктор Карпентер?
- Проявляет исключительную выносливость. Высокое давление меня не
беспокоит.
- Что у вас на уме?
- Черт возьми, вы прекрасно знаете, что у меня на уме, - разгорячился
я. - Надо просверлить дыру в кормовой защитной переборке, подать туда шланг
высокого давления, открыть дверь, послать кого-то в узкий промежуток между
переборками, подать сжатый воздух и ждать, пока давление между переборками
сравняется с давлением в торпедном отсеке. В носовой защитной переборке
запоры уже ослаблены, когда давление сравняется, дверь откроется от легкого
толчка. Тогда вы заходите в торпедный отсек, закрываете заднюю крышку
аппарата номер четыре и спокойно уходите. Примерно так вы планируете, верно?
- Более-менее так, - признался Свенсон. - С одним исключением: вас это
не касается. Каждый член экипажа обучен умению выполнять аварийный выход.
Все они знают о воздействии высокого давления. И почти все намного моложе
вас.
- Как вам угодно, - сказал я. - Только способность противостоять
стрессам не зависит от возраста. Ну, вот хотя бы первый американский
астронавт - разве он был зеленым юнцом? Что же касается тренировок в
аварийном выходе из корабля, то это всего лишь свободный подъем в бассейне
глубиной в сотню футов. А тут надо зайти в железный ящик, долго ждать, пока
поднимется давление, потом выполнить работу при этом давлении, потом опять
ждать, пока давление снизится. Большая разница! Я однажды видел, как молодой
парень, рослый, выносливый, хорошо обученный молодой парень в таких условиях
буквально сломался и чуть не спятил, пытаясь вырваться наружу. Тут, знаете
ли, воздействует очень сложное сочетание психологических и физиологических
факторов.
- Пожалуй, - медленно проговорил Свенсон, я еще не встречал человека,
который умел бы, что называется, так держать удар, как вы. Но есть одна
мелочь, которую вы не учли. Что скажет командующий подводными силами в
Атлантике, когда узнает, что я позволил гражданскому человеку таскать из
огня каштаны вместо нас?
- Вот если вы не позволите мне туда пойти, я знаю, что он скажет. Он
скажет: "Придется разжаловать коммандера Свенсона в лейтенанты, потому что,
имея на борту "Дельфина" известного специалиста по такого рода операциям, он
из-за своего упрямства и ложно понимаемой гордости отказался использовать
его, поставив тем самым под угрозу жизнь членов команды и безопасность
корабля".
По губам Свенсона скользнуло подобие улыбки, но, учитывая, что нам
только что удалось избежать гибели, что трудности далеко не кончились и что
его торпедный офицер погиб ни за что ни про что, трудно было рассчитывать,
что он расхохочется во все горло. Он взглянул на Хансена:
- А что вы скажете, Джон?
- Я немало встречал слабаков и неумех, доктор Карпентер к ним не
относится, - проговорил тот. -Кроме того, его так же легко ошарашить и взять
на испуг, как мешок портландского цемента.
- Вдобавок для обычного врача он слишком многому обучен, - согласился
Свенсон. - Ну, что ж, доктор, я с благодарностью принимаю ваше предложение.
Но с вами пойдет один из членов экипажа. Таким путем мы примирим здравый
смысл с честью мундира.
Приятного было мало. Но и страшного тоже. Все шло, как намечено.
Свенсон аккуратно поднял "Дельфин" так, что он чуть не касался кормой
ледового поля, в результате давление в торпедном отсеке упало до минимума,
хотя все равно крышки люков находились на глубине около ста футов.
В двери задней защитной переборки было просверлено отверстие, куда
ввинтили высокопрочный шланг. Надев костюмы из губчатой резины и акваланги,
мы с юным торпедистом по фамилии Мерфи кое- как разместились в промежутке
между двумя защитными переборками. Раздалось шипение сжатого воздуха.
Давление росло медленно: двадцать, тридцать, сорок, пятьдесят фунтов на
квадратный дюйм. Вскоре я почувствовал, как давит на уши и распирает легкие,
появилась боль в глазницах, слегка закружилась голова: при таком давлении
приходилось дышать чистым кислородом. Но для меня все это было не в новинку,
я знал, что от этого не умру. А вот знал ли об этом юный Мерфи?
Подобная обстановка так сильно воздействует одновременно на душу и
тело, что выдерживают здесь единицы, но если даже Мерфи и был напуган,
растерян или страдал от боли, то скрывал он это очень хорошо. Наверняка
Свенсон отправил со мной одного из лучших, а быть среди лучших в такой
команде - что-то да значит.
Мы освободили запоры передней защитной переборки, подождали, пока
давление окончательно уравняется, и осторожно толкнули дверь. Вода в
торпедном отсеке стояла примерно на два фута выше порожка, и едва мы
приоткрыли дверь, она, шипя и пенясь, хлынула в промежуток между
переборками, а сжатый воздух со свистом устремился в торпедный отсек. Секунд
десять нам пришлось одновременно удерживать дверь и сохранять равновесие,
пока вода и воздух сражались между собой, деля завоеванное пространство.
Потом мы распахнули дверь во всю ширь. Вода от защитной до носовой переборки
установилась примерно на уровне тридцати дюймов. Мы перешагнули через
порожек, включили водонепроницаемые фонари и окунулись с головой.
Температура воды была около 28 градусов по Фаренгейту, то есть на
четыре градуса ниже точки замерзания. Как раз для такой воды и
предназначались наши костюмы из пористой резины, но все равно у меня мигом
перехватило дыхание: надо учесть, что дышать чистым кислородом при высоком
давлении и без того трудно. Но приходилось поторапливаться: чем дольше мы
здесь провозимся, тем дольше нам придется потом проходить декомпрессию. Где
вплавь, где пешком мы добрались до четвертого аппарата, нащупали крышку и
плотно ее задраили. Правда, сперва я все-таки ухитрился заглянуть внутрь
контрольного краника. Сама крышка оказалась неповрежденной: весь удар
приняло на себя тело бедолаги Миллса. Она плотно встала на место. Мы
повернули рычаг в закрытое положение и отправились восвояси. Добравшись до
задней переборки, мы, как было условлено, постучали в дверь. Почти сразу же
послышался приглушенный рокот мотора, и в торпедном отсеке заработали мощные
помпы, вытесняя воду в забортное пространство. Уровень воды медленно
снижался, так же медленно падало и давление воздуха. Постепенно, градус за
градусом, "Дельфин" начал выравниваться. Как только вода опустилась ниже
порожка, мы снова постучали в дверь и тут же почувствовали, как стали
откачивать избыток воздуха.
Когда через несколько минут я снимал резиновый костюм, Свенсон
поинтересовался:
- Порядок?
- Полный! А ваш Мерфи - молодец!
- Лучший специалист!.. Большое вам спасибо, доктор, - он Снизил голос.
- Вы, случайно, не заглянули...
- Черт возьми, вы прекрасно знаете, что заглянул, - ответил я. - Там
нет ни воска, ни жвачки, ни краски. А знаете, что там есть, коммандер? Клей!
Вот так они и закупорили контрольный кран. Самая удобная штука для такого
дела.
- Понятно, - заключил Свенсон и зашагал прочь.
"Дельфин" содрогнулся всем корпусом, и торпеда отправилась в путь из
третьего аппарата - единственного, на который Свенсон мог полностью
положиться.
- Ведите отсчет, - обратился Свенсон к Хансену. - И предупредите меня,
когда она должна взорваться и когда мы должны услышать взрыв.
Хансен взглянул на секундомер, который он держал в перебинтованной
руке, и молча кивнул. Секунды тянулись, как годы. Я видел, как у Хансена
чуть шевелятся губы. Потом он сказал:
- Должен быть взрыв - вот! - И через две или три секунды: - Должен быть
звук - вот!..
Тот, кто наводил торпеду, знал свое дело. Едва Хансен произнес второе
"вот!", как весь корпус "Дельфина" содрогнулся и задребезжал - к нам
вернулась ударная волна от взрыва боеголовки. Палуба резко ушла из-под ног,
но все равно удар был не таким сильным, как я ожидал. Я с облегчением
перевел дух. И без телепатии можно было догадаться, что все остальные
сделали то же самое. Никогда еще ни одна подводная лодка не находилась так
близко от взрыва торпеды подо льдом, никто не мог предугадать, насколько
усилится мощь и разрушительное действие ударной волны при отражении от
ледового поля.
- Превосходно, - пробормотал Свенсон. - Нет, в самом деле, сделано
превосходно. Оба двигателя вперед на одну треть. Надеюсь, эта хлопушка
тряхнула лед посильнее, чем нашу лодку... - Он обратился к Бенсону,
склонившемуся над ледовой машиной: - Скажите нам, когда мы подойдем к
полынье, ладно?
Он двинулся к штурманскому столу. Рейберн поднял глаза и сказал:
- Пятьсот ярдов прошли, еще пятьсот ярдов осталось.
- Всем стоп! - приказал Свенсон. Легкая дрожь от винтов прекратилась. -
Нам надо держать ушки на макушке. От этого взрыва могут нырнуть куски льда в
несколько тонн весом. Если уж встретиться при подъеме с такой глыбой, так уж
лучше не на ходу.
- Осталось триста ярдов, - произнес Рейберн.
- Все чисто. Вокруг все чисто, - доложили от сонара.
- Все еще толстый лед, - нараспев сообщил Бенсон. - Ага! Вот оно! Мы
под полыньей. Тонкий лед. Ну, примерно пять или шесть футов.
- Двести ярдов, - сказал Рейберн. - Скорость уменьшается.
Мы двигались вперед по инерции. По приказу Свенсона винты крутанулись
еще пару раз и затем снова замерли.
- Пятьдесят ярдов, - отметил Рейберн. - Уже близко.
- Толщина льда?
- Без изменений. Около пяти футов.
- Скорость?
- Один узел.
- Положение?
- Точно тысяча ярдов. Проходим прямо под целью.
- И ничего на ледовой машине... Совсем ничего?
- Ни проблеска... - Бенсон пожал плечами и поднял взгляд на Свенсона.
Капитан пересек помещение и уставился на перо, чертившее на бумаге
отчетливые вертикальные линии.
- Странно, если не сказать больше, - пробормотал Свенсон. - В этой
штуковине было семьсот фунтов аматола высшего сорта... Должно быть, в этом
