случайность.
Только после появления персональных компьютеров я смог понять,
что временная волна описывает чередование обновления времени,
относящееся к разным временным периодам: одни длятся минуты, другие
продолжаются века. Теперь любой, кто освоит теорию, сможет стать
моим спутником в этом интеллектуальном путешествии и сам увидеть те
огромные возможности, которые связаны с прогнозированием совпадений.
Я не ограничился только тем, что разобрался в этой теории, а
продолжал попытки использовать ее, в частности, для того, чтобы
предсказывать ход грядущих событий. Когда после года работы
убеждаешься, что волна действительно показывает будущий курс
обновления, обычное ожидание будущего уступает место почти дзенскому
пониманию и принятию всего мироздания.
Была ли вышеизложенная последовательность событий первым
намеком на то, что с конкретной датой и городом Беленом связано
что-то важное? Как ни странно, нет. Чтобы связать историю моих
неосознанных поисков с чрезвычайно любопытным и загадочным случаем,
который так и просится на бумагу, придется упомянуть об одной
истории.
Весной 1971 года я был в Тайбэе, на острове Тайвань, где
привыкал к городской жизни после долгих странствий по глухим уголкам
Индонезии в поисках редких бабочек. Я убивал время в ожидании своей
попутчицы, которую в последний раз видел на Бали несколько месяцев
назад. Однажды ночью мне приснился очень странный сон. Случилось это
- хоть тогда я этого не знал - в тот самый день, когда отцу и
Деннису сообщили, что наша мать при смерти. Мне об этом предстояло
узнать только через неделю.
Вот выдержка из моего дневника, посвященная тому сну:
24 мая 1970 года
Мы с Дхьянной поднимались по покатому склону. Все лежащие ниже
окрестные долины были забиты летучими стаями облаков; солнечные
лучи, отражаясь от их белоснежных спин, устремлялись обратно в
бездонную лазурь. Впереди на много миль круглились холмы, круто
вздымаясь к главному хребту Скалистых гор. Мы находились в мире
сновидений, напоминавшем Западный Колорадо, где я родился и жил до
шестнадцати лет. Когда' мы поднялись выше, нам навстречу вышел герр
Б. (я познакомился с ним в Индонезии), одетый в белые теннисные
шорты, и обратил наше внимание на несколько маленьких
метеорологических шаров - их длинные нейлоновые шнуры запутались в
ветвях росших поблизости деревьев, искривленных ветром. Слева, на
гребне холма, мы увидели большой шар-зонд, футов тридцати в
поперечнике. Ослепительно белый и обмякший, он был едва ли на три
четверти заполнен газом. Окружающие шар канаты глубоко врезались в
него, поделив на дольки, отчего он походил на огромный бесцветный
апельсин. Мы стояли и смотрели, а герр Б. вдруг нажал на невесть
откуда взявшийся рычаг. Аппарат поднялся одновременно с вырвавшимся
у меня вопросом: "Не снесет ли его дующий из-за холма ветер?" Белая
громада метнулась прямо на нас, пролетев всего футах в двадцати над
нашими головами, а потом, поднявшись выше, стала добычей ветра и
судьбы, которую я ей предсказал: завалившись на бок, шар плавно
опустился на землю. Мы бросились к нему. С противоположной стороны
появились какие-то люди (как мне показалось, дети) и тоже побежали к
трепыхающейся белой груде теперь уже безжизненного летательного
аппарата.
Пока мы, смеясь, разглядывали зонд, нас пригласили зайти в
оказавшийся поблизости дом герра Б. - приземистое строение в стиле
ранчо, во многом напоминавшее дом, где прошли мои детские годы.
Когда мы вошли, я задержался, чтобы рассмотреть висевшую на стене
большую карту дельты Амазонки. Как следовало из легенды, она была
напечатана по случаю конференции Французского археологического
общества, которая состоялась там на одном из островов в 1948 году. Я
поспешил догнать Дхьянну, и она сообщила мне, что дети Б. сказали
ей, будто неподалеку находятся влажные джунгли, одни из самых
непроходимых на нашей планете. Я, как местный житель, знающий
Колорадо вдоль и поперек, выразил недоверие. Вернувшись к стоявшему
под картой книжному шкафу, я достал большой атлас и стал отыскивать
карту лесов и осадков штата Колорадо, но атлас открылся на карте
Ассама - первая попытка дала мне топологическую схему Бенгалии. Я
услышал собственное замечание о том, что Шалимар - логичное место
для конца света. На этом мой сон прервался.
В то время смысл этого сна остался для меня далеко не ясен, да
и теперь он остается туманным. Понятно одно: в известный день в
дельте Амазонки следует ожидать какого-то важного события. Тогда я
надеялся, что это давно предвкушаемое событие - солнечное затмение и
что его полное наступление, которое произойдет над влагалищем матери
мира, предвещает для всех событие чрезвычайной важности.
ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ. ВАЛЬСИРУЯ С ЗАГАДКОЙ
В которой я переношусь в воспоминания на Тимор, где меня чуть было
не завербовали в шайку ученых, бывших нацистов.
За несколько месяцев до этого вещего сна со мной произошел
странный случай, который я теперь, задним числом, расцениваю как
очередное подтверждение того, что мне было суждено отправиться на
Амазонку и что я подпал под чары космического смеха.
В феврале 1970 года, за год до приезда в Ла Чорреру, спасаясь
от преследования властей, я попал на остров Тимор в Восточной
Индонезии. Поскольку в Штатах меня ждал обвинительный акт за ужасное
преступление - ввоз наркотиков, я жил и странствовал в постоянном
страхе, что агенты Интерпола прочесывают земной шар, стремясь меня
обнаружить. Предыдущие шесть месяцев мое прикрытие - личина
студента-энтомолога, ловца бабочек, собирающего материал для
дипломной работы, - отлично себя оправдывало, и я неспешно кочевал
через Малайзию, Суматру, Яву и множество других, менее известных, но
столь же экзотических островов - тихих гаваней в южных морях.
Однажды, когда день выдался на редкость душным и дождливым, я
курил травку у себя в номере в "Раме" - лучшем и единственном отеле
Купанга, что на острове Тиморе. До сих пор я в течение десяти дней
был единственным постояльцем отеля, и такое положение вещей меня
вполне устраивало. Правда, до дворца "Раме" было далеко: он был
построен из шлакоблоков, и стены его восьми одинаковых, как
близнецы, номеров не доходили до потолка на порядочное расстояние.
Гофрированные перегородки и канализационные трубы, вделанные в
покатый пол, придавали отелю жизнерадостный вид новенькой, еще не
введенной в эксплуатацию бойни. Правда, там было чисто, о чем вас
спешил уведомить управляющий.
Я сидел, скрестив ноги, на стальной койке, покуривал и
разглядывал добычу, пойманную утром в джунглях, когда прибыли новые
постояльцы. Из вестибюля, центрального помещения, где по обе стороны
вытертого ковра выстроились две пары ротанговых стульев, донеслись
голоса и шум передвигаемого багажа. С полдесятка людей
переговаривались по-немецки, и я решил, что это, должно быть,
пассажиры, прибывшие самолетом из Дарвина, и что завтра они скорее
всего полетят дальше, на Бали, ежедневным рейсом. Судя по голосам,
среди них была супружеская пара, которая заняла номер, соседний с
моим. Я немного понимал по-немецки, но женщина говорила на каком-то
незнакомом мне языке, на каком именно, я так и не смог установить.
Когда я вышел на обед, прибывших нигде не было. На следующее
утро я поднялся с рассветом, чтобы успеть на самолет индонезийских
ВВС, который перенес меня на остров Флорес, следующий пункт моего
маршрута в поисках бабочек. Я и думать забыл о неизвестных
постояльцах оставшегося далеко позади отеля, которых не рассчитывал
больше увидеть. В туманных лесах Флореса я провел неделю в обществе
священника-голландца, пьяницы на деревянной ноге, который возглавлял
миссию, затерянную в лесной глуши. Потом я вернулся на побережье, в
душный столичный городок Маумере, где посреди немощеной главной
улицы сушились на солнце груды орехов макамадия, ждущих упаковки и
отправки за границу. В Маумере была китайская гостиница из двух
номеров, где я рассчитывал остановиться на ночь перед возвращением
на Бали.
И тут на остров опустился туман - тот самый густой, жмущийся к
земле тропический туман, который, как заверил меня мой
хозяин-китаец, в это время года может провисеть не одну неделю. На
следующий день я наведался в аэропорт, но было заранее ясно, что это
пустой номер. Балийский самолет сделал четыре круга над полем,
пытаясь отыскать просвет в тумане, потом наконец сдался и полетел
дальше. Ждать мне было не впервой. В Азии все путешествия - это
сплошные ожидания. Я вернулся в гостиницу и засел за очередную
партию в шахматы с местными энтузиастами этой игры, надеясь, что
завтра погода прояснится.
Прошло пять дней, а я все еще был на Флоресе. Я успел сыграть в
шахматы со всеми желающими, запас травы был на исходе, а перспектива
застрять в Маумере на веки вечные становилась вовсе не шуточной.
Обдумав все за и против, я решил забыть про Бали и объявил, что сяду
на первый же самолет, куда бы он меня ни доставил.
Этого решения оказалось достаточно, чтобы небо прояснилось
настолько, что под облака сумел поднырнуть самолет. Он принадлежал
компании "Гаруда" и выполнял еженедельный рейс до Купанга. Не успел
я передумать, как оказался на борту самолета, уносившего меня
обратно на Тимор.
За время моего отсутствия город не изменился, и благодаря моему
предыдущему посещению мальчишки-рикши отнеслись ко мне, как к
почетному клиенту. Я почувствовал себя так, будто вернулся домой.
"Отель "Рама", - сказал я своему любимому рикше и, не успев
оглянуться, снова оказался в первом номере гостиницы, а шахматные
турниры на Флоресе стали казаться всего лишь полузабытым сном.
Лежа на постели и наблюдая за вентилятором, неподвижно
застывшим на фоне затянутого паутиной волнистого железа потолка, я
услышал в соседнем \ номере голоса. Говорили по-немецки и на
каком-то другом языке, смягченном женским голосом и более
экзотическом. Как мне показалось, то был не индонезийский. Может
быть, пушту ? Очевидно, путешественники, которые вселились ночью
перед моим отъездом, почти две недели назад, все еще были здесь. И
это означало, что они уж наверняка не туристы: никто не
задерживается в Купанге, не имея на то веских причин.
Я не принадлежу к числу любителей случайных знакомств. В те
времена я старался избегать встреч с людьми, которые по моим
представлениям не относились к племени хиппи. Но в тот вечер, когда
я выходил из своей комнаты, собираясь поужинать, дверь соседнего
номера отворилась, и я очутился лицом к лицу с его обитателями.
- Герр Маккенна, не так ли? Я повернулся к тому, от кого
исходил этот вопрос, и беспокойство, которое я ощутил, должно быть,
отразилось у меня на лице.
- Здешний управляющий рассказал нам о ваших биологических
изысканиях на Тиморе. Разрешите представиться: доктор Карл Хайнтц из
Дальневосточной горнорудной компании.
У меня сразу отлегло от сердца. Значит, этот тип не ищейка из
Интерпола, идущая по моему следу. Но вид у него был впечатляющий:
здоровенный детина с зачесанными назад седеющими волосами стального
оттенка и пронзительным взглядом холодных голубых глаз. На левой
щеке у него красовался Schmiss, длинный тонкий шрам. Раньше я их
никогда не видел, но полузабытое слово из кроссворда пришло на ум
неожиданно, само собой. Уж не след ли это сабельного удара,
полученного на дуэли, которые входили в обряд посвящения в
университетских братствах Пруссии?
- Раз уж мы с вами единственные постояльцы отеля "Рама",
разрешите пригласить вас выпить вместе со мной и моей супругой по
рюмочке шнапса. Мне не терпится услышать из ваших уст о впечатлениях
о Тиморе.
Городок был слишком мал, чтобы можно было отказаться под
каким-нибудь благовидным предлогом. Скажи я "нет", нам все равно
пришлось бы в конце концов оказаться в одном и том же ресторане на
пять столиков, только за разными столами. Мне претила мысль
проводить время с заурядными обывателями, но пристойного пути к
