совсем близко к пониманию трехчастной тайны философского камня,
Чуждого Иного и человеческой души. Есть в человеке нечто такое, что
выше индивидуального "я", выше жизни и смерти. Оно обладает волей,
побуждением и колоссальной силой. И вот теперь оно здесь, с нами.
Я пришел к убеждению, что при определенных обстоятельствах
движущая сила сознания может выходить за пределы тела в окружающий
мир. И тогда мир повинуется воле сознания до такой степени, что
появляется возможность преодолеть инерцию существовавших доселе
законов физики. Эту инерцию может преодолеть сознание,
предопределяющее исход обычно случайных микрофизических событий. Со
временем отклонение микрособытий от случайности накапливается, так
что в конце концов под влиянием таких отклонений ход событий в более
крупных физических системах тоже вынужден измениться. Когда хочешь,
чтобы желания исполнились, главное - терпение, это очевидно.
Неужто это всего лишь фантазия, попытка взрослого человека
объяснить себе, как исполняются желания? Не думаю. Я пережил все это
и знаю: чем больше у сознания времени, чтобы дать почувствовать свое
влияние, тем больше возможность, что желаемые события произойдут.
Как будто едва ощутимое давление, подталкивающее к известному итогу,
осуществляет последовательность микроотклонений, приводящих к
развитию неслучайной и антиэнтропийной ситуации, - и вот наше
желание сбывается. Признаюсь, искушение заставить желания
исполняться преследовало меня всю сознательную жизнь. Помню, когда я
был еще совсем маленьким и мама качала меня на руках, она склонялась
надо мной и нашептывала старый детский Стишок: "Будь желания конями,
даже нищий скакал бы верхом". Я научился читать его раньше, чем
понял смысл. Вернее сказать, смысл его я пытаюсь понять до сих пор.
Сейчас мне кажется, что именно так сознание работает в мозгу,
где материя и энергия присутствуют в более свободном и динамическом
состоянии, нежели где-нибудь еще в природе. Для сознания не
представляет особого труда направлять электрический ток в
центральную нервную систему (хоть мы понятия не имеем, как это
делается); правда, управлять движением уже не электронов, а целых
атомных систем, разбросанных по всему пространству и времени, --это
уже потруднее. Вот почему так легко что-то задумать, а для того,
чтобы желание сбылось, нужно гораздо больше времени.
Об этом я размышлял долгими звездными ночами в Ла Чоррере,
когда передо мной, казалось, вот-вот раскроется самая сердцевина
тайны бытия. Золото алхимиков так и струилось сквозь мои пальцы, и я
был уверен: сумей я сплавить его с надеждой и воображением, оно
осталось бы со мной.
Я видел, что существует промежуточный этап между сознанием,
действующим во внешнем мире, и сознанием, действующим в центральной
нервной системе, чьим посредником служит тело, а промежуточной
средой - речь. Чтобы воспользоваться речью, сознание дает команду
мозгу, чтобы он, в свою очередь, дал команду телу упорядочить
случайное движение молекул воздуха перед собой. Такую
упорядоченность сознание вносит в виде слова. При этом не нарушается
ни один из физических законов, управляющих движением молекул
воздуха, поскольку упорядоченный характер поведения молекул вызван
притоком энергии - энергии, высвобождение которой обусловлено
осознанным волевым актом. А воля не тот инструмент, который можно
отыскать в научном багаже.
Вот и получается, что речь - своего рода парапсихологическая
способность, поскольку она включает в себя действие на расстоянии и
телекинез, правда, выполняемый голосом. Возможно, под влиянием
псилоцибина колоссально усиленный волевой импульс можно было бы
передать голосом во внешний мир, где он сумел бы найти себе лучшее
применение, чем просто наложение сигнала на случайное движение
молекул воздуха.
Порой случается наблюдать, как обыкновенная речь влияет на
коэффициент рефракции воздуха перед ртом говорящего. Если посмотреть
сбоку, то иногда можно заметить, как воздух перед ртом начинает
подрагивать, напоминая колебания миража над раскаленной автострадой.
Возможно, это намек на то, что скрытая потенциальная возможность
речи выходит за рамки ее обычной функции - символизировать
реальность - и заключается в показе этой реальности. Тогда выходит,
что результатом должен стать более совершенный Логос - Логос,
способный направлять деятельность "эго", поскольку он существует во
всей совокупности индивидов, живущих в любое время. Он подобен Богу
- это человеческий бог. Это нечто, что произойдет, значит, уже
происходит. Для всего есть предвестники. Онтологический характер
высших измерений, к :которым приближается человечество, предвещает
неведомое, которое мы называем совершенно иным и чуждым. И это
чуждое учит нас, используя режим усиления: оно готовит нас к встрече
с собственной божественной гранью, которая вот-вот раскроется
благодаря нашим поискам природы бытия и материи.
Вот какие застольные беседы вела наша приунывшая компания
искателей приключений. Тогда нам казалось, что мы торчим в Ла
Чоррере уже давным-давно.
ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ. ТАРЕЛКА, ПОЛНАЯ ТАЙН
В которой мы готовимся к отъезду, я встречаю летающую тарелку, а по
пути обратно в Беркли теории растут как грибы.
Одиннадцатого марта было полнолуние. После переполоха, который
Деннис учинил с церковными колоколами, этот день прошел без особых
событий - я хочу сказать, что вспомнить о нем особо нечего. Сам я
по-прежнему пребывал в экстатическом состоянии полной уверенности,
что все, что ни делается, только к лучшему, уверенности в том, что
неведомое, с которым мы общаемся, вот-вот подтолкнет события к
решающему концу.
На следующий день к вечеру из "речного дома" пришла Ив
повидаться со мной. Она стала звать меня на реку, чтобы поужинать
всем вместе. В ней чувствовалась напряженность, которая не миновала
никого из нас. Сомнений не оставалось: происходящее подталкивало нас
к самому пределу того, что мы были способны принять, не восстав
против этой незримой силы. Когда мы вместе шли через выгон,
атмосфера казалась еще более живой и активной, чем обычно, - облака
стремительно множились, из леса наползал туман. Ив показала на
юго-восток: там высоко в небе клубилась и вспухала зловещая черная
масса. Мы остановились и стали наблюдать. Через несколько мгновений
она стала похожа на огромное грибовидное облако - последствие
ядерного взрыва. Зрелище было поразительное,, и Ив напомнила мне о
том, что Деннис как-то сказал про Stropharia cubensis: это гриб в
конце истории. Для него форма радиоактивного облака была физическим
и биофизическим каламбуром, намеком на преобразующую способность
строфарии и ее взрывное вторжение в историю человечества.
Мы продолжали наблюдать, и вдруг Ив тихо вскрикнула. Из
клубящегося брюха облака вырвался сноп света. Да так и остался. Это
не была вспышка молнии. Вряд ли это мог быть и солнечный луч,
поскольку день клонился к вечеру и солнце находилось на западе, а
туча на юго-востоке. Мы смотрели на него, наверное, около минуты.
Потом он внезапно исчез. Ив была потрясена. Этот случай, даже
больше, чем застывшая поверхность реки, принадлежал к разряду
явлений, резко отличавшихся от всего того, что ей довелось пережить
в Ла Чоррере.
Дойдя до костра, который уже горел в лагере у реки, мы узнали,
что Ванесса побывала в миссии у отца Хозе Мария и там разговаривала
по рации с местным пилотом, который унес от нас Дейва. Под влиянием
уговоров Ванессы летчик согласился отнестись к нам как к терпящим
бедствие и обещал вернуться через несколько дней, чтобы забрать нас
отсюда. Такая перспектива мне ничуть не улыбалась. Я знал, что мы,
чужаки, гринго, потеряем лицо в глазах местных жителей, стоит им
только узнать, что мы срочно сматываемся, да еще самолетом. К тому
же я не разделял уверенность Ванессы, что для возвращения к норме
Деннису необходимо стать пациентом современных психиатров. Но делать
было нечего. Ужинали мы в молчании, каждый был погружен в
собственные думы.
На следующий день предстояло упаковать все снаряжение и
перетащить его на берег: нужно было готовиться к отъезду, поскольку
прилететь за нами могли в любое время, без дополнительного
предупреждения. Итак, мы готовились вырваться из вихря Ла Чорреры.
Единственным забавным моментом в тот вечер был рассказ Ив. Она
в лицах изображала, как Деннис, ускользнув от бдительной опеки
Ванессы, посреди ночи улизнул из "речного дома" и, пробравшись в
жилище колумбийских колонистов, тихонько устроился в уголке, где
они, проснувшись, и обнаружили его, столь же незаметного, как
какой-нибудь предмет обстановки. Когда Ив замолчала, невысказанные
измерения ее истории вернулись и зашевелились в мыслях каждого из
нас;
Следующий день был тринадцатое марта. От нашего лесного лагеря,
благословенного места, где состоялось экспериментальное
преображение, осталась одна оболочка. Все, что отличало его от
десятков других витотских хижин, было сорвано и унесено, и он
вернулся к своему прежнему безликому состоянию. Снаружи образовалась
целая куча имущества: наша поспешная эвакуация по воздуху оставляла
слишком мало места для снаряжения, и с собой мы смогли забрать
только некоторые образцы растений и насекомых, камеры да записи
эксперимента - вот и все. А то, что осталось, быстро станет добычей
терпеливых витото, владельцев места, где состоялась наша
экспериментальная встреча с гиперпространством.
Мы все собрались в "речном доме", готовые лететь, как только
появится самолет. Казалось, все движется к развязке само, помимо
нас. Мы плавали в реке, сидели на камнях, глядя в небо и слушая
заливистые трели мелких земноводных. Так прошел день; даже Деннис
утихомирился после того утреннего эпизода, когда он принялся
методично выбрасывать из окна все, что было у него в комнате, и
дошел до того, что чуть не отодрал оконную раму, чтобы вышвырнуть
вслед за всем остальным.
Около четырех я лежал на берегу футах в двадцати от воды,
размышляя о прогулке к реке, которую совершил два дня назад;
тогда каждый шаг, приближавший меня к воде, казалось, привносил
в мысли все больше ритма и рифмы. Невесть откуда на память пришла
старая кельтская поговорка, которую приводит Роберт Грейвс : "Поэзия
творится на краю бегущей воды". Я был почти уверен: недавний случай
у края воды имел к ней какое-то отношение, и задумался на эту тему.
На берегу передо мной Ванесса с Ив занимались стиркой. Напротив, за
рекой, вставал юго-восточный небосклон, на котором мы с Ив двадцать
четыре часа назад видели облако, испускающее сноп света.
Поглядев в том же направлении, я заметил, как мне показалось
сначала, блеклое основание радуги - место на небе, почти над самым
горизонтом, слегка отсвечивающее всеми цветами спектра. Выждав
несколько секунд, я позвал обеих женщин и спросил, видят ли они за
рекой радугу. Обе бросили мимолетный взгляд через реку и сразу же
заявили, что ничего не видят. Я не стал спорить и продолжал
наблюдать за небом в том же месте. Я уже давно перестал навязывать
свое мнение другим. Меня и так считали чокнутым - не то чтобы совсем
рехнувшимся, но все же человеком, которому не стоит доверять и на
которого нельзя положиться, и неудивительно: ведь я верил в такие
странности. Это поневоле внушало подозрение.
Я все смотрел за реку и скоро обнаружил, что эффект
усиливается. Это меня страшно заинтересовало. Казалось, в столь
пасторальном обрамлении назревает какое-то великое откровение. Я
продолжал наблюдать и увидел, что цвета становятся ярче и ярче; сам
лук радуги так и не проявился, но в одном месте цвета виднелись
совершенно отчетливо. Тут я снова задал женщинам вопрос, видят ли
они за рекой радугу. Снова мимолетный взгляд... И что же? Моя взяла!
- Видим, видим. Только она не особо удалась, согласен?
Мгновение - и та гиперактивная часть моего воображения, которая
вечно была занята поиском отгадок, ухватилась за эту деталь. Итак,
