психотопологически заключен мой брат, - в пространственном вихре, за
которым, похоже, находились вечность, Страна мертвых, вся
человеческая история и НЛО. То был мир, чьи невидимые
кибернетические репортеры телепатически вещали в нашем сознании и
говорили нам: мы и все человечество проходим процесс, который снова
даст нам возможность связать эти чуждые измерения с нашим
собственным, чтобы возродить эсхатологический шаманизм, утерянный
десятки тысячелетий назад.
В какой-то миг я поднял палку и на утоптанном месте нашего
лагеря нацарапал типо
графский значок, обозначающий "и". Я назвал его "амперсенд" .
Его связующий изгиб в одном из углов четырехчастной структуры
пришелся бы как раз на месте. Я представил, что это символ
конденсации алхимического камня. Он казался мне .естественным
символом четырехмерной вселенной, каким-то образом втиснутой в
трехмерную матрицу. Несколько дней я называл его "амперсенд", а
потом переименовал в "эсхатон". Его я считал основной единицей
времени. Сочетание нескольких эсхатонов во Вселенной и их резонанс
определяют, какой из вероятных миров, признаваемых законами физики,
поистине подвергнется формальности осуществления. "Формальность
истинного осуществления" - это выражение Уайтхеда постоянно
всплывало в моих мыслях, как припев полузабытой песни. Мне
представлялось, что в конце времени все эсхатоны станут резонировать
вместе как единое целое, создав тем самым онтологическое
преображение реальности - конец времени, нечто вроде сада земных
наслаждений. (То были первые слабые движения мыслей, которые в конце
концов привели к разработке моей собственной теории времени,
изложенной в "Невидимом ландшафте". Эти ранние интуитивные прозрения
совсем не походили на окончательную теорию, и это только к лучшему:
в то время я был бы совершенно не в состоянии понять ту теорию,
которую мне в конце концов предстояло разработать. Потребовались
годы чтения и самообразования, чтобы напасть на след того, о чем мне
поведал внутренний голос. Его присутствие и настойчивость на
протяжении всех лет, прошедших после событий в Ла Чоррере, не
перестают меня удивлять. В тот день в Ла Чоррере голос
демонстрировал холистический и системно-ориентированный подход к
теме, который, казалось, принадлежал совсем иному порядку - он не то
чтобы внушал тревогу, но все же многократно напоминал мне, что идеи,
которые у меня рождаются, приходят в полностью упорядоченном виде
откуда-то извне, я же - не больше, чем дешифровальщик получаемых
сообщений, поневоле вынужденный постоянно следить за сложным
поступающим невесть откуда кодом.)
Временами вроде бы удавалось уловить действие механизма того,
что с нами происходило. Реплики из полузабытых фильмов и обрывки
старой фантастики, когда-то проглоченные, как воздушная кукуруза,
вновь всплывали в памяти, составляя коллажи из наполовину понятных
ассоциаций. Пунктиры старых шуток и смутно припоминаемых снов
спирально завихрялись, образуя медленно движущуюся галактику, в
которой воспоминания перемежались с предчувствиями. Из всего этого я
сделал вывод: что бы ни происходило, все частично связано со всеми
теми сведениями, которые мы накопили за всю свою жизнь, вплоть до
самых незначительных мелочей. Возникало ошеломляющее впечатление,
что некто из далекого Космоса или из иного измерения. вступил с нами
в контакт. При этом действовал он весьма своеобразно - используя
каждую нашу мысль для того, чтобы вовлечь нас в телепатически
внушенные сценарии, населенные причудливыми образами, глубокие
теоретические соображения или экскурсы в глубины неведомых времен,
краев и миров. А источником этого неземного контакта были Stropharia
cubensis и наш эксперимент.
При этом нашему коллективному разуму опасность ее угрожала -
опасности подвергалась способность разума дать связный отчет о
происходящем, поскольку парадоксы, совпадения и общая
синхронистическая странность начали стремительно возрастать, а в
вакуум, образовавшийся на месте потерпевшего крах разума, устремился
головокружительный сонм самых причудливых прозрений, объясняющих,
почему все именно так, а не иначе.
Утром седьмого марта, на третий день после эксперимента, Деннис
поведал нам новое учение. Произошло это после завтрака. Он сказал,
что каждый может увидеть любой момент во времени, нужно только
закрыть глаза, представить себе восьмерку, положить ее горизонтально
- так, чтобы она походила на знак бесконечности, потом мысленно
наложить одно замкнутое кольцо на другое, чтобы получился круг,
уменьшить круг до точки и произнеся про себя слова "пожалуйста",
представить нужную точку в пространстве-времени. Обычно я не знал,
откуда к нему приходят эти образы, но на этот раз я был несказанно
изумлен. Я совершенно ясно понимал:
незадолго перед отъездом из Ванкувера в Британской Колумбии я
пошел к зубному врачу - это было частью обычной подготовки к
путешествию. Ожидая в приемной, я листал старый журнал какой-то
Канадской педагогической ассоциации. И в этом журнале, о котором я
никогда никому не рассказывал, мне попалась статейка про обучающие
машины и совсем маленьких детей. Сценарий "Нарисуй это", с которого
начиналась статья, сопровождался картинками:
ребенок смотрит на цифру восемь на телевизионном экране,
опрокидывает ее на бок, сжимает и т.д. Это были обрывки
воспоминаний, которые мой брат или то, что действовало через него,
сумели выудить прямо из моей памяти спустя несколько недель после
того, как я и думать забыл об этом. Что-то обладало способностью
перетасовывать и использовать наши воспоминания в любой, самой
нелепой форме.
- Ну что, Бра, теперь уже можно созывать пресс-конференцию? - в
очередной раз осведомился Деннис из своего гамака, покачиваясь в
усыпляющем ритме в тени деревьев.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ. ОГЛЯДЫВАЯСЬ НАЗАД
В которой речь пойдет о нескольких чудесах, не последнее из которых
- явление Джеймса и Норы Джойсов в обличье домашних птиц.
Через два месяца после всего того, что с нами произошло, где-то
в середине мая 1971 года, я ощутил .необходимость попытаться свести
воедино те чрезвычайно странные и, может быть, даже наводящие на
мысль о психическом расстройстве случаи, которые мне удалось
припомнить. Вот то, что я тогда записал; в то время я старался
опровергнуть идею, что шизофрения - это волшебное слово, которым
можно объяснить все, что нам довелось пережить.
12 мая 1971 года
Теперь, когда от событий, происходивших вокруг нашего
эксперимента в Ла Чоррере, нас отделяет почти два месяца, я ясно
осознаю, что мы с братом оба проявляли классические симптомы,
двух разновидностей шизофрении. У него наблюдались признаки
отрешенности от мира, характерные для истинной шизофрении, мое
же поведение больше подпадало под экстравертную, параноидальную
форму. Тем не менее я не могу согласиться с тем, что в связи с
этим наш эксперимент представлял собой не что иное, как два
одновременных случая шизофрении. Полностью отдавая себе отчет в
том, что такая позиция может быть воспринята как. доказательство
проявления у меня остаточных симптомов заболевания, я утверждаю:
мы действительно столкнулись с объективным феноменом, который,
хоть и обладал чрезвычайно странной природой, неразрывно
связанной с физическим процессом, тем не менее коренится в
молекулярных принципах, которые мы тогда исследовали. В качестве
эмпирического подтверждения такой точки зрения я привожу
следующие моменты, которые, как мне кажется, выводят наш
эксперимент за рамки психического заболевания:
Внезапность, с которой сразу же вслед за самим экспериментом
развились симптомы болезни: через несколько минут после того,
как мы завершили предусмотренные экспериментом действия, мой
брат стал отделяться от среды общих восприятии; в то же самое
время я преодолел сознательно поддерживаемое недоверие и стал
ощущать присутствие некоего кибернетического устройства. По
нашим прогнозам, оно должно было стать частью эффекта, который
мы рассчитывали получить, если бы нам действительно удалось
создать сверхпроводящую генетическую матрицу и гарминовую связь.
Совпадающий, или согласующийся характер переживаемого нами
обоими расщепления личности: подразумевается, что хотя у нас
обоих проявлялись симптомы разных форм шизофрении, тем не менее,
фантазии, идеи и соображения, которые у нас возникали, были
общими. Мой брат считал меня шаманом-мессией, принимающим разные
ипостаси, я же воспринимал его как материализовавшийся
корабль-разум, совершающий обратный путь через Вселенную, -
именно это могло стать одним из логических последствий нашего
эксперимента. Каждый из нас, взятый в отдельности, являл бы
собой несомненный образец заблуждений, однако получилось так,
что каждый из нас представлял хоть и шаткое, но все же
доказательство правильности позиции другого. Могу добавить, что,
хотя больше никто не был способен понять причудливый образ
мышления моего брата, я полагал, что могу проникнуть в его
глубины и различить то слившееся воедино понимание, которое
таится в них. И в то же время я понимал: то явное расщепление,
которое у него проявляется, обусловлено тем, что его
мыслительный процесс где-то очень глубоко и подспудно движется
вспять. Подобно тому как крутящееся в обратном направлении кино
создает впечатление дикой, бессмысленной неразберихи, и все же в
конце концов все предметы оказываются на своих местах, так и
идеи и передвижения в пространстве моего брата выглядели для
меня прямо противоположным тому,, что можно было ожидать, исходя
из законов логики.
Деннис был совершенно уверен в том, что мозг работает по
принципу голограммы. Эта идея принадлежит Карлу Прибраму,
нейрофизиологу из Стэнфордского университета, - тогда она была
очень модной в наших кругах. Она четко разъясняет тот факт,
почему большой участок мозга может быть поврежден или даже
удален, а память при этом не пострадает: все дело в том, что
каждая часть голограммы содержит всю информацию, заключенную в
том целом, откуда она извлечена. До нашего эксперимента Деннис
размышлял о том, что в ходе его он может на короткое время
получить обратное изображение структуры 'моего мозга/сознания.
Выслушивая его свободные ассоциации после того, что с нами
произошло, я убедился, что это действительно случилось, но на
гораздо более длительный срок, чем мы предполагали. По правде
говоря, я продолжаю считать, что нашей единственной ошибкой на
протяжении всего эксперимента и последовавших за ним событий
было то, что мы не сумели правильно спрогнозировать
продолжительность процесса. Я у верен, что наше понимание
механизма процесса - если не брать во внимание его
продолжительность, - было верным, хотя и неполным; впрочем,
таким оно остается и до сих пор. Иными словами, до сих пор сутью
всего дела является время. Иногда свободные ассоциации брата
складывались из эпизодов, которые я пережил более чем за год до
этих событий и более чем за десять тысяч миль от того места, где
тогда жил Деннис, - эпизодов, о которых я никому не рассказывал.
Казалось, в период сразу после эксперимента Деннис обладал
способностью слышать работу моих мыслей. Приведу пример: как-то,
сидя возле нашей лесной хижины и слушая его свободные ассоциации, я
заметил, что мышцы его почти одеревенели под действием огромной
физической энергии, - такое случается при некоторых формах
шизофрении. Я встревожился, как бы он ненароком не воспротивился,
если я попытаюсь удержать его от прогулок по его шаманским делам,
которые постоянно побуждали его к отлучкам из лагеря. Мне пришло в
голову, что, обладая такой силищей, он запросто может мне что-нибудь
сломать или просто сбежать. Впервые обдумывая эту неприятную
