на коррекцию которых уходило до двух недель. Несмотря на то что
присутствующие в Banisteriopsis соединения обычно прекращают
торможение МАО через четыре-шесть часов, тем не менее, как
показывают последние события, такое объяснение несомненно не лишено
смысла, а значит, Деннису предстоит пробыть в шаманском бреду еще
недели две.
После многолетних размышлений мое собственное объяснение
продолжает сильно склоняться в пользу второй гипотезы. Я не верю,
что Деннис был предрасположен к подмене архетипа, и считаю, что
каким-то образом вся МАО в его организме оказалась связанной, а все
отклонения объясняются отсрочкой, которая требовалась для того,
чтобы восстановить уровень МАО после столь внезапного и полного
торможения. Я полагаю, что столь внезапное падение МАО - следствие
эксперимента, и главные химические изменения в организме брата были
вызваны тем самым вынужденным затуханием обычно действующих в
молекулах сил, которое произошло под влиянием голосового сигнала, то
есть, если быть кратким, я считаю, что использовав псилоцибин, голос
и волю, он вызвал в своем организме необратимое торможение МАО.
Если это действительно так, то значение эксперимента для
человечества может быть именно так грандиозно, как мы и предполагали
в своей гордыне, поскольку он дает представление о фармакологическом
методе, который позволит человечеству исследовать параллельное
измерение, взаимодействие которого с нашей жизнью подтверждают
переживания визионеров. Мы столкнулись с эффектом, который, быть
может, когда-нибудь распахнет двери во все миры, наполняющие наши
сны и мечты. Разумеется, прежде чем учиться у него, придется как
следует его изучить. И сегодня, спустя столько лет, он по-прежнему
кажется мне очень многообещающим. Мой постоянный интерес к подобным
вещам основан на личной уверенности: в нашем эксперименте проявилось
действие какого-то необычного и до сих пор не подтвержденного наукой
эффекта, чего-то вроде принципа гашения резонанса, который так
занимал Денниса.
Утром седьмого марта, через два дня после эксперимента, завтрак
закончился жарким спором: действительно ли Деннис ходил к чорро, или
это ему просто приснилось. После того как все доводы истощились,
Ванесса вызвала меня из хижины, и мы вместе пошли к ручью, куда я
направлялся за водой. Ей хотелось поговорить, главным образом
потому, что наши диагнозы относительно происходившего, как и мнения
о том, что делать дальше, кардинально отличались друг от друга.
"Но поскольку Деннис твой брат, - говорила Ванесса, - а у тебя
на этот счет есть свое мнение, то я поддержу твои соображения
относительно того, что следует предпринять. По крайней мере,
сейчас".
Я был благодарен ей за временные рамки, присутствовавшие в
избранном ею курсе. Весь вопрос, вращавшийся вокруг психического
состояния Денниса, заключался в том, как и самое главное когда он из
него выйдет. Каждый диагноз должен был содержать в себе реальный
прогноз этого жизненно важного для нас момента. Внутренний голос
уверял меня, что все будет хорошо, но я хотел показать Ванессе, что
ценю ее отношение, даже если и не разделяю его.
По тому, как Ванесса держалась, я понял, что нас -оставят в
покое в нашей "лесной хижине"; Максимум, чего ' нам следует ожидать
от нее с Дейвом, так это того, что они будут изредка заходить в
гости. К тому же в их разговорах - сначала слабо, но постепенно все
более настойчиво - начинала звучать тема возможности скорого отбытия
из лесной глуши.
Итак, в Ла Чоррере все было готово для наступления следующей
пятидневки хаоса -с седьмого по двенадцатое марта. Начиная с этого
дня Ив стала для нас кем-то вроде связной с остальными обитателями
миссии. Она приходила к вечеру, а утром уходила обратно, стряпала
для нас завтрак и ужин, и вообще в этой ситуации держалась молодцом,
если учесть, что она присоединилась к нашей маленькой компании всего
три недели назад. Время шло, и Деннису понемногу становилось лучше.
Казалось, ум его буквально вывернут наизнанку. Каждый день бывали
моменты, когда он говорил более связно, тогда-то он и сообщил, что
эксперимент забросил его на окраину псевдосферы Римана, во
вселенную, где даже параллельные линии пересекаются. Он заявил, что
должен вернуться в обычное пространство и уже начал обратное
движение, постепенно переходя с одного уровня на другой. В этот
период постепенно происходили очень странные вещи. Брат мог слышать
работу моих мыслей. Ну а в том, что он телепат, у меня не было ни
малейшего сомнения. Он мог в совершенстве подражать голосам отца и
матери. Он стал многими людьми сразу и всех их прекрасно имитировал.
Во мне он видел шамана или мессию и звал меня Уч - не учитель и не
учение, а просто Уч, нечто вроде воплощенного посла иных миров,
уполномоченного вести переговоры о приеме человеческого вида в
сообщество высшего разума.
И это далеко не все: его посещали видения из истории XX века,
сцены постройки линз и скончания веков. Он сказал, что открытие
высшего физического измерения ожидает нас через несколько лет и что,
оно имеет отношение к Египту, к акациевым, триптаминовым культам, к
Тибету, каким он был восемь тысячелетий назад, к шаманской магии, к
бонпо и к книге перемен "Ицзин". Вот, такие идеи витали у него в
голове, пока он беспрестанно говорил и, не только говорил.
От этого периода не осталось никаких записей. Меня так
.переполняла уверенность, что мы пребываем в вечности, что я не
ощущал никакой необходимости что-то записывать. По мере того как мир
- так мне казалось -- становится все совершеннее, я в какой-то
момент решил написать поэму, но этот миг так никогда и не настал. В
те пять дней все происходило как-то хаотично, бессвязно. Это был
самый напряженный период времени, какой мне довелось пережить. Не
было такой эмоциональной или интеллектуальной струны в человеческом
регистре, которая не звучала бы вновь и вновь в тысячах вариаций.
В записках, сделанных несколько недель спустя, я мог подвести
итог тем пяти дням, только дав им нелепые названия: Огонь, Вода,
Земля, Человек, Мир. Я сидел и слушал, а Деннис витийствовал.
Глаза его без очков казались безумными и пронизывали насквозь,
смотришь в них-и становится не по себе. С той самой ночи, когда его
обуял тот шаманский бред, я твердо решил не спать и ни на минуту не
спускать с него глаз ни днем, ни ночью. Следующие девять дней я не
спал и даже не ощущал потребности во сне: Хоть я и знаю, что такое
порой случается, тем не менее потом, на протяжении многих лет, я
воспринимал свое тогдашнее отсутствие желания спать как самый веский
аргумент в пользу реальности тех сил, с которыми мы
экспериментировали. Я не только не нуждался в сне - мои мысли
постоянно текли плавным, насыщенным, наполненным образами потоком,
по сравнению с которым обычный процесс мышления казался бледной,
судорожно подергивающейся тенью. И эта психическая сила пронизывала
весь мой бессонный {' период и сохранялась долгое время после него.
Мне казалось, что время, которое мы переживаем, состоит из
отражений того, что ему предшествовало, и того, что должно по
следовать за ним. Шестое марта. Первый день, когда я решил не спать,
прошел в глубоком благоговении и растущем изумлении: я не ощущал ни
малейшей сонливости, хотя в остальном чувствовал себя нормально. В
последние тёмные часы перед рассветом, время, которое - я это
почувствовал - в точности совпадало С тем часом, когда мы два дня
назад проводили эксперимент, я услышал, как Деннис зашевелился в
своем гамаке. Потом он издал все тот же заунывный вой, тихий, но
сильный и .отчетливый, Который сорок t восемь часов назад забросил
его в новый мир. Он прозвучал трижды,' и как я и предполагал, -
что-то в моем мозгу убедило меня в' этом
Как и раньше, последний вопль был самым протяжным 1---он
усиливался, а потом затихал, наверное, целую минуту. Когда Он'
наконец замер, я Снова услышал, как сквозь бледнеющий воздух из
миссии донесся петушиный крик. Почему все Происходит так
симметрично, будто что-то огромное, упорядоченное старается
показаться на поверхности самой организации окружающей нас
реальности? В небе заполыхал рассвет, начинался еще один из череды
этих бесконечных дней. То, что скрывалось в моем мозгу,
шевельнулось, готовясь встретить вызов, который бросал рассудку
каждый новый миг. Все, что осталось от того времени, - это
обрывочные образы и случайности, и только метафоры проходят сквозной
темой. Все являло собой сотворение мифов, сотворение образов -
подвижное, метауровневое, безостановочно текущее.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ. ИГРЫ В ПОЛЯХ ВСЕВЫШНЕГО
В которой мы с Деннисом исследуем содержимое взаимных заблуждений и
озарений.
Утром семнадцатого числа Ив вместе с Дейвом и Ванессой
вернулась к реке, а мы с Деннисом впервые за последние два дня
остались одни. Вокруг царил покой. Я разбирал и приводил в порядок
снаряжение. В лагере опять установилась чистота и порядок. У Денниса
периоды покоя чередовались с пространными монологами на
сверхкосмическом уровне, как в "Творце звезд" Олафа Стейплтона. Он
имитировал, изображал в лицах, описывал и всевозможными иными
способами передавал борьбу огромных мифологических существ -
гностиков и манихейцев, - происходящую в космическом масштабе.
Старая как мир схватка между добром и злом разыгрывалась в лабиринте
его сознания как книжка комиксов, перенесенная в четвертое
измерение. И все же юмор не покидал его: время от времени он со
стоном возвещал, что чувствует себя "старым мандеистом" (Мандеизм -
религия, возникшая в начале н. э. в Мессопотамии, в которой
соединились элементы христианства, иудаизма, зороастризма и
древневавилонской религии. - Прим. перев.), и сам разражался
взрывами хохота от собственного остроумия.
Сидя в гамаке, я по мере возможности поддерживал разговор, хотя
мне было ясно, что Деннис запросто мог бы обойтись и без
собеседника. Казалось, он напал на главную жилу источника, питающего
фонтан красноречия.
На миг я прикрыл глаза- за сомкнутыми веками в полной красе
возникло то, что я воспринял как учение или послания. Совершенная
рекурсивная геометрическая форма с четырьмя лепестками. Внутренний
голос сообщил мне, что это "Валентинова кривая". И правда, четыре
лепестка кривой напоминали истекающее кровью сердце с открытки к
Валентинову дню. На миг мне пришла мысль о сердцевидном плоде,
который я приспособил под кальян. Нет, никакой очевидной связи не
видно... образ растаял. Я достал блокнот и нарисовал Валентинову
кривую - сначала грубо, потом более тщательно. Это навело меня на
мысль о Бэзиле Валентине, жившем в XV веке, алхимике, авторе
"Триумфальной сурьмяной колесницы". Я читал эту книгу, но фактически
ничего из нее не запомнил. Еще я подумал о Валентине,
александрийском гностике II века, и о его учении о том, что
материальный мир есть сгусток страстей заблудшей Софии, которая из
себялюбия сотворила вселенную, не имеющую никаких связей, кроме как
с нею самой. Проникновение страданий Софии, низшего из архонтов , в
материальный мир - эта его идея близко смыкалась с нашими
алхимическими поисками. Сгущение эмоций в материю - вот поистине
внушающая ужас тема. Ведь именно она привела нас на Амазонку.
Алхимия - это понимание преобразований материи. Что до ключей, то
они, казалось, скрывались повсюду, все переплеталось, образуя
волшебную ткань смысла, подтверждения и тайны.
В тот день, да и в последующие, в моем сознании возникали самые
разнообразные мысли и идеи, которые неизменно приводили к
дальнейшему расширению той совокупности тем, вокруг которой мы
строили свою жизнь. Одной из таких тем, которая была подхвачена и
начала развиваться - сначала медленно, потом все быстрее,
радикальнее и шире, - оказалась совокупность идей и взаимосвязей,
содержащихся в китайской гадательной книге "Ицзин". Этот древний,
обрывочный комментарий на еще более древний набор шестидесяти
четырех гадательных идеограмм, которые называются гексаграммами, уже
