подходит к нашей увешанной гамаками хижине.
-Ну, кто там? Набоков, солнечный Джим, этот милый Джойсов
парнишка, или зануда Ник Кьюза?
Мы обнялись и расхохотались. Я чувствовал, будто меня ведут за
ручку, как малое дитя. Почему-то я перестал задавать вопросы - мне
больше хотелось увидеть других людей, почувствовать, что и они
проникли в новый рай, попали на новую землю. Деннис одобрил мое
намерение сходить к реке и привести с собой Дейва и Ванессу. Деннис
тем временем вернется в лагерь и объяснит Ив, что происходит.
Шагая к реке, я ощущал себя почти невесомым, будто я заново
родился и во мне кипят энергия, здоровье и бодрость. За несколько
минут из мрачного скептика я превратился в восторженного адепта.
Оглядываясь назад, я убеждаюсь, что для меня это было решающим
перепутьем. Почему я не расспросил Денниса более подробно? Может, то
был самогипноз? Или непривычное окружение, скудное питание, тяготы и
ожидания поставили меня в положение, когда я не мог отказаться от
участия в мире диковинных идей своего брата? Ну почему я не сумел
сохранить свою обычную отстраненную и скептическую позицию? В
некотором смысле такая добровольная капитуляция неверия и составляет
самую суть дела - не только нашего, но и многих других ситуаций, где
присутствует встреча лицом к лицу с неведомым.
Иное играет с нами и подбирается к нам тропой воображения - и
вот уже мы у последней черты. Переход через нее требует отказа от
старых, укоренившихся привычек - как в мышлении, так и в видении. В
этот миг мир неторопливо выворачивается наизнанку и открывается то,
что было доселе скрыто: волшебная возможность, иной, чем мы привыкли
наблюдать, мысленный ландшафт, и этот ландшафт становится
реальностью. Это мир космического смеха. НЛО, эльфы и перенаселенные
пантеоны всех религий - вот обитатели этих невидимых ранее
ландшафтов. Вы дотягиваетесь до континентов и океанов воображения,
до миров, где сможет выжить любой, чье единственное занятие - игра,
а потом предоставляете игре вести себя все дальше и дальше, пока она
не превратится в реальность, принять которую осмелятся немногие.
Но пока я шагал сквозь это дивное утро, столь утешительно
объективные мысли не приходили мне на ум. Напротив, я размышлял о
том, что тело мое в процессе метаболизма превращается в Тело
Воскрешения, "зримую душу" христианских герменевтиков - ведь именно
это мы считали частью успешного осуществления нашего эксперимента. Я
не знал, что происходит вблизи или вдали, но я знал одно: с тех пор
как Деннис объявил, что эксперимент завершен, я ощущал, как во мне
все растет, ширится прилив энергии и понимания. И пока я шагал так,
на меня снизошло глубочайшее откровение. В моем мозгу расцвело
понимание: все мы - просветленные существа, и только наша
неспособность увидеть и почувствовать себя и других такими, как мы
есть, не позволяет нам сбросить бремя вины и ощутить себя
по-настоящему просветленными. Я никогда не принадлежал к числу
блаженных, чокнувшихся на психоделиках - и вот, пожалуйста, теперь я
завис где-то между клише и архетипом!
Чувство было дивное, и все же я не мог поверить в то, что со
мной происходило. Дорога до жилища Дейва и Ванессы занимала минут
десять-пятнадцать. Сейчас было около семи. Солнце взошло уже
довольно высоко, и день обещал быть прекрасным. Проходя через выгон,
я время от времени останавливался и говорил: "Деннис", - и ответ
приходил мгновенно, как мысль. Это не давало мне покоя. Я то и дело
останавливался и задавал вопросы, садился на траву и спрашивал: "Все
в порядке? Что это? Сам не знаю. Это не опасно? .Не могу понять, что
это значит".
Итак, я шел к реке. И на ходу проводил кое-какие эксперименты.
"Теренс, Теренс", - позвал я, как будто разговаривал сам с собой.
Потом я сказал: "Деннис", - и вот оно, рядом, только протяни руку.
Тогда я сказал: "Маккенна, Маккенна", - и оно по-прежнему было тут.
Значит, я не могу обращаться к нему, используя свое имя, зато
фамилия - пожалуйста, понял я. Я ощущал себя одновременно
просветленным и вконец озадаченным. И по-прежнему понятия не имел,
что же происходит.
Размышляя об этом, я дошел до "речного дома", где жили Ванесса
и Дейв. Они еще спали в своих гамаках, но у двери, даже в такую
рань, уже толпились глазастые ребятишки витото. Пока я пробирался
сквозь их стайку, взгляд мой падал то на одного малыша, то на
другого, и я думал: "Ты просветленный и ты... и ты..."
Мой приход стал для Дейва и Ванессы первым событием
наступающего дня. Я рассказал им о нашем успехе и о том, что его
плодом стал не материализовавшийся гиперобъект, а учение. Потом я
пригласил их одеться и пойти со мной. Складывая гамаки, они
рассказали мне, что в самый глухой час ночи Дейв проснулся в
истерике, в состоянии, похожем на то, которое нашло на него вчера
под влиянием грозы. Они оба были очень взволнованы и могли объяснить
этот случай только тем, что мы втроем делали вчера.
Меня заинтересовал рассказ, но слышал я их будто издалека. Мне
не терпелось вернуться в лес, посмотреть, что будет происходить там.
Я припоминал про себя слова, которые Деннис сказал мне на выгоне
несколько минут назад. А сказал он вот что: граница, отделяющая день
от ночи, линия рассвета, сейчас совершает двадцатичетырехчасовой
полет вокруг Земли, полет, который начался в тот рассветный миг,
когда закончился эксперимент в Ла Чоррере. По всей земле замирает
движение транспорта, останавливаются заводы. Люди выходят из домов и
школ и устремляют взгляды в небо - они понимают, что где-то, кому-то
удалось совершить прорыв, что этот день не похож на все остальные.
Дейв и Ванесса вслед за мной пошли обратно в лес. За ночь
щиколотка у Ванессы почти не прошла, и всю дорогу они препирались.
Едва миновав место, где я недавно расстался с Деннисом, мы
наткнулись на нечто такое, чего никак не ожидали увидеть. Это была
руана Денниса - короткое одеяло, какие носят южноамериканские
крестьяне, и его же рубашка, валявшиеся прямо на тропинке. Чуть
подальше виднелись штаны, а еще дальше пара бумажных носков. Очки и
башмаки - правда, об этом я узнал позже - не миновала та же участь.
По этим следам из сброшенных предметов туалета мы дошли до лесной
хижины. Там мы обнаружили Ив и Денниса - оба сидели на полу
совершенно голые, беседуя и упражняясь в медитации "спроси у
Денниса".
Объяснив, что настоящее посвящение нельзя получить, если не
разденешься догола, Деннис стал настаивать, чтобы все мы сняли
одежду. Ванесса разоблачилась, мы с Дейвом последовали ее примеру.
Даже их скептицизм, похоже, был на время забыт. Чувствовалось
осязаемое присутствие гриба. Казалось, он говорит: "Сбросьте одежду.
Отбросьте все. Мир рушится. Отныне все предметы для вас бесполезны.
Отбросьте все. Вам больше ничего не нужно".
Мы разглядывали друг друга - блестящие волосы на лобках и
обычно скрытые гениталии теперь предстали под лучами солнца во всей
своей красе. Я свернул самокрутку, все сели в кружок и закурили. Мы
рассказали Дейву с Ванессой об учении, и они попробовали его, с
разной степенью успеха. Дейву показалось, что оно работает, а
скептически настроенная Ванесса была не уверена. Такой результат
меня не удивил: ведь звучащий в голове голос - штука очень зыбкая и
субъективная. Если ты его слышишь, никаких сомнений не возникает, ну
а если нет, тут дело темное.
Все были настроены очень благодушно, если не считать, что
Деннис то и дело перебивал других, будто их и вовсе не было. Это
выглядело так, будто он существовал в ином временном измерении, -
похоже, он действительно просто не понимал, что другие в это время
тоже говорят.
Нам показалось, что будет очень разумно снять гамаки, захватить
их с собой - их и ничего больше - и нагишом отправиться в джунгли.
Там мы развесим гамаки на деревьях и заберемся в них. И будем
исследовать установившийся режим: ведь наверняка можно делать что-то
еще, кроме как задавать вопросы. Дверь оставалась открыта. И только
эксперимент может показать, что еще можно сделать. Пока мы шли, я
задал мысленный вопрос: "Что нам делать?" - и получил совета "Нужно
представить себе, что жизнь начинается с настоящего, а потом
вернуться назад, через всю прошлую жизнь, встречая всех живых
существ и исправляя тот вред, который мы когда-то им причинили. И
когда мы дойдем до конца, то, оставив там свои тела, каким-то
образом очутимся в измерении абсолютной свободы, которое теперь
кажется таким близким". Я воспринял это как быструю перемотку записи
кармической деятельности. Как только вся карма перемотается, само
собой наступит состояние первозданной невинности.
Лежа в гамаках, мы принялись прокладывать мысленный курс в
гиперпространство. В зеркале ума я видел себя: вот я в Ла Чоррере,
потом иду по тропе в Эль-Энканто, потом поднимаюсь по реке до
Легисамо, потом еще дальше - в Боготу, в Канаду. Ив каждом месте я
встречаю людей, с которыми сводила меня жизнь, и говорю им:
"Покончим с этим. Теперь все прошло. Совсем прошло".
Я видел всех этих людей. И сразу мог дотянуться до каждого из
них. "Мы на Амазонке, - объяснял я каждому. - Теперь мы возвращаемся
домой. Или куда-то еще". Видение это было совершенно непостижимым и
в то же время абсолютно реальным. Я чувствовал, как за сомкнутыми
веками закипают слезы. Все это было ни на что не похоже.
Наконец в моем мозгу раздался голос учителя: "Ты нашел то, что
искал. Вот оно. Теперь все позади. Больше ничего нет. Через
несколько часов суперструктура существующей на земле человеческой
цивилизации разрушится и ваш вид покинет планету. Сначала вы
отправитесь на Юпитер, а потом на Альфу Водолея. Наконец-то для
людей занимается заря важных событий".
Сначала мне казалось, что видения становятся глубже и ярче, но
через час стало ясно: они постепенно тускнеют. Один за другим мы
выходили из забытья, в которое нас погрузил утренний зной и
пребывание в гамаках. И тут начались бесконечные разговоры и
рассуждения. Причем Денниса, казалось, они занимали меньше всех.
Дейв и Ванесса не были уверены, что что-то вообще случилось "на
самом деле". Ив высказывалась сдержанно, я же был совершенно оглушен
и погружен в глубины сюрреалистического восприятия, которое овладело
мной с самого беспорядочного начала этого дня.
Постепенно я понял: что-то тут не так. Желаемое, как всегда,
опередило действительное. Для всех остальных ничего не произошло. Из
нашего разговора стало ясно: никто, кроме меня, не слышал в мыслях
ответов Денниса. На самом деле все недоумевали, что происходит, и
все больше тревожились, поскольку им ничего не оставалось, как
предположить, что я теряю рассудок. Позже я стал рассматривать этот
период как переход в следующую фазу, который для всех вылился в
полную сумятицу. Деннис явно выпадал из реальности. Я пытался с ним
заговорить, но он не понимал, что к нему обращаются. Он то и дело
разражался монологами, не слыша, что остальные разговаривают. По
мере того как разрыв между нашим восприятием вырисовывался все
отчетливее, все мы стали ощущать необходимость вернуться к норме,
прикоснуться к основам. Поступило предложение сходить в миссию,
чтобы принять душ, за которое все сразу ухватились, поскольку мы
перепачкались в саже, когда ночью возились у костра.
Стали собирать разбросанную одежду. Попутно обнаружилось, что
Деннис снял очки вместе с башмаками и со всем остальным.
Расхристанные и растерянные, мы поплелись по тропе, ведущей к
миссии, безуспешно пытаясь найти пропавшие очки.
Несколько индейцев витото проводили нас взглядами, а потом
понимающе расхохотались. "Они знают. Знают, что случилось", -
уверенно заявил голос у меня в мозгу. Витото явно радовались и
ликовали по какому-то известному им поводу. Мы зашагали дальше,
направляясь к их миссии и ее теплому душу на солнцепеке.
Деннис болтал как заведенный, и общаться с ним стало просто
невозможно. Среди остальных зрело единое мнение, что положение
