каждая его грань, сказала она, казалась окном в другое время и в
другой мир.
- Камень! - вырвалось у меня. Я почти ощутимо представлял ее
видение: да это же lapis philosophorum (философский камень),
лучезарная цель, веками манившая алхимиков и магов, блеснула в
тропической ночи в виде Огромного многомерного алмаза, философский
камень, хранимый подземным гномом. Какой глубинной и проникновенной
силой обладал этот образ! Казалось, я ощущал душевные чаяния древних
алхимиков - признанных авторитетов и никому не известных тружеников,
искавших этот lapis в клубящемся дыму своих перегонных кубов. Я,
казалось, видел золотую цепь адептов, уходящую в далекое
эллинистическое прошлое, Гермесовы скрижали, проект, затмевающий
своим размахом империи века, - не что иное, как попытка спасения
падшего человечества силой возвращения материи утраченной
духовности. Я никогда не представлял себе загадку камня в таком
разрезе, но, пока я слушал рассказ Ив о том, что она видела, у меня
возник мысленный образ, который и по сию пору остается со мной. Это
образ философского камня как гипермерного самоцвета, превращающегося
в НЛО человеческой души как космического корабля. Именно он есть
универсальная панацея после конца времени, а вся история - это лишь
ударная волна сего окончательного осуществления потенции
человеческой души. Вит такие мысли, такие откровения, казавшиеся мне
тогда шевелением чего-то необъятного, чего-то смутно
предчувствуемого, протянувшегося через миллионы лет и имеющего
отношение к судьбе человечества и возвращению души к ее рождающему
восторг и трепет тайному источнику, посетили меня в ту ночь. Что же
происходило с нами?
Чувство необычного было почти осязаемо. Казалось, темные бездны
пространства и времени разверзаются прямо у нас под ногами. Образ
висящей в космическом пространстве Земли эмоциональнодовлел над
всем, что нас окружало. Что же это было в действительности? Я лежал
в гамаке, взволнованный и напуганный, постепенно погружаясь в сон. И
вот он пришел, спасительный и глубокий, а с ним и глубокие
сновидения, от которых к утру ничего не осталось, кроме ощущения
зияющей звездной бездны.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ. ОПУС НАЧИНАЕТ ВЫРИСОВЫВАТЬСЯ
В которой Деннис обнародует свою стратегию осуществления Великого
Деяния.
Утро 2 марта 1971 года выдалось в Ла Чоррере
хрустально-прозрачным и жарким. Этого дня мы - Ив, Деннис и я -
давно ждали, чтобы завладеть домом в лесу, который наконец
освободился. Именно в то утро мы были возбуждены больше чем обычно,
что было связано с частыми сменами жилья. Вот уже три дня, сразу же
после эпизода с глоссолалией, случившегося двадцать седьмого, Деннис
беспрестанно твердил, что энергия этого феномена столь велика, что
нельзя продолжать эксперимент, пока мы не окажемся в полном
уединении, которое обеспечит нам дом в лесу.
Мы начали переселяться на новое место вскоре после рассвета,
чтобы не делать это в дневное пекло. Путь, по которому нам
предстояло перебраться самим и перетащить снаряжение, пролегал через
пастбище - мы не бывали там со времени опыта с грибами, который
провели три дня назад. Весь выгон пестрел строфариями. Казалось, не
было ни одной коровьей лепешки, из которой не торчал бы отличный
золотистый гриб. Я пообещал себе, что как только мы приведем в
порядок свой новый дом и покончим с переездом, то сразу же снова
примемся за грибы.
Однако в свете последних заманчивых теорий и первоначальных
этноботанических планов мы все же не оставляли мысли о поисках
неуловимого у-ку-хе. Первоочередной же нашей задачей было
использовать аяхуаску в качестве МАО-ингибитора и решающего наши
проблемы психоделика, а кроме того, приготовить и испробовать настой
из Banisteriopsis caapi, которую мы с Ив получили от Базилио
несколько дней назад. (Научная основа нашей работы подробно описана
в "Невидимом ландшафте". Эта книга - выражение нашей общей
всесторонне обдуманной точки зрения, которая сложилась у нас к 1975
году. С этих пор идеи эти подвергались многократной переоценке по
мере того, как отсеивались мифы и заблуждения, вплетенные в ткань их
первой концепции.)
Получилось так, что остаток дня после переезда мы с Ив провели,
расчищая пространство вокруг хижины и выдирая из песчаной почвы
большие древесные корни. Мы раскладывали их на солнце для просушки,
чтобы потом использовать вместо дров для костра, который нам
понадобится для приготовления аяхуаски. Физическая усталость
приносила наслаждение. Казалось, все напоено энергией и светом.
Деннис после случая с внутренним звуком, который мы восприняли так
неоднозначно, вел себя довольно замкнуто и раздраженно. Захватив
дневник, он побрел по лесной тропе, ведущей к деревне витого,
которая располагалась километрах в тринадцати от нас.
Ближе к вечеру брат вернулся очень возбужденный. Он закончил
предварительные наброски к тому, что впоследствии стало ^называться
"Экспериментом в Ла Чоррере". Это, по сути, единственная запись его
идей, сделанная в то время, и как таковая, она являет собой
единственный экземпляр важнейших документальных сведений о том, как
мы относились к тому, что делали, в тот момент, когда мы это делали.
Разумеется, эти записи не представляют собой окончательного
варианта наших теоретизирований на данную тему, так. что .не стоит
судить их слишком: строго. О самого момента своего рождения эти идеи
стали подвергаться постоянному уточнению . И все же, каким
законченным было видение, как отлично вписывались в него все детали!
Теория, изложенная в записях моего брата, остается рабочей основой
для понимания того эффекта, который мы вызвали пятого марта во время
завершения эксперимента. Они стали для нас рабочими наметками и в
качестве таковых принесли нам неоценимую пользу. Однако эти записи
не предназначены для робкого читателя, поскольку их можно принять за
алхимический трактат.
А что такое алхимия, как не испытание пределов языка да и
пределов материи тоже! Аппараты алхимиков лучше всего работаю! в
воображении. Возможно, маги захотят получше вникнуть в эту
алхимическую абракадабру, и для них я дам расшифровку в следующей
главе. Остальные же читатели скорее всего лишь пробегут по ней
торопливым взглядом, чтобы снова углубиться в то, что и без
набросков заумных теорий представляет собой чертовски любопытную
историю:
4 марта 1971 года
Проведенные вчера новые эксперименты с феноменом
психозвукового отклонения ставят ряд новых интересных вопросов и
углубляют то понимание, которым мы обладаем на сегодняшний день.
И остановился ни термине oзвуковое отклонение", потому что в
настоящее время то, что Мне довелось испытать вкупе с пнем, 0
чём мне рассказывали раньше, дает мне основание считать: все это
связано с созданием посредством голоса особого энергетического
поля, способного прорвать трехмерное пространство. Пока мне
непонятно, обладает ли. это поле электромагнитной природой, но,
похоже, что оно искривляет пространство таким образом, что то,
пройдя через высшее измерение, снова возвращается к себе. Вот
как это получается:
Чтобы сделать звук слышимым, необходимо принять достаточную
дозу псилоцибина. Насколько мы понимаем, этот звук представляет
собой электронный парамагнитный резонанс (ЭПР) содержащихся в
грибе алкалоидов псилоцибина. Наличие в аяхуаске быстро
обменивающихся, обладающих высокой энергией триптаминов играет
роль антенны, которая делает нервную ткань очень чувствительной
к энергии парамагнитного резонанса, содержащегося в строфарии
псилоцибина. Именно этот принцип и дает возможность сделать
сигнал слышимым. Далее, используя в качестве антенны добавку
триптамина, его необходимо усилить до уровня, который
представляется его максимальной амплитудой. Затем посредством
создаваемого голосом звука эта энергия вводится в гарминовый
комплекс человека и гриба, небольшая часть которого
предварительно охлаждается до абсолютного нуля - температуры,
при которой вибрация молекул прекращается, что вызвано
поглощением ЭПР-импульсов псилоцибина.
После обнаружения такой ЭПР-волны возникает возможность ее
усиления в мозговых контурах методом пропускания через
гарминовый комплекс, то есть имитируя голосом псилоцибиновый ЭПР
и тем самым заставляя усиленный звук издавать гармонический тон
(при этом в процессе метаболизма получается гармин и таким
образом возбуждается гарминовый ЭПР). Поскольку гарминовые
комплексы - это всего лишь продление той самой биосинтетической
цепи, которая превращает триптофан в псилоцибин, то ЭПР-тон
псилоцибина можно рассматривать как гармонический обертон
гармина и наоборот.
Используя гармонические обертоны, можно извлекать тон,
который будет гасить одну или несколько своих октав, отраженных
в гармонических гаммах выше или ниже его. Это можно легко
продемонстрировать на примере виолончели: предположим, мы берем
какую-то ноту, скажем, ля, на открытой струне. Звук - это
волновое колебание молекул воздуха, создаваемое струной, которая
потом действует как резонатор. Громче всего звук слышен в той
тональности, в которой извлекается, но он еще и озвучивает
каждую вторую тональность ля в октавах выше и ниже ее. Можно
погасить исходный тон, очень легко тронув струну в определенных
гармонических тонах. При этом становятся слышны обертоны в
верхнем и нижнем регистрах. Если как следует разбираться в
теории гармонических резонаторов, то можно заранее сказать,
какие обертоны начнут резонировать, если коснуться струны в
Определенных точках.
Если мы перенесем принцип этого явления на возбуждение
молекулярного ЭПР, то, в сущности, получим ту же картину. Когда
ЭПР-тон псилоцибина становится слышим благодаря использованию
.триптаминовой антенны, он порождает гармонический тон в
гарминовых комплексах - продукте, метаболизма в системе, -
вынуждая ее ЭПР резонировать на более высоком уровне. В
соответствии с принципами акустики это автоматически приводит к
затуханию первоначального тона, то есть псилоцибинового ЭПР, и
вынуждает молекулы прекратить вибрацию; однако ЭПР-тон,
поддерживающий молекулярную связь, сохраняется в течение
микросекунды благодаря обертонному ЭПР гарминового комплекса.
При этом мгновенно обесточенный сверхпроводник - псилоцибин -
остается в подвешенном состоянии в низкоэнергетическом
электромагнитном поле, создаваемом гарминовым ЭПР. Благодаря
этому он снова обретает свой первоначальный, но усиленный
сверхпроводимостью ЭПР-сигнал, который навсегда сообщает ему
состояние сверхпроводимости.
По мере того как этот феномен развивается, он автоматически
возбуждает процесс, обратный первоначальному. Псилоцибин,
которому разум сообщает сверхпроводящий заряд, гармонически
гасит ЭПР-резонанс содержащегося в мозгу гармина, Энергия ЭПР
гармино-псилоцибинового комплекса мгновенно поглощается тканью
гриба. Это вынуждает молекулы, обменивающиеся в организме и
связанные с нервными ДНК, мгновенно достичь абсолютного нуля.
Совершенно очевидно, что комплекс гармин-псилоцибин-ДНК должен
тотчас же отделиться от клеточной ткани. Этот момент чреват
большой опасностью, но есть возможность справиться с ней. Мы
обнаруживаем, что эти молекулы, сгущаясь, покидают наше тело в
сопровождении звука. Звук этот представляет собой гармонический
ЭПР-тон данного комплекса, который усиливается в условиях
сверхпроводимости, транслируется и вмерзаем в сверхпроводящую
ткань гриба. Сверхпроводящий заряженный псилоцибин действует
как. антенна, которая улавливает усиленные ЭПР-сигналы комплекса
и сгущает колебательные сигналы в сверхпроводящую ткань.
Теперь можно вкратце подвести итог вышеизложенного:
