Он не понял иронии, что говорило о том, что его тревога была
глубже.
- Сколько "черных денег" Лео выкачал через вашу бухгалтерию?
Он тут же ответил:
- Я об этом ничего не знаю.
- Естественно, вы не знаете, вы делаете все по закону.
- Поосторожнее, - сказал он. - Я терплю от вас больше, чем
терпел до сих пор от кого-либо.
- Он осуществлял сделки по скидкам с теми, кто нес большие
потери, и использовал Сервантеса для сбора и хранения денег?
Дэвис внимательно посмотрел на меня. Глаза были мертвыми, но
блуждающими.
- Вы задаете вопросы, ответы на которые содержатся в них самих.
Я вам не нужен.
- Мы нужны друг другу, - сказал я. - Мне нужен Лео Спилмен, а
вам нужны деньги, которые он выдоил из дела.
- Если вы говорите о тех деньгах в Лос-Анджелесе, они ушли. Уже
нет возможности получить их назад. Но это мелочь. Наша бухгалтерия
имеет дело с такими суммами каждый день в течение всего года.
- Так что, у вас нет проблем?
- Нет таких, где вы могли бы помочь.
Дэвис снова прошелся по комнате. Он двигался устало,
осторожной, мягкой, кошачьей походкой, будто его кабинет, цвета
пустыни, был и в самом деле пустыней с гремучими змеями под ковром.
- Если вам удастся достать Лео, - сказал он, - дайте мне знать.
Я готов уплатить за информацию. Скажем, пять кусков, она того стоит.
- Я не собирался продавать себя в качестве доносчика.
- Неужели? - Он еще раз внимательно посмотрел на мой костюм. -
Во всяком случае, предложение остается в силе.
Он открыл мне дверь. Человек с квадратной фигурой и маленькой
головкой был уже наготове, чтобы проводить меня вниз. Девушка,
похожая на Джинни, находилась у стола для игры в крап с другим
эскортом. Все, что происходит в Вегасе, кажется повторением чего-
то, что было раньше.
Я успел на самолет в Лос-Анджелес и спал в своей собственной
кровати.
Глава 27
Сойка, которая жила в моих окрестностях, разбудила меня утром.
Она сидела на высокой ветке напротив моего окна на втором этаже и
вертела головой в ожидании соленых орешков.
Я посмотрел в буфете - орешков не было. Я разбросал по
наружному подоконнику сухой корнфлекс. Но сойка даже не удосужилась
слететь вниз с ветки. Она склонила голову набок и саркастически
смотрела на такого скареду. Затем она вспорхнула с ветки и улетела.
Молоко в холодильнике прокисло. Я побрился, надел чистое белье
и другой костюм и вышел позавтракать. Я просмотрел газеты, пока ел
яичницу. Об убийстве Мартеля было напечатано на второй странице, и
оно преподносилось как гангстерская разборка. Сообщение об убийстве
Мариэтты Фэблон поместили где-то сзади в саутлендских новостях. Ни
о какой связи между ними не было и речи ни в одной заметке.
На пути на работу в свой офис на бульвре Сансет я сделал
длинный объезд к Дому Правосудия. У капитана Перлберга уже был
предварительный доклад из Криминальной лаборатории. Пуля, которую
доктор Уилс извлек из груди Мариэтты Фэблон, почти наверняка была
выпущена из того же оружия, что убила и Мартеля. Сам пистолет,
которым был, по-видимому, старый револьвер калибра 38, найден не
был. Не был обнаружен также и человек, стрелявший из него.
- Есть какие-нибудь свежие идеи по этому поводу? - спросил
Перлберг меня.
- Я знаю один факт. Мартель работал на владельца казино в Лас-
Вегасе по имени Лео Спилмен.
- Но чем он занимался?
- Я думаю, что он был посыльным Спилмена. Недавно он сам
занялся бизнесом.
Перлберг безразлично посмотрел на меня. Он закурил сигарету и
выпустил прямо в лицо через заваленный стол струю дыма. Он не был
враждебен или агрессивен, но у него была такая манера затушевывать
еврейскую напористость.
- Почему вы не сказали об этом вчера, Арчер?
- Я летал в Лас-Вегас вчера, чтобы выяснить некоторые вопросы.
Я получил не вполне удовлетворительные ответы, но получил
достоточно фактов, чтобы предположить, что Мартель сотрудничал со
Спилменом в деле сокрытия налогов. Затем он прекратил
сотрудничество. Он хотел получить наличность для себя.
- И Спилмен пристрелил его?
- Или устроил так, чтобы его пристрелили.
Перлберг пыхнул своей сигаретой, заполнив маленькое помещение
облаком дыма, будто это была особая среда, где его мозги работали
лучше.
- А как в эту версию вписывается миссис Фэблон?
- Я не знаю. У меня есть предположение, что Спилмен убил ее
мужа и она это знала.
- Ее муж был самоубийца, если верить заключению полиции из
Монтевисты.
- Об этом они и мне не перестают говорить. Но это не доказано.
Скажем, он не был.
- У нас три нераскрытых убийства вместо двух. Мне нужно это
новое убийство, как лишняя дырка в голове. - Он в сердцах загасил
сигарету. Это было единственное проявление его несдержанности,
которое он себе позволил. - Тем не менее спасибо за информацию и за
идеи. Я подумаю о них.
- Я надеялся сам на небольшую помощь.
- Все что угодно, если это ничего не будет стоить
налогоплательщикам.
- Я пытаюсь обнаружить Лео Спилмена...
- Не беспокойтесь. Я займусь этим делом, сразу же как только вы
покинете мой кабинет.
Это было вежливое предложение убраться вон. Я задержался у
двери:
- Вы сообщите мне, когда его обнаружат? Я многое бы отдал,
чтобы побеседовать с ним.
Перлберг обещал.
Я отправился через весь город в свою контору. В корзинке для
бумаг лежала куча писем, но ничего особо интересного. Я внес ее во
внутреннюю комнату и сложил на столе. Легкий слой пыли напомнил
мне, что я не был здесь с пятницы. Я вытер пыль салфеткой и вызвал
автоответчик.
- Доктор Сильвестр приезжал к вам, - прозвучал голос девицы на
контроле.
- Он не оставил своего номера?
- Нет, он сказал, у него несколько вызовов в больнице, он будет
у себя на работе после часа.
- Что он хотел, вы не знаете?
Он не сказал. Но по голосу можно было подумать, что это важно.
И вчера вечером вам звонил профессор Таппинджер. Он оставил свой
номер.
Она продиктовала его, и я набрал сразу же номер домашнего
телефона профессора. Ответила Бесс Таппинджер.
- Это Лу Арчер.
- Как чудесно, - проговорила она голосом незаслуженно обиженной
маленькой девочки. - И какое совпадение, я только что думала о вас.
Я не спросил, что она думала, и не хотел этого знать.
- Ваш муж дома?
- Тапс на занятиях в колледже все утро. Почему бы вам не
приехать на чашечку кофе? Говорят, я варю очень хороший итальянский
кофе.
- Спасибо, но я не в городе.
- О, а где вы?
- В Голливуде.
- Но это всего лишь пятьдесят миль. Вы можете приехать до того,
как Тапс придет на обед. Я хочу поговорить с вами, Лу.
- О чем?
- О нас. Обо всем. Я большей частью не спала, думая б этом, о
переменах в моей жизни, а вы являетесь частью этих перемен, не
правда ли?
Я остановил ее резко:
- Сожалею, миссис Таппинджер. У меня работа. Утешение
безутешных домашних хозяек не входит в мои планы.
- Я вам нисколечко не нравлюсь?
- Конечно, нравитесь. - Я был последним мерзавцем, но я не мог
ей отказать в этой лжи.
- Я знала, что нравлюсь. Я чувствовала это. Когда мне было
шестнадцать, я пошла к цыганке-предсказательнице. И она сказала,
что у меня в течение года в жизни произойдут перемены, что я
встречу красивого умного человека и он женится на мне. Так и
cлучилось. Я вышла замуж за Тапса. Но гадалка сказала, что у меня
будет еще одна перемена, когда мне будет тридцать. Сейчас я
чувствую, что это приходит. Это как снова забеременеть.
Действительно. Я думала, моя жизнь кончилась, и начала...
- Все это очень интересно, - сказал я. - Но поговорим об этом
при встрече.
- Но это не может ждать.
- Придется обождать.
- Вы сказали, что я вам нравлюсь.
- Мне нравятся многие женщины.
Это было идиотское признание.
- Многих мужчин я не люблю. Вы первый с тех пор, как я...
Фраза осталась незаконченной. Я не торопил ее продолжать. Я не
проронил ни слова.
Она разразилась слезами и повесила трубку.
Бесс была, вероятно, с отклонениями, сказал я себе, или
начиталась сентиментальных романов, страдающая от одиночества и
неврозов факультетской жены, или же это первые проявления прихода
периода средних лет, как снег на четвертое июля. Мудрый человек,
которого я знал в Чикаго, вразумил меня раз и навсегда: никогда не
спи с кем-либо, у кого заботы больше, чем у тебя.
Но Бесс мне было трудно выбросить из головы. Когда я вывел
машину со стоянки и направился на юг по магистрали в Сан-Диего, она
будто сидела со мной, несмотря на то, что я направлялся для встречи
с ее мужем.
В полдень я ожидал его у здания факультета искусств. В одну
минуту первого он появился в коридоре.
- Я могу по вам ставить часы, профессор.
Он ухмыльнулся:
- Вы заставляете меня думать, что я робот. На самом деле я
ненавижу жить по этому размеренному расписанию.
Он отпер дверь и распахнул ее:
- Входите.
- Как я понимаю, вы выяснили кое-что новое о Сервантесе.
Он не отвечал мне, пока мы не сели лицом к лицу за его столом.
- Да, действительно. После того как мы расстались вчера, я
решил сразу же выбросить свое расписание. Я отменил свои
послеобеденные занятия и отправился в Лос-Анджелес с той
фотографией, которую вы мне дали. - Он похлопал себя по груди. -
Его имя Педро Доминго. По крайней мере, он значился под таким
именем в Латиноамериканском колледже. Профессор Бош думает, что это
его настоящее имя.
- Я знаю, я разговаривал вчера с Бошем.
На лице Таппинджера проступило неудовольствие, будто я
перепрыгнул через его голову.
- Аллан мне этого не сказал.
- Я позвонил ему, когда вы уже уехали. Он был занят, и я узнал
от него очень мало. Он сказал, что Доминго был гражданином Панамы.
Таппинджер кивнул:
- Это одно из обстоятельств, что создало для него проблемы. Он
перепрыгнул через борт корабля и здесь находится незаконно. Поэтому
он изменил имя, когда пришел к нам сюда. Иммиграционные власти
охотились за ним.
- Когда и где он перепрыгнул за борт?
- Это было где-то в 1956 году, как говорит Аллан, когда Педро
было двадцать лет. Он, вероятно, думал, что это место для него
будет счастливым. Как бы то ни было, практически он с корабля прямо
вступил в классную комнату. Он посещал школу в Лонг-Биче в течение
года, я не знаю, как он ухитрился, чтобы его приняли в колледж. А
затем он перевелся в Государственный колледж Лос-Анджелеса.
Он находился там два года, и Аллан Бош познакомился с ним
достаточно хорошо. Он поразил Аллана тем же самым, что и меня, - он
был высокоинтеллигентным молодым человеком с проблемами.
- Какого рода проблемами?
- Социальными и культурными. Историческими проблемами. Аллан
характеризует его как своего рода тропического Гамлета, пытающегося
совместиться с современной реальностью. На деле эта характеристика
может относиться к большинству центральных и южноамериканских
культур. У Доминго были проблемы личные. Он тосковал по сверкающему
городу.
Профессор Таппинджер был на грани начать лекцию.
Я спросил:
- По чему тосковал?
- Сверкающему городу. Это фраза, которую я использую для
характеристики этого царства духа и интеллекта для концентрации
великих умов прошлого и настоящего. - Он похлопал себя по виску,
будто таким образом претендовал на принадлежность к этой группе. -
