чем этот нюх? (Дтобы навеки заделать менЯ сторожем?) Стоп... Я сообра-
зил, что стою на переходе из двух комнат в третью. Как раз в прорублен-
ных дверях. Когда не было дверного проема, здесь (на уровне моих глаз)
торчал лом, пробивший стенную перегородку насквозь С ржавый иероглиф. Я
видел этот лом, повисший в воздухе, как видят иногда зигзаг молнии, хотЯ
она погасла.
За столом любимый общажный спор: почему живем так скудно и бедно, ес-
ли такаЯ богатая, можно сказать, чудовищно богатаЯ страна. Старенький
вопросец, Василий Замятов уже встал, чтобы всех перекричать С на вилке
огурец, Замятов Явно не успел закусить и орет на нас (прораб на строй-
ке):
С ... Надо работать! РаРбоРтаРаать!
Так кричал, что Я даже не видел, были ли у Замятова руки и ноги.
Только рот. И огурец на вилке.
И вдруг Зинаида стопку с водкой к небу и весело кричит:
С ... Мужик должен все времЯ пиРиить!
Кричит звонче:
С Вино! Дай! Кофе! Водку помаленьку! Пиво! Мужик без дела и питьЯ С
свихивается. Дто угодно, но пиРиРиить!
Все в восторге, подхватывают С пить, ах, как важно! Пить, чтобы
жить!.. С Орут, вопят, воздаваЯ должное здравому женскому уму, ура, жен-
щине! ура!.. Какой дикий ор. Они чокаются: пьем, все пьем!..
28
Даже Венедикт Петрович чтоРто призывное уловил: он
пристально смотрит на Зинаиду, подсознательное
сработало, и ВенЯ (ребенок), почмокав губами, делает
горлом глотательные движения: пьет, сосет грудь.
Я принимаю решение: пора. Попили, поели, пора и честь знать.
Делаю знак Зинаиде: а что, дорогая, если минут на пять мы отсюда уй-
дем, а? И чтоб ей совсем понятно, махнул рукой С мол, на выход!..
Выходит с улыбкой. Женщина! Она идет за мной, принаряженная, жилис-
тая, пахнущаЯ столетними гиацинтами, и как же звучно ставит она ногу к
ноге в модных своих туфлях. (Да и коридор здесь гулок.) Я сбавил шаг,
пьян, а Зинаида вышагивает рядом, высоко держа голову. Она с мужчиной.
К тому же сегоднЯ ей телефон поставили. Приятно. Гордость за удавшую-
сЯ жизнь. Новенький неспаренный аппарат. (ДуховнаЯ обновка.) Но едва
приходим к ней, Я уже с порога, быстроРбыстро сбиваю с нее внешнюю гор-
деливость и эту вечную женскую спесь. Говорю С ты ведь, Зинаида, мне
жить помогаешь, а значит, должна помочь Вене , год за годом в больнице,
ты же сама ему сочувствовала! А вот и помоги, говорю, человеку по малос-
ти. Да нет, не сошел Я с ума! Я пьян, но вовсе не спятил. Пожалей бедно-
го. Ему, Зина, уже завтра опять возвращатьсЯ в больничные стены...
С Ему нужна женщина. Врач сказал. И ты, Зина, тоже это понимаешь...
Ты обещала.
С Я не обещала, С твердит.
С Обещала.
С Если обещала, то за рюмкой и только шутейно.
С Вот шутейно и сделай.
Я еще на нее нажал, надавил С ответь: тебе жаль его или нет?.. Она
кивала: жаль, жаль. А вот уже и слезы. Дего это? С спрашиваю. Зинаида
всхлипывает, плачет С мол, как же ты так. Мол, она этого никак не суме-
ет, не сможет; да, да, помогать дело святое, но такимРто образом и ведь
с твоим братом!..
Глупости! С говорю. Именно с братом. Именно с моим братом, зачем мне,
чтоб ты была с братом дяди Коли?.. С моим братом все равно что со мной.
Она кивает. (Жалостливая: Я же знаю!) И плачет. Ну, пожалуйста, ну,
Петрович... Но Я суров: ты обещала. (Дестно признаться, Я не помню, что-
бы она обещала. Но Я пьян и настаиваю на своем.) Зинаида не в силах от-
ветить С ни да, ни нет, побаиваетсЯ меня.
Но вот, всхлипывая, привстала и начала медленно стелить постель; по-
душку сняла, одеяло скатывает. Я спохватился. Ах, эта женщина. Ах, Зина-
ида. (ВеличиЯ или покорности, чего тут больше?) Ладно, говорю, отста-
вить!.. Стоит, прижала подушку к груди. Старая, принарядившаясЯ баба.
Застыла в глуповатом остолбенении. СтатуЯ в парке, не женщина с вес-
лом, а баба с подушкой. На века.
С Отставить, С Я повторил. С Сядь. Сиди спокойно и слушай...
С просьбой Я, разумеется, перегнул, но это входило в пьяный и нес-
колько неожиданный (длЯ менЯ самого) замысел. Ведь психология. Тонкость.
Я, видно, научилсЯ этому пируэту у Ловянникова. (Тоже хочу в ХХI век.)
Скажи Я ей сразу, попроси поРдоброму и честно, мол, сходиРка за подруж-
кой, за Асей Игоревной (за той самой, за улыбчивой, с которой вместе на-
вещали менЯ в психушке), слетай и кликни, мол, ее длЯ Вени. На часокРдва
позови, С скажи Я так, Зинаида бы возмутилась. Она бы плюнула мне в ро-
жу.
Могла бы и ударить. Она бы вопила, что она не сводня! Наверняка не
пошла бы звать С и мне час за часом, полднЯ пришлось бы уламывать и уле-
щивать. Пришлось бы, разумеется, и поспать с ней. (Может, еще и с Асей
Игоревной. Помню ласточку.) А тут никаких уговоров С уже результат! Зи-
наида согласилась: за десять минут созрела. За суровых, по правде ска-
зать, десять минут.
Дело сговорено, С Я, говорит, сейчас. Я, говорит, мигом за Асей...
С Да позвони ей, С говорю. С У тебЯ же теперь телефон.
Даже рот разинула:
С Откуда ты знаешь?!
Смеюсь С Я, мол, мыслечтец. Да и загадка невелика. Звони.
Но звонить Зинаида не стала, тоже психология, свой телефон длЯ нее
еще слишком тонкаЯ штучка. Интимен. Да ведь и тема деликатна. Она, мол,
не способна говорить с Асей о такой просьбе в присутствии когоРто
третьего. (Это Я С третий!) Сейчас... Мигом... и побежала.
Вернулись вдвоем. Здрасте, здрасте, давненько не виделись. У Аси Иго-
ревны тоже гиацинты, но какие! С потоньше, посвежее. Затейница, хорошо
пахнет! Однако вот в лице у Аси Игоревны нет прежней ее веселой наглин-
ки, нет стиля, а взамен этакаЯ философскаЯ задумчивость С с чего бы?
Вошел Веня, вернулсЯ из застолья. (Его сюда проводили, Я оставил но-
мер Зинаидиной квартиры.) Сел ВенЯ тихо и сидит. Счастливый. Ну, говорю
женщинам, смотрите на него С не жалко? одинокий и тихий, и красивый ка-
кой, не жаль вам его С ведь двадцать лет в больничных стенах!
Венедикт Петрович, счастливый, кивает. Просиял лицом С да, двадцать,
это верно, в этом году ровно двадцать...
Зинаида поманила менЯ пальцем, чтобы Я подошел к ней ближе, шуршит
мне на ухо (не могу разобрать, что). Мямлит. Шепчет.
С Дто еще такое? С говорю. ШепчущаЯ Зинаида вроде как обещает Асю, но
всЮ какиеРто слова, слова, слова, скользкие, как уж в воде. Я рассердил-
ся. Говорю, сейчас с Веней уйдем, хлопнем дверью.
Тут только милейшаЯ АсЯ Игоревна заулыбалась наконец своей фамильной
улыбкой. Мол, так и быть: вот она Я.
Я шагнул к ней. Спрашиваю просто и прямо. (Но негромко.)
С А справишься?
С Не волнуйся.
С Ой ли?
Улыбается.
С Да ты не улыбайся. С Я сделал голос строже. С Ты отвечай. Тут дело
душевное, дело совестливое. Тут тебе не просто на спинке лежать, руки за
голову.
Она длЯ убедительности провела Языком по губкам своим тудаРсюда. Миг-
нула. Отвечает спокойно:
С Все умеем.
И тут же АсЯ Игоревна поворачивает разговор С мол, игры в сторону,
мужчина должен ценить взаимовыручку и тем более женскую доброту. Я дол-
жен буду сводить ее, Асю, в ресторан. (Именно Я. И в ближайшие дни.)
Я колеблюсь.
С ... Да ты знаешь ли, подруга, какие нынче там цены?!
С НоРно, Петрович. Не жмись.
С А ты не жлобься!
ВмешиваетсЯ Зинаида (испугалась): торопливо мигает мне С мол, согла-
шайсЯ с Асей Игоревной на ресторан и на что угодно, мол, она, Зинаида,
сейчас с деньгами, она поможет. СколькоРто поможет.
Но Я не уступаю. Торг значит торг С что значит (во что оценивается)
ее деликатное сколькоРто?
С Зина. У твоей подруги нет сердца.
АсЯ Игоревна вопит:
С А твоему брату нужно мое сердце?!
Зинаида вновь спешно встревает С ладно, ладно, она, Зинаида, добавит
больше. Она все добавит и все оплатит, соглашайся!..
Мы пререкаемся, и только Веня, ангел, улыбаетсЯ С что Веня? что та-
кое? С все трое, словно вспомнив, мы обернулись к нему. ВенЯ робко от-
кашлялся.
29
Робко (но ведь ему интересно) Венедикт Петрович
спрашивает меня: неужели и эта квартира тоже твоя? и
может ли в таком случае он, мой брат, здесь полежать,
если устал? он ведь привык к больничной койке С в
больнице нетРнет и приляжешь. Очень кстати спросил. Глас
свыше. Разумеется, Веня, можешь прилечь. Можешь
раздеться: ложись. Ложись и отдохни! Здесь все мое. (А
значит, и твое, Веня.)
С ... В хороший ресторан. Не во вьетнамский, С торопитсЯ АсЯ Игорев-
на.
Но Я только машу рукой: там посмотрим! Жлобы. Дто делает с людьми
возраст.
Знак Зинаиде. Я и она, мы уходим, оставляЯ молодых наедине. Таинство
С всегда тайна.
В длинном общажном коридоре, едва за угол, Зинаида начинает пахнуть в
мою сторону гиацинтами неопределенного возраста. Стучит модными туфлями
по полу и голову несет гордо. Она стала обрастать жирком, но все равно
главное в ней С костяк. Добра, но костиста, не могу, не лежит сердце.
Слишком светло в коридорных окнах.
С Может, прогуляемся? С робко предлагает Зинаида.
Думает о ласках Аси Игоревны (возможно, уже начались) и в параллель,
разумеется, о нас.
Но менЯ заворачивает в сторону новосельЯ и длящейсЯ там выпивки.
С Нет, Зина, С говорю ей. С Мы возвращаемся. Мы идем к Курнеевым.
Мужчина должен все времЯ пить. Не ты ли изрекала за столом?
С Я не имела в виду одну только водку.
С Разве?
Вхожу и С тут же крик:
С О! О!.. ПетрооРович!
Здесь, у Курнеевых, еще переживают, помнят и даже переповторяют мой
тост о переменах и о потрясениях С о полосе грядущих удач и о суровой
уникальности нашего общажного человека. (Я уж забыл, помню только, что
разобрало, что разгорячилсЯ С не ради них, ради Вени.)
С Выпьем, Петрович, за нас! за всех нас! С кричит Замятов, чокается,
с полнэяяяВ Г Д Е Ж З И Й К Л М Н О П Р С Т У Ф Х Ц Д Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я а
б в г д е ж з Ё к л м н о п ° ± І ¦ ґ µ ¶ · ё № є » ј Ѕ ѕ ¬ А Б В Г Д
Е Ж З И Й К Л Н эяяяО П Р С Т У Ф Х Ц Ч Ш Щ Ъ Ы Ь Э Ю Я а б в г д е ж з
и й к л м н о п р с т у ф х ц ч ш щ ъ ы ь э ю я
ыми стопками, с бокалами
тянутсЯ ко мне и все остальные. За общажную жизнь! С
орет многоликое краснорожее застолье. За времЯ перемен и
за нашу неменяющуюсЯ уникальность! (Кричат, вопят, а Я в
запоздалом недоумении С неужели Я изрекал эти
залихватские, звонкие глупости? С ну, молодец!) Дерез
час, однако, надо забирать Веню. Не дольше. Даса им
будет довольно. Не знаю, как там АсЯ Игоревна и ее
таланты С важно, чтобы в радостный этот день ВенЯ побыл
вместе с ней, побыл с женщиной: наедине с запахом ее
гиацинтов. Мой вклад в терапию.
С Петрович!..
С ПетроРоович, выпьем, друг ты наш этажный! (Многоэтажный! С шучу Я.
Разумеется, выпьем.) С Акулов, Замятов и басистый Красавин, повторяЯ,
вновь и вновь выкрикивают запомнившиесЯ слова, обрывки моей импровиза-
ции, так удачно подверставшейсЯ им под водку: да, да, за наше кончающее-
сЯ уникальное совместное бытие, за наш остров, за нашу погружающуюсЯ Ат-
лантиду, в этом суть перемен, как же ты умен, как ты прав, Петрович! (В
словах Петровича они теперь каждый раз находят все больше смысла.) ОРоо,
Петрович! наш Петрович со словом накоротке... когда говорил, у менЯ
сердце ухало, умеет, ах, как ты сказал, дорогой ты наш, сукин ты наш
сын!..
Мне отчасти неловко (совестно?), что взрослые люди столь искренне
раскрылись и обнаружились: с какой страстью, с болью вжились они в по-
лупьяные мои слова! Никто нам лучше не сказал, Петрович! (Как мало вам
говорили.) С Им сейчас кажется, что наша, то бишь их, коридорноРзас-
тольнаЯ общажность и впрямь немыслимо высока, духовна и что именно здесь
и сейчас мы, то бишь они, последние в мире С последние из людей, кто
