люди, ответил Я лечащему врачу тогда.)
Я достал с полки еще один альбом, вынул из ряда. (В идеальном случае
немцы могли разыскать и издать несколько собраний моего брата) С Я вло-
жил еще один в его дрожащие руки.
С Это тоже твои рисунки, Веня. Твой альбом.
Я дал и третий.
С Тоже твой.
Он прижал их к груди; большие громоздкие изданиЯ торчали углами в
стороны, как бы в неловких мальчишеских руках. Но Венедикт Петрович
удержал их, не выронил, слепо смотрЯ вокруг себЯ глазами, полными счаст-
ливых слез.
Ночь (у Каштановых) прошла спокойно: кровать длЯ Вени, сам на раскла-
душке. Но рядом. Братья. Пятьдесят пять и пятьдесят два. Жизнь удалась,
что там!
Днем гуляли, вывел Веню за корпус общаги С на аллею. Коробки домов,
серость мегаполисная, скучновато и грязновато, асфальт выщерблен (а если
чуть дождит, не пройти, кроме как в обход) С зато простор! Зато людей
никого: только мы с Веней. Даса два гуляли, дышали. Потом Я давал обед.
Смешно! Замятов Василий с ходу в разговоре пообещал мне кусок мяса, да
вдруг после пожалел (с кем не бывает). Вроде как смерзлось мясо, приста-
ло куском, не оторвать С морозильник весь смерзся, извини, Петрович. Но
Я ему простецки: давай, говорю, Василий Андреич, Я приду с ломом. Раско-
выряю. Дто ж мне брата сосисками кормить? теми же, что в больнице?..
ВенЯ смотрел телевизор, Я сготовил С вермишель с мяском на столе с
пылу, с жару. А чай у тебЯ на славу! С сказал Веня, заслышав запах и не
отрываясь от голубеющего экрана. (Еще бы. У Соболевых всегда отменный
чай.) Поели и, конечно, оба расслабились, покой, мир, животы трудятся,
час плотского счастья. Венедикт Петрович в кресле, что напротив телеви-
зора, а Я на диванчике лежал. (И тоже посматривал на экран искоса.) Но
вот, чувствую, устал и ноги Я уже поджимаю, бочком лежу, старичокРс, те-
ло отдыха просит...
С Посмотри на экран: степь, степь! С вскрикивает Веня. А у менЯ в
глазах своЯ степь, свой плывет ковыль, мягкаЯ белизна холмов С да, гово-
рю, степь. Какая, говорю, степь, Веня!
Пора?.. ВенЯ тут же согласилсЯ и быстро, спешно собрался. Оделся.
Сумку через плечо С Я ему туда щетку зубную, туда же бельишко, мной пе-
рестиранное (уже высохло, завернул в газету). Вышли.
На полпути к троллейбусной остановке ВенЯ робко спросил (пока что
робко) С нельзЯ ли ему у менЯ побыть еще один день? Один, а?.. На полдо-
роге к троллейбусу, хорошо хоть не дома началось, подумал Я. Нет, гово-
рю, Веня, лечащий врач ждет. И ХолинРВолин оповещен (властительный наш
князек). Обещано, Веня. Ага, значит, понравилось тебе у меня? а какаЯ
ванна! а кафель настенный С обратил внимание? С кафель с водой играет!
Блики С ты себе лежишь, настроение подымается, а давление (заметь) пада-
ет, хаРхаРха!...
Троллейбус набит до остервенения, воскресенье, вечер, сидели бы дома,
но нет, прут и прут кудаРто. ВенЯ толпы не выносит. (Застарелое ощуще-
ние, что он взаперти. Может начать выть.) Пешком?.. Конечно, конечно,
пешком, Веня! (яРто думал, хоть остановкуРдругую еще проехать.) А Вене-
дикт Петрович, едва из троллейбуса, почти наперерез устремилсЯ к торопя-
щемусЯ человеку: ТКоторый час?..У
И почти сразу к следующему: С Который час?..
Тут Я спохватился:
С Веня, Веня!.. С загораживаю его от людей, а он уже весь к ним, он
рвется.
Внешне никаких перемен, разве что его зрачки сузились, глаза как гла-
за, с синеватым холодком. Но голову Венедикт Петрович уже склонил пома-
леньку набок. Петух, целящийсЯ на зерно. К людям насчет времени, пусть
дадут отчет...
С Забери ты его от греха! С Это люди, это мне, без особого восклица-
ния, первое пока предупреждение. (Понимаю: люди ведь тоже начинают поти-
хоньку.)
С Да он же бросается! С кричит, наезжает на менЯ рослый мужик, хотЯ
он (Веня) только спросил. Я согласно киваю головой С да, да, вы правы ,
да, да, учту. А Венедикт Петрович решительно шагнул к женщине с светлой
сумочкой: ТКоторый час? Гражданка, Я вас спрашиваю, который час?У С Тут
уж Я успеваю вклиниться, голубушка, идите своей дорогой, там, там ваша
дорога. А вы на него не оглядывайтесь! (Нет часов, и идите мимо С он же
не знал, что у вас их нет.) Верно: часы есть на столбе, но он их сразу
не заметил. Идите, идите. У вас всегоРто и спросили, который час. Не де-
нег же спросили.
Альбом с репродукциями, вермишель, мясо, маечку белую к бане, а вот
того, что ВенЯ не захочет от менЯ уйти, С не предвидел. (Предвидел леча-
щий.) Я уже ощупываю таблетку в кармане: вот она, в конвалютной мягкой
жести, поддену ногтем. Я выцарапываю таблетку, а мысль бьется: не рано
ли? не перепугалсЯ ли Я? может, пока еще поРхорошему?..
С Веня. Там часы. На столбе... Никак, Веня, не разгляжу сцепившихсЯ
стрелок. ПодойдемРка поближе! С И тащу его, тащу от остановки подальше.
От людей. Тем более что, едва показалсЯ троллейбус, их вновь набежало.
Как Я не рассчитал! Воскресенье, думал, обойдется, куда и кто, к чертям,
в такой час поедет, холодно ведь, сидите дома! С хочетсЯ им крикнуть.
Идем пешком, пеших не затолкают. Венедикт Петрович рядом, но внутри у
него гудит (слышу сотрясение, ВенЯ дрожит) С гудит с нарастанием скрытый
там трансформатор, обороты С 5, 10, 20... уууРуууу, уже на разгон. Я
ощупываю таблетку, крупная.
С Не буду тебе в тягость. Буду вермишель покупать, в магазины ходить,
С просит он.
Он, мол, и подметать станет, прибирать в моих квартирах; и на четвер-
том этаже, на пятом, и в той маленькой, где ночевали... У менЯ тем вре-
менем набрякли, вижу плохо, глаза мокрые, а он все одно, научился, мол,
за столько лет замечательно убирать постели, подметать, и ведь он не пи-
сается, как многие другие, С в чем же тогда дело?..
УууРууу, С гудит Венин трансформатор, напряжение на
обмотках больной души. Теперь Венедикт Петрович хочет
(рвется) позвонить, нет, нет, не бывшей жене, а одной
своей старинной подружке: он останетсЯ в таком случае
сегоднЯ у нее (раз уж брат стыдитсЯ оставить его у
себя!). Как только ВенЯ делает решительный шаг к
телефонной будке, а там пьянь деретсЯ за право звонить,
Я не выдерживаю, таблетка...
С Веня!
Брат наткнулсЯ на парнЯ и тут же (это опасно) на громадного мужчину С
тот приостановился, послал, замахал руками, тороплюсь! отстань! (ВсЯ
сценка на асфальтовой тропке. Седой Венедикт Петрович мечется, бросаетсЯ
к проходящим мимо людям.)
Я подскочил, держу за руки, боясь инцидента, уличной непредсказуемой
стычки.
С ... Хочу остаться. Хочу к тебе. Хочу пожить у тебя.
С Успокойся.
С У тебЯ кресла и такое мягкое вечернее освещение. У тебЯ такие квар-
тиры, ты богат. Так много всего! Хочу у тебя. Книги... С тараторил он,
скоро бросаЯ мне фразу за фразой.
А когда Я решительно: нет, нет!.. С Венедикт Петрович поРстариковски
заплакал, ссутулился, слезы плоские, пятнами. Слезы были тактической
хитростью: он вдруг сильно рванул руку С вынуть, высвободить (выдернуть
руку из моей). Но Я наготове, таблетка в пальцах...
КолебалсЯ (а он все сыпал, сыпал свои умоляющие фразы), Я обнял его:
С Тихо. Тихо. Не дергайсЯ хоть минуту!.. С Так говорят родному чело-
веку, заметив у него на лбу пятно, соринку или, скажем, крошку, прилип-
шую к губе: мол, дай убрать, не двигайся. Брат замер, послушный слову, а
Я завел руку за его седой затылок и со стороны другой щеки вбросил в по-
луоткрытый его рот (продолжал говорить) таблетку. Ввел в рот пальцы и
там раздавил ее о зуб, размазал (мягка, не горька) С Венедикт Петрович,
ученный санитарами, глотал, не пытаясь сплюнуть. Теперь мы шли бок о
бок, и Я терял брата.
Он говорил, но его сердечнаЯ мышца, перваЯ из придавленных, сбавляла
ход. Приструненное сердце С удар в удар С сбавило до семидесяти, до шес-
тидесяти и (все медленнее, с оттяжкой) вело к пятидесяти ударам в мину-
ту, после чего мозг смирялсЯ с малой подачей крови: длЯ Вени почти сон.
Сонливый ВенЯ начал зевать. Вот он стал. Смотрел молча себе под ноги.
С Дто ты остановился? Веня, Веня! С звал Я.
Он смотрел под ноги. Его уже не было.
Я переспросил, Я тряс его: что? что ты хочешь?.. почему остановился?
После долгого молчаниЯ Венедикт Петрович выговорил шелестящими губа-
ми:
С Сесть.
С Здесь негде сесть. Земля...
Я уговаривал его идти дальше. (Надо же дойти до метро.) Я оглядывал-
ся, нет ли кого близко. ОбщажнаЯ сволочь, Я умею пристать к случайному
прохожему С помоги, мол, друг (окликнуть человека, равно трезвого или
скучающе полупьяного, хамски наорать, матюкнуть его, взываЯ к человеч-
ности), но Я и Веня, мы отошли асфальтовой тропой уже слишком далеко от
людной остановки. Никого вокруг. Ни души. Дорога и мчащие машины. Да и
кому из них захотелось бы тащить твоего брата?.. Но ведь Ясно кому: тебе
самому! С сказал Я со смешком. Но Я еще не прочувствовал, не услышал всю
буквальность вырвавшихсЯ слов.
К частникам: мол, больной брат С вот он стоит, бедный, довези до мет-
ро. Я про болезнь, про больницу, а пожилой мужчина, руки на руле, смот-
рел вперед С не оглянувшись на Веню, уже закрывал окно. (Не дослушал.)
ОстановилсЯ другой водитель. ОстановилсЯ третий. Я всем повторял
просьбу С до метро, только до метро, но, какРто особенно нажимаЯ на сло-
во ТбольницаУ. (В глубине души, хитрован, думал, что прямо туда и пове-
зет по доброте С мол, зачем же, скажет, только до метро?) Собрав остатки
английских слов, Я попытал счастьЯ и на мировом Языке. Привлечь, что ли,
хотел. А водитель жигулевой ТдевяткиУ С на прекрасном английском (и так
стремительно) С ответил, что принципиально не любит он ездить в больни-
цы, подальше, подальше от врачей. И посоветовал мне: ТSpeak Russian.
Speak Russian, dear... Тебе же проще. Зачем, дедуля, ломаешь себе Язык?У
С Я показал ему, вот зачем: седой Веня, и что же поделать, если брата в
машину никто не берет. Венедикт Петрович к этой решающей минуте сидел на
земле.
Водитель, несколько колеблясь: С Хорошо поешь, дед. Но Я думаю, твой
брат пьян, а?
С Это так просто понять: от него же не пахнет!
С Хочешь, чтобы Я его обнюхал? С Он закрыл окно и газанул с утробным
ревом. (Даже не оглянулся, как Я отскочу в сторону, когда машина рва-
нет.)
Я сменил тактику. Машин шло много, но мои запросы стали скромнее: Я
махал рукой грузовым. Грузовым, всем подряд, да вот же и они летели ми-
мо.
Битый, грязный фургон все же остановился.
С Мужики. До метро! С крикнул Я с мольбой.
Их было двое. Они втащили, посадили Веню. Но уже на полпути спросили
с менЯ деньги. Венедикт Петрович не понимал слов, тихо радовался: едем,
уже едем! (Младший брат обычно любит ездить больше, чем старший. Даже
если оба уже поседели.) Когда выяснилось, что платить нечем, те двое
спокойно и трезво С не спорЯ С простоРнапросто вытолкнули Веню, он тот-
час вывалился, упал, а уж Я сам скоренько за ним выскочил, поднять его
(он заваливалсЯ как раз под колеса машин, торопливо объезжающих наш гру-
зовик с обеих сторон). ТСволочи! Суки!У С кричал Я, оттаскиваЯ брата на
обочину.
Мы с Веней оказались чуть ли не в худшем, чем прежде, положении: нас
выбросили в полном безлюдье (зачем свидетели; эти двое из грузовика дело
знали). Вплоть до метро тянулось вовсе пустынное место, даже без тропы.
Я был уже готов (созрел) просить помощи у пеших. Но тропа, что обычна
вдоль дороги, шла теперь круто на высоте бугров С далековато отсюда: Я
видел цепочку идущих там людей.
Протащив брата две сотни шагов в сторону метро, Я вынужден был отка-
заться: тяжко. Да и Венедикт Петрович, больно ему, жаловался, постаны-
вал: хочешь не хочешь, Я его то нес, то волок, не церемонясь. Теперь он
лег, лежал на земле, что дальше?
Уговорами, нажимом и (особенно важно) напоминаниями из детства мне
