С новым приливом смущения и страха Нили понял, что у этой женщи-
ны была всего лишь одна грудь. Правой груди не было, и его пальцы нащу-
пали на ее месте твердые рубцы звездообразного шрама.
Женщина отпустила его и молча слезла с его тела. До того как она
снова скользнула в свои одежды, Нили разглядел жемчужины пота и семени,
висящие в ее прекрасном лоне меж бедер.
У двери тварь-Бартлетт не шевельнулась. Ее глаза, пламенно си-
ние, прожигали череп.
Они подождали, пока он снова обретет силы. Его тело было словно
опустошенным, а в руке сохранялось ощущение этого странного и живого
шрама.
Потом вторая женщина подошла к нему - гибкая и стройная блондин-
ка. Ее рот и пальцы играли с его телом до тех пор, пока он снова не воз-
будился и не затрепетал. Она опустилась на Нили с лихорадочной интенсив-
ностью, кусая его за плечи и горло, ее бедра расплющивали его. И за се-
кунды до того, как еще один оргазм охватил его, он понял, что у этой
женщины тоже недоставало правой груди, ощутив шрам, тесно прижавшийся к
его телу. Она лежала на нем несколько секунд, хрипло и тяжело дыша. За-
тем тяжесть исчезла. Нили, все тело которого было опустошенным и болело,
увидел, как три женщины встали над его кроватью, рассматривая, как ка-
кую-то незначительную диковину.
- Сейчас он заснет,- сказали одновременно два голоса. Один из
них принадлежал миссис Бартлетт, а другой был гортанный и незнакомый и
от него по коже Нили поползли мурашки. Рука твари-Бартлетт протянулась
из темноты и погладила его лоб, пылающий лихорадочным жаром. Затем жен-
щины выскользнули в дверь, безмолвно и тихо, в ослепительный белый свет
коридора. Дверь закрылась на ключ. Затем послышались шаги на лестнице.
Еще одна дверь захлопнулась в глубине дома. После этого установилась ти-
шина.
И внезапно Нили захлестнула громадная черная волна сна. Она на-
катывалась на него настойчивым прикосновением любовника, обжигая и успо-
каивая одновременно, унося все глубже, глубже, глубжеЄ
19. Вещи, выкопанные из земли
Солнце светило сквозь облака трупного цвета, оголяя землю, побу-
ревшие травы и поникшие деревья, выжигая напрочь любую тень, ложась тяж-
ким грузом на плечи Нили Эймса.
Вонь, поднимавшаяся от свалки, обволакивала его тошнотворно
сладковатыми тисками. Это была обширная бесплодная поверхность, покрытая
грудами всевозможного мусора. В этих насыпях роились черные мухи, кото-
рые голодно кружили вокруг головы Нили, пикируя на него и пробуя на вкус
струйки, сбегавшие по его лицу и рукам; им нравился их солоноватый вкус.
На другом конце свалки были разложены костры для сжигания мусора, и их
едкий сероватый дым доносился оттуда слабым ветром; он впитывался в ра-
бочую одежду Нили и жутко разъедал глаза под очками. Когда он шел, его
ботинки поднимали клубы пыли, и он осторожно ступал через расширяющиеся
трещины, как через остатки внезапных землетрясений. Один только Господь
знал, сколько тонн мусора похоронено под землей; под беспощадным летним
солнцем слои грязи шевелились и расширялись. Он остановился и взглянул
вниз: почти на шесть футов вглубь проглядывало болото разлагающегося му-
сора, старых бутылок, детских пеленок, выброшенной за ненадобностью ста-
рой одежды и обуви. Под поверхностью свалки разлагался толстый слой на-
воза, издававший такую вонь, которая выворачивала наизнанку желудок Ни-
ли. Проходя мимо насыпи картонных коробок и блестящих осколков стекла,
он услышал тихое высокое повизгивание из крысиного гнезда; он уже видел
их раньше. По утрам, когда было чуточку прохладнее, их темные тени сно-
вали от одной груды мусора к другой в поисках кусочков пищи. Он ненави-
дел это место, потому что оно было настолько же грязное и отвратитель-
ное, насколько Вифаниин Грех была красивой и безупречной.
В данный момент Нили нес с собой пластиковый мешок для мусора с
наполовину обезглавленным трупом серой кошки. Он подобрал его на шоссе
219; вероятно, грузовик переехал животное посреди ночи, и водитель в
своей высокой кабине почувствовал лишь легчайшее сотрясение шины. К при-
ходу Нили труп уже раздулся и над ним стаями кружились мухи. Неожиданно
ботинок проломил тонкий слой земли, и он провалился по щиколотку. Нили
выругался и прошел вперед еще несколько футов, пока он смог восстановить
равновесие. Через тонкую завесу дыма были видны трещины, лениво извиваю-
щиеся зигзагом по равнине; прямо под ногами отверстия, открывающиеся в
земле, пытались засосать его, наподобие зыбучих песков, в трясину разло-
жившегося мусора, где бы он умер, задохнувшись в отходах Вифанииного
Греха. Он быстро отогнал прочь эту картину и забросил пластиковый мешок,
крысы завизжали и разбежались. Здесь стояла невыносимая вонь, потому что
именно сюда он сбрасывал трупы животных - собак, кошек, белок, однажды
даже рыси порядочных размеров,- сбитых автомашинами либо на шоссе, либо
в самой деревне. Это была неприятная работа, но он обязался выполнять
ее. И об этих обязанностях несколько раз напоминал ему Вайсингер.
Он достал носовой платок из заднего кармана, чтобы очистить свои
очки от частиц пепла. Клубы дыма обволакивали его, проникая в самое гор-
ло и оставляя горький привкус, похожий на тот, что он чувствовал после
чая миссис Бартлетт. Он неожиданно вздрогнул, хотя солнце и жгло ему ли-
цо. Что-то начало всплывать в его памяти: темные тени, стоящие над ним;
их глаза, словно лужицы синеватого пламени; руки тянущиеся к нему из
темноты,- и затем это все куда-то ускользнуло, до того как он смог схва-
тить и удержать. Весь день что-то странное терзало и мучило его; туман-
ные образы вспыхивали в его сознании и затем исчезали, и хотя они остав-
ляли после себя чувство страха, к нему было примешаноЄ да, чувство силь-
ного полового влечения. Он не мог вспомнить, какие видел сны, фактически
ему казалось, что после ухода миссис Бартлетт весь мир погрузился в тем-
ноту. Вероятно, он просто проспал мертвецким сном до рассвета. Но когда
проснулся, все его тело ныло, и на секунду ему показалось, что в кровати
осталось что-то, напоминающее аромат женского тела. Нет, нет. Просто он
выдает желаемое за действительное.
Но одна вещь все-таки беспокоила его. Принимая душ, он заметил
царапины на своих бедрах и постарался припомнить, где бы мог оцарапать-
ся. Вероятно, когда распиливал это сухое дерево на части, ветки задевали
его за ноги, а он не заметил этого. Однако все-таки забавно, что он не
заметил этого раньше.
Он снова надел очки на воспаленные от дыма глаза и начал проби-
раться по свалке к своему грузовичку-пикапу. По дороге он остановился,
чтобы взглянуть на ту дырку, которую проделал своим ботинком. Иисус
Христос! - подумал он. Это проклятое место медленно рушится. Нельзя ска-
зать, как долго местные жители использовали его в качестве свалки и
сколько тонн мусора лежит внизу. Он лягнул ногой сухой комок грязи, дыра
еще больше расширилась.
И внутри нее что-то блеснуло.
Нили нагнулся, заглянул внутрь, смахнул прочь грязь и нечистоты.
Крохотный прямоугольный или квадратный предмет поблескивал серебром. Ря-
дом лежали такие же предметы - желтовато-белые. Он подобрал один и стал
внимательно разглядывать его, пытаясь определить, что это такое.
Он резко поднялся, подобрал палку, валявшуюся поблизости, и
ткнул ею в отверстие. С боков его вниз слоями посыпалась пыль. Мухи ок-
ружили его, жадные до того, что он мог обнаружить. Но там ничего не бы-
ло, только грязь и комки мусора. Он отбросил палку в сторону, вытер руку
о штанину брюк и снова взглянул на предмет, который держал в руке.
Он знал, что это, и его сердце бешено заколотилось. Что, к дь-
яволу, это делало здесь, на мусорной свалке? Если толькоЄ Господи, нет!
Он завернул находку в свой носовой платок, наклонился и поискал еще. Он
нашел еще два предмета и затем отступил от отверстия и быстро пошел к
грузовику.
На Мак-Клейн-террас Эван встал из-за своей пишущей машинки и по-
тянулся. Он закончил около трети нового рассказа, над которым сейчас ра-
ботал, и ему требовался перерыв. Рядом с пишущей машинкой стояла чашка с
остывшим черным кофе и лежала пара заточенных карандашей; он взял чашку,
пошел наверх в кухню, вылил ее в раковину и поставил чайник на плиту.
Ожидая, когда вода закипит, он размышлял о будущей работе: скоро, как он
знал, ему надо будет собраться с силами, чтобы написать роман. Это будет
роман о войне, об испещренных шрамами и искалеченных ветеранах, которые
вернулись домой и обнаружили, что они всего лишь одно поле битвы поменя-
ли было на другое. Но здесь воевать было сложнее, поскольку невозможно
отличить друга от врага, а потом предпринимать что-либо становилось
слишком поздно. Здесь враг имел многие обличья: врач из службы ветера-
нов, объясняющий, что со временем шрамы заживут и исчезнут; психиатр с
неидущим к его лицу хохолком, который говорил, что никого нельзя винить
в происшедшем - ни себя самого, ни тех, которые посылали сражаться, ни-
кого; улыбающаяся дама из службы занятости, которая говорит: "Очень
жаль, но на сегодня у нас для вас ничего нет". Еще были люди вроде Хар-
лина, нападающие на вас и высасывающие вашу кровь, словно пиявки свой
питательный раствор.
Все это должно будет однажды в творческом порыве выйти наружу.
Но не сейчас. Нет, сейчас следует ограничиться слабыми криками в
темноте и надеяться на то, что кто-нибудь услышит их и поймет. Сначала
надо попытаться проконтролировать свою внутреннюю битву: со своими стра-
хами и часто беспричинным гневом, с этими предрассудками, которые, как
он теперь понимал, сделали так много, чтобы разбить его жизнь.
Чайник начал свистеть. Он снял его с конфорки, затем случайно
глянул в окно.
В окне фасада дома Демарджонов он разглядел фигуру Гарриса, ко-
торый сидел в своем инвалидном кресле на колесиках и выглядывал на улицу
через занавески. Его глаза казались двумя черными дырами на бледном ли-
це. Но занавески тут же упали на место, и фигура исчезла.
Он мог вообразить, что рассказала миссис Демарджон своему мужу о
той ночи, когда Эваном овладели страхи и подозрения! - "Этот Эван Рейд
сходит с ума. Взял игрушку, которую я купила для его маленькой, и сделал
что-тоЄ ужасное из этого, когда я только хотела порадовать девочку. Я
думаю, что мы не будем больше общаться с этими людьми; этот человек
слишком неустойчив".
Эван выключил горелку на плите. Неустойчивый? Да, наверное, так
и есть. И сейчас, невольно, он еще раз задел Кэй, оторвав ее от общения
с другими людьми. Миссис Демарджон, вероятно, больше никогда не загово-
рит с ней. Господи! Он покачал головой, удивляясь собственной глупости.
Нет. Я должен все исправить. Я могу пойти туда и извиниться.
Прямо сейчас.
Мгновение поколебавшись, он направился к двери, а затем, по до-
рожке, к дому Демарджонов. Машины около дома не было, но, по крайней ме-
ре, у него есть шанс переговорить с Гаррисом, попытаться объяснить, что
иногда он теряет контроль над собой, позволяет своим страхам и предубеж-
дениям разрывать его на части. Но он скажет ему: "Ваша жена не должна
бранить за это Кэй. Ей нужны друзья, она хочет стать частью деревни".
Он поднялся на крыльцо Демарджонов и позвонил в дверь. Немного
подождал. Внутри дома царила тишина, и он начал думать, что Гаррис не
откроет ему. Он еще раз позвонил, затем расслышал тихое поскрипывание
медленно приближающегося кресла.
Дверь открылась, удерживаемая цепочкой. Глаза Гарриса Демарджона
слегка расширились.
- Мистер Рейд,- сказал он.- Чем могу быть вам полезен?
- Э-э, яЄ надеялся, что могу зайти и несколько минут поговорить
