Потому что настало время одиночества и ожидания.
Он попытался привести в порядок свои воспоминания, снова пере-
жить их, чтобы увести свое сознание прочь из этой темной хижины, постро-
енной из досок, окрашенных в черный цвет, и замаскированной зеленой
сетью так, что она сливалась с джунглями. Он увидел лица матери и отца,
сидящих в передней комнате их маленького домика в Огайо; снег, медленно
падающий за окнами, рождественскую елку, только что срубленную и блиста-
ющую в углу украшениями. Его братЄ нет, Эрик был мертв в том году, но
все равно введи его в воспоминание, сделай все правильно, так, как это
должно было быть. Как они пытают тебя? Побои? Введи Эрика в комнату,
пусть он сядет у огня, он любил это делать, пусть хлопья снега, пристав-
шие к его волосам и свитеру, медленно стаивают. Пусть огонь бросает свой
отсвет на его лицо и на лица отца и матери. Нет, не побои. Других ведь
не били, не так ли? По крайней мере не там, где проступали раны и шрамы.
Воспоминание о рождественской елке расшевелило более свежие воспомина-
ния. В том году его мать вязала зеленый свитер ему в подарок. Хотя он и
знал, каким будет подарок, она завернула его в коробку с золотыми труба-
ми на оберточной бумаге. Теперь пересчитай все трубы. Один. Два. Три. Но
если они не били тебя, тогда как это было сделано? Он не видел пальцы у
других; загоняли ли бамбуковые колючки под ногти или это было только в
черно-белых военных кинофильмах? Четыре. Пять. Шесть. Семь. Восемь труб.
Отсвет огня лижет стены. В то утро далеко в лесу он и Эрик помогали сво-
ему отцу рубить дрова. Отец опустился на колени в снегу и показал ему
тропу, которую выбрал олень, она вела под защиту холмов. "Прогресс зас-
тавляет их бежать",- сказал отец.- "Они знают, что города пожирают землю
лесов и что это неправильно". Как же они тогда делают это? Зачем же они
забрали его одежду? Почему они заставляют его ждать?
В свете огня Эрик - мертвый Эрик - очень медленно поворачивает
голову. Его глаза белые и наполненные жидкостью, как светлые глаза той
оленихи, которую отец однажды застрелил по ошибке в золотые дни осени.
Его глаза невидящие, но они все же просверливают души как шрапнель и
открывают секреты, таящиеся там.
"Ты сделал это",- говорит Эрик шепотом. Огонь потрескивает сзади
него, словно звук, который издается при захлопывании стальной ловушки
или колючая проволока, когда она лопается и вы понимаете: Пресвятой Бо-
же, я попался. "Вы убили меня, потому что вы знали. Вы убили меня, и я
не позволяю вам когда-либо забыть это". Это мертвое, знакомое и в то же
время ужасное лицо ухмыляется. Зубы испачканы могильной землей.
"Хватит, Эрик,- тихо говорит мать, поглощенная своим вязанием.-
Прекрати этот разговор. Давай хорошо встретим Рождество".
Человек на койке задрожал, плотно закрыв глаза, потому что его
усилия избежать пытки превратились в более глубокую, более ужасающую
пытку, которую они могли когда-либо выдумать. Он потряс головой из сто-
роны в сторону, пытаясь избавиться от заслонивших реальность образов. И
они, словно картины, нарисованные исчезающими чернилами, начали раство-
рятся в тумане.
- Лейтенант Рейд?
Эван сразу узнал этот мужской голос, принадлежавший вьетконговс-
кому офицеру, высокому и гибкому, носившему всегда чистую форму, у кото-
рого вызывало отвращение даже подходить близко к пленникам, покрытым
грязью. Он улыбался колючей улыбкой и глазами мог просверливать сталь:
Улыбающийся Джентльмен, прозвал его Дикерсон.
Теперь этот человек появился в поле зрения Эвана. В свете единс-
твенной лампы его лысая голова блестела бисеринками пота. Он вытер свою
голову белым носовым платком и слегка улыбнулся, глядя Эвану прямо в
глаза. Скулы выступили на его лице, оставляя темные провалы.- Лейтенант
Рейд,- сказал он, кивнув.- Наконец мы встречаемся без этих клеток между
нами.
Эван ничего не сказал. Он закрыл глаза, чтобы не видеть это ли-
цо, обведенное кружочком света. Не потому ли у него забрали одежду, что
она была испачкана грязью и испражнениями, и Джентльмен мог бы быть ос-
корблен?
- Почему американцы находят силу в молчании? - мягко спросил
Джентльмен.- Это недружелюбно. Ты же знаешь, что для тебя война закончи-
лась. Зачем настаивать?.. Ну, хорошо. Я ожидаю, что ты будешь таким же,
как и все сначала. Кроме молодого капрала, к сожалению, он слишком бо-
лен.
Эван заскрипел зубами.
- Мне бы хотелось кое о чем спросить у тебя,- сказал человек,
изо всех сил стараясь правильно произносить слова.- Мне бы хотелось уз-
нать тебя лучше. Хорошо?
Не говори, предупредил себя Эван. Не позволяй ему, неЄ
- Мне бы хотелось знать, откуда ты родом, где ты родился,- ска-
зал Джентльмен.- Ты можешь сказать мне это? Ну, хорошо, где бы это не
было, я уверен, что ты очень скучаешь по родным местам. У меня есть жена
и две девочки. Прекрасная семья. А у тебя тоже есть семья? Лейтенант
Рейд, мне не очень-то нужны монологи.
Эван открыл свои глаза и внимательно вгляделся в лицо человека,
который стоял над ним. Еще глубже. Его взгляд пронизывал мускулы лица,
вплоть до самых костей. Джентльмен улыбался как давно утраченный друг
или брат. Собираясь с мыслями, Эван наблюдал за его лицом. Оно неожидан-
но начало изменяться и расправляться, как лицо восковой фигуры. Зубы уд-
линились и стали похожи на клыки. Глаза наполнились пронизывающей, горя-
чей докрасна ненавистью, которая, казалось, хватала Эвана за сердце. Да.
Это была настоящая суть человека, скрытая за фасадом улыбок.
- Видишь? - сказал Джентльмен.- Я твой друг. Я не желаю тебе
зла.
- Иди к черту,- сказал Эван, тут же пожалев о сказанном.
Джентльмен засмеялся.
- Ага. Ответ. Нехороший, но ответ. Как вы поступили на военную
службу, лейтенант? Были вы, как это называется, призваны? Или поступили
на службу добровольно, из ложно понятого патриотизма? Это не имеет боль-
шого значения сейчас, не так ли? Я уверен, что это не много значит для
молодого капрала. Боюсь, что он может умереть.
- Тогда почему же вы не пригласите врача? - спросил Эван.
- У вас у всех будут врачи для лечения ваших ран,- ровным голо-
сом сказал человек.- У вас у всех будут хорошая пища, питье и настоящие
кровати. Если вы покажете, что достойны. Мы не будем тратить время и
усилия на тех, которыеЄ бесполезны. Я надеялся, что вы покажете, что вы
достойны лучшей участи, лейтенант, потому что вы мне нравитесь, и яЄ
- Лжец,- сказал Эван.- Я вижу тебя насквозь. Я знаю, что ты та-
кое.- Он представил, как он, потрясенный и растерянный, стоит перед жуж-
жащей камерой и отрекается от злобного милитаристического империализма
Соединенных Штатов. Или они проведут его парадом по улицам Ханоя с ве-
ревкой на шее и позволят маленьким детям забрасывать его грязью?
Джентльмен подошел поближе.
- В этом нет смысла. Я могу сделать так, чтобы дела для тебя
обстояли лучше или хуже. У нас есть к тебе некоторые предложения. Это
действительно твой выбор. Я вижу, что ты боишься, потому что не знаешь,
что тебя ждет впереди. Я этого тоже не знаю, потому что скоро дело будет
не в моих руках. Здесь есть другой, кто желает причинить тебе вред.- Его
глаза заблестели тигриным блеском.- Некто, владеющий искусством внушать
страх. Теперь, лейтенант Рейд, почему бы нам не поговорить как цивилизо-
ванным людям?
Капля пота скатилась в глаз Эвана и заблестела словно фонарь. Он
продолжал молчать.
- Ты так сильно ненавидишь себя? - мягко спросил Джентльмен.- Ну
что же, мне очень жаль тебя.- Он еще секунду постоял над койкой и затем
исчез в темноте, словно призрак.
И на долгое время - час? два часа? - все замерло.
Когда появилась следующая тень, она пришла тихо и остановилась в
круге света над койкой Эвана, и он ее не сразу увидел.
- Лейтенант Рейд,- сказала фигура, голосом мягким, словно шелк,
от которого по спине пробежал озноб.- Я хочу ознакомить вас с женской
особью вида.
Эван моргнул. Проволока словно докрасна раскалилась на его за-
пястьях и лодыжках, и он больше не чувствовал ни своих рук, ни своих
ног.
Над ним стояла женщина-вьетконговка, одетая в аккуратную форму,
с черным шарфом, обернутым вокруг шеи. Ее волосы были собраны в гладкий
черный пучок, а глаза через миндалевидные щели светились холодным през-
рением. Она скользнула взглядом по его телу.
- Женская особь самая опасная,- мягко сказала она,- потому что
наносит удар без предупреждения. Она кажется мягкой, слабой и лишенной
целеустремленности, но это и есть основа ее власти. Когда приходит вре-
мя,- она провела ногтем поперек его живота, и красный рубец медленно
вспух,- женщина не знает сомнения.
Она умолкла на некоторое время. Ее глаза оставались неподвижны,
одна рука отошла от туловища и двинулась за пределы круга света.
- Способность женщины к мести и ненависти является легендарной,
лейтенант, иначе зачем же мужчины пытаются контролировать и унижать их?
Потому, что они боятся.- Рука вернулась назад, что-то свисало с паль-
цев.- Укус женщины может быть пыткой. И смертельным тоже. Например, вот
этой.- Женщина покачивала над животом Эвана маленькую бамбуковую клет-
ку.- Здесь женская особь. Ты видишь? - В другой руке она держала заост-
ренную бамбуковую палку. Она потыкала палкой в клетку несколько раз и
заулыбалась. Что-то зашелестело внутри клетки.- Сейчас она получила ра-
нение, которое зажжет в ней чувство мести.- Она ткнула палкой в клетку
еще раз. Эвану показалось, что он слышит резкий крик, и струйка черной
жидкости просочилась со дна клетки на пол. Не кровь, нет, ноЄ
Яд.
- Если ты не хочешь говорить,- сказала женщина,- может быть, ты
хочешь кричатьЄ- Она щелкнула замком и, удерживая клетку в вытянутой ру-
ке, потрясла ею над телом Эвана, скорчившимся, покрытым пленкой пота.
То, что выпало на его бедро, выдавило из него вопль дикого ужа-
са.
Паук из джунглей, размером с половину его руки, покрытый гладки-
ми зеленовато-коричневыми волосками. Черные глазки размером с острие ка-
рандаша искали источник своего мучения. Тварь заковыляла вперед, по пу-
зырькам пота, поднявшимся вдоль по его бедру. Он приподнял голову, и
глаза его наполнились диким ужасом, когда он увидел красную чашечку пас-
ти паучихи в центре между черными щупальцами. Он хотел закричать и за-
биться, но последними остатками своей силы воли поборол это желание.
Женщина отступила назад, свет переливался по ее плечам, он мог слышать
шум ее прерывистого возбужденного дыхания.
Паучиха переползла на его яички и замешкалась там, ее глаза по-
дергивались.- Слезай с меня, ты, сволочь,- выдохнул Эван, чувствуя, что
его нервы начинают сдавать.- Слезай, слезай, слезайЄ- Паучиха поползла
вперед через яички на живот сквозь лес светло-коричневых волос.
- Ты все еще желаешь молчать? - спросила женщина.
Паучиха начала вползать на грудь Эвана, ее черные глазки враща-
лись во всех направлениях; на минуту она задержалась на его грудной
клетке, попробовав на вкус его пот. Эван чувствовал, как колотится его
пульс, и он мысленно закричал тем криком, который опустошил его сознание
и поставил на границу черного безумия. Паучиха поползла вперед, наверх.
По направлению к вене, которая билась у него на горле.
- Молчание убьет тебя,- прошептала женщина, завернутая в темно-
ту, как в плащ; двигался только ее рот - такая же красная чашечка, как у
паучихи.
Паучиха передвинулась к основанию его горла и остановилась. Кап-
ля жидкости просочилась на тело человека. Он почувствовал болезнен-
