и глотая кусок за куском, словно это были хлеб или мясо.
Через несколько минут от гандшпуга осталось только несколько плавающих
по воде обломков. Но куда большим удовольствием было видеть, как акула,
превратившая гандшпуг в фарш, исчезла под водой и больше не показывалась!
Вильям и Брас удивились этому исчезновению; удовлетворила ли она свой
ненасытный аппетит деревянным лакомством или же испугалась при виде участи,
постигшей ее спутницу, гораздо более крупную, чем сама она,--так и осталось
для них неразрешенным. Да это и мало их интересовало -- важно было одно: они
избавились от ужасного хищника.
Решив, что акула убралась от них навсегда, и глядя на вторую,
перевернувшуюся белым брюхом кверху, они не смогли сдержать своей радости, и
над океаном раздался громкий, ликующий клич победы.
Глава XI. СКУДНЫЙ ОБЕД
Убитая топором акула все еще шевелила плавниками, словно продолжая
плыть.
Человеку, незнакомому с особенностями этих океанских чудищ, могло
показаться, что она еще жива и в самом деле собирается уплыть. Но Бен Брас
знал, что это не так. Много он брал их на крюк приманкой, помогая потом
втаскивать на борт по сходням и рубить на куски. Бывалый матрос, много раз
пересекавший Атлантику, он хорошо изучил повадки этих прожорливых тварей,
так что на этот счет смело мог бы поспорить с любым кабинетным
ученым-естествоиспытателем, никогда не видавшим акулу в ее естественной
стихни. Брасу не раз приходилось наблюдать, как эту тварь втаскивали на борт
с проглоченным ею огромным стальным крюком, а потом, вспоров брюхо и вынув
внутренности, снова выбрасывали обратно в воду, и животное не только
шевелило плавниками, но даже отплывало на порядочное расстояние от корабля.
Более того, он видел однажды, как акулуразрезали надвое и отсекли ей голову,
и все-таки обе части туловища долго еще обнаруживали признаки жизни. Говорят
о живучести кошки или угря. Да акула перенесет смертельных мучений куда
больше, чем двадцать кошек, вместе взятых, и все-таки будет еще некоторое
время жить!
-- А здорово я ее трахнул! -- произнес, торжествуя, матрос при виде
плывущей вверх брюхом акулы.--Угодил ей в самую середку морды! Теперь не
станет к нам приставать... А где же твоя?
-- Вот она куда убралась! -- ответил юнга, показывая в ту сторону, куда
исчезла меньшая акула. -- Вырвала у меня из рук гандшпуг и изломала его в
куски. Видишь, там на воде плывет несколько обломков? Это все, что осталось
от нашего гандшпуга. Так рванула, что я выпустил его из рук. Едва на ногах
удержался.
-- Еще дешево отделался. Удивительно, как она тебя с плота не стащила
вместе с твоим гандшпугом. Хорошо, что ты вовремя его бросил. Думаю, теперь
она больше не сунет к нам носа после такого угощения. Моя-то, пожалуй, уж не
очухается... Черт возьми, и о чем это я думаю? Ведь моя акула может пойти ко
дну. Ну уж нет!.. Скорее, Вильм, давай мне сезень[8], надо привязать эту
рыбину, а то как бы она в самом деле не затонула. Н-да... Вздумали ловить
рыбу удочкой! Много бы мы наловили!.. Давай-ка привяжем акулу, и тогда
рыбьего мяса хватит нам на весь великий пост. Стань-ка на тот край плота, а
то как бы я не перетянул и не бултыхнулся в воду... Так, так...
Последние указания матрос сделал, успев уже завязать петлю на конце
протянутой ему Вильямом веревки. Миг -- и петля в воде. Вот он подвел ее к
пасти хищника -- и петля уже на морде. Еще миг -- и она затянута. Теперь
другой конец привязать к мачте, и дело готово. И ей уже не утонуть. А чтобы
акула не вздумала воскреснуть, Бен, перегнувшись через край плота, нанес
топором ряд сильных ударов по голове, отчего ее верхняя челюсть стала
похожей на колоду для рубки говядины в мясной. Теперь этой твари уже не
ожить!
-- Ну, Вильм, -- сказал Бен, -- вот у нас рыбы в избытке -- досыта
наедимся. Потерпи немного, я вырежу тебе такой кусочек, что ты пальчики
оближешь. Из самого нежного места у акулы-- возле хвоста... Возьмись за
веревку да подтяни ко мне эту тушу поближе, чтобы я смог достать до нее.
Юнга исполнил его приказание, а Бен, присев на корточки у самого края плота
и взявшись за хвостовой плавник, живо отмахнул ножом такой кусок, что даже
таким голодным, как они, его должно было хватить с избытком.
Излишне, конечно, говорить, что мясо акулы, как и летучую рыбу, они
съели сырым, ничуть не пострадав от этого. Сколько племен, живущих на
островах Южного моря, и вовсе не таких уж диких, едят мясо белой и синей
акулы сырым, не считая нужным его варить! Ни матрос, ни юнга тоже не видели
в этом необходимости. Но даже если бы у них и была возможность развести
огонь, они все равно не стали бы возиться со стряпней --слишком уж они были
голодны. И поэтому матрос и юнга без всяких церемоний пообедали сырым мясом
акулы.
Наевшись досыта и еще раз утолив жажду из самодельного "бака", наши
скитальцы почувствовали не только прилив новых сил, но и радостную веру в
будущее. Воспрянув духом, они принялись обсуждать: что бы еще такое сделать,
что предпринять, как спастись от смерти?
Да, опасность по-прежнему угрожала им. Если поднимется шторм или хотя
бы свежий ветер, они не только лишатся всех своих запасов воды и пищи, но и
самый плот разлетится вдребезги или погибнет во вспененных океанских волнах.
Счастье еще, что они находились в той части океана, где неделями подряд
царит полное затишье. Где-нибудь в высоких широтах--на юге или на севере--их
плот продержался бы недолго: при первой же буре ему бы несдобровать.
Умудренный опытом матрос хорошо это знал. Его беспокоило другое: гораздо
чаще в этих местах кораблям угрожает противоположная опасность--штили.
Недаром эти широты Атлантического океана ранние испанские мореплаватели
прозвали "Лошадиные Широты". Дело в том, что в те времена из Европы в Новый
Свет перевозили лошадей, и так как на кораблях, попадавших надолго в штиль,
не хватало пресной воды, то лошади гибли в огромном количестве и их трупы
выбрасывались за борт.
Гораздо более поэтичным и красивым именем те же испанцы прозвали другую
зону Атлантического океана -- за особенно тихий, ласково веющий здесь
ветерок--"Море Прекрасных Дам".
И так как Бен Брас знал, что штормы в "Лошадиных Широтах" явление очень
редкое, он был твердо уверен, что в конце концов они непременно спасутся, и
поэтому не сидел и минуты без дела.
Глава XII. ПЛАСТАЮТ АКУЛУ
При умелом хранении и экономном расходовании так удивительно
доставшихся им запасов воды и мяса акулы их могло хватить надолго.
За сохранность воды они не беспокоились: чтобы ее сберечь, было сделано
все, что можно; разве еще только следовало накрыть брезентовый "бак" сверху
куском сложенной в несколько раз парусины и тем предохранить его от
солнечных лучей.
Другое дело -- мясо акулы. Если не принять никаких мер, оно быстро
протухнет и станет негодным в пищу, и тогда, даже умирая от голода, они не
смогут к нему притронуться. Значит, надо что-то придумать. Посоветовавшись
между собой, матрос и юнга остановились на самом простом и легком способе в
условиях той знойной жары, какая царит в этих широтах: они решили провялить
мясо акулы, как вялят всякую другую рыбу. Для этого требуется только
разрезать его на тонкие пласты и развесить на веревках между
мачтами-веслами, а остальное докончат солнце, ветер и воздух. В таком виде
оно сможет сохраняться неделями, а то и месяцами.
Друзья тут же принялись за дело. Вильям снова подтянул огромную тушу
акулы поближе к плоту, а Бен, раскрыв свой матросский складной нож, стал
разрезать мясо на широкие, тонкие до прозрачности пласты.
Обрезав самые лакомые кусочки около хвоста, Бен велел юнге подтянуть к
нему акулу поближе и приготовился уже пластать остальную часть, как вдруг
громко paссмеялся.
Вильям обрадовался, увидев веселое лицо друга, -- последнее время это
так редко случалось.
-- В чем дело, Бен? -- улыбаясь, спросил он.
В ответ матрос, обняв рукой его за шею, заставил пригнуться к самой
воде:
-- Погляди в воду и скажи, что ты там видишь.
-- Где? -- спросил юнга, не понимая, куда смотреть,
-- Неужто ты не видишь этой диковинки на акульем брюхе?
-- Вижу, вижу! -- закричал Вильям, только сейчас разглядевший эту
"диковинку".-- Маленькая рыбка, да? Она шевелит головой, прижавшись к акуле.
Впрочем, маленькой она кажется только рядом с акулой. На самом деле она,
верно, не меньше фута в длину. Но что она делает в этом странном положении?
-- Что делает? Сосет акулу!
-- Сосет акулу?! Ты серьезно это говоришь, Бен?
-- А то как же? Она присосалась к ней так же прочно, как ракушка к
медной обшивке корабля, и не отстанет, пока я ее не стащу, что сейчас и
сделаю... Дай-ка поскорее веревку!
Мальчик протянул веревку и с любопытством стал следить за действиями
друга. Матрос, сделав такую же петлю, как ранее для акулы, быстро закинул ее
в воду и ловко обхватил ею туловище рыбы, казалось крепко-накрепко
присосавшейся к акуле. Впрочем, это не только казалось. Рыба и в самом деле
так прочно прикрепилась к брюху акулы, что Бен Брас при всей его силе с
трудом ее оторвал.
Резко дернув веревку, ему все-таки удалось оторвать паразита-рыбу и
втащить ее, живую, на плот, где она заметалась из стороны в сторону.
-- Эге, голубушка, ты хоть и ленивая, сама плавать не любишь, а если
захочешь удрать, только тебя и видели! -- сказал Бен и, чтобы этого не
случилось, пригвоздил рыбу ножом к плоту.
-- Что это за рыба, Бен? -- спросил Вильям, с интересом рассматривая
так странно выглядевшее и не менее странно попавшее к ним существо.
-- Прилипала! -- кратко ответил матрос.
-- Прилипала? Никогда о такой не слыхал. Почему она так называется?
-- Потому что она прилипает...
-- К чему?
-- К акуле. Ты разве не видел, как она прилипла к акульим соскам, a?
Xa-xa-xa!
-- Нет, Бен, это неправда! Ты просто шутишь! -- сказал Вильям,
заинтригованный словами друга.
-- Ладно уж, не стану тебя дурачить... Она и в самом деле прилипает к
акулам и почему-то только к белым. Мне никогда не приходилось видеть, чтобы
она пристала к другой какой-нибудь акуле, а ведь их много -- и все разные. А
то, что она будто сосет ее и этим питается,-- враки, хотя люди так говорят и
даже называют ее "сосун-рыба". Но если тебе так скажут, не верь. Я-то уж
видел, что точно так же она присасывается и к медному днищу судна или к
подводной скале. А что она может высосать из меди или из камня? Как,
по-твоему, может она себе добыть из них пропитание?
-- Конечно, нет!
-- То-то и есть. Значит, она их не сосет. Я не раз вспарывал брюхо
такой рыбе, чтобы посмотреть, чем она питается, и видел только всяких мелких
водяных гадов -- их в океане тьма-тьмущая, и притом самых различных. Вот
давай и эту взрежем. Увидишь, у нее в брюхе то же самое.
-- А тогда зачем же она присасывается к акуле или к кораблю?
-- Мне говорили зачем. И мне кажется, что это больше похоже на правду,
чем чепуха, будто рыба присасывается к акуле или к медной обшивке корабля,
чтобы их сосать. На военном фрегате, где я прослужил два года, был один
ученый-доктор... Здорово он разбирался во всяких таких мудреных делах! Так
вот: он говорил, что прилипала очень плохо плавает. И это правильно: откуда
ей хорошо плавать, если у нее такие маленькие плавники? И будто поэтому она
и присасывается к акулам или к кораблям, чтобы ей не приходилось много
плавать и легче было перебираться с места на место. А к скале будто она
