истребляет мелкую рыбешку -- любую, какая только может пролезть ей в глотку!
Кроме этих двух описанных нами видов летучей рыбы, существуют еще
некоторые другие обитатели океана, способные держаться в воздухе,-- правда,
всего в течение нескольких секунд. Они наподобие летучих рыб выскакивают из
воды и целыми стаями поднимаются в воздух, спасаясь, как и летучие рыбы, от
своих врагов -- альбакоров и бонит. Это скорее головоногие моллюски. Китобои
на Тихом океане называют их "летучие каракатицы".
Глава VII. ЖИВИТЕЛЬНАЯ ТУЧА
Летучая рыба, столь чудесно попавшаяся к двум смертельно голодным,
затерянным в океане людям, принадлежала к особому виду "экзоцетус эволанс",
или, как называют ее моряки, "испанская летучая рыба",-- общеизвестная
обитательница жарких широт Атлантического океана. Спинка и бока у нее были
голубовато-стального цвета, брюшко -- оливкового, отливающего
серебристо-белым, а крупные плавники-крылья -- пыльно-серого оттенка.
Пойманная рыба была сравнительно крупным экземпляром --длиной в фут и почти
в фунт весом.
Что и говорить, двум таким изголодавшимся людям ее хватило, что
называется, на один зуб. Но все-таки немножко она их подкрепила.
Надо ли даже упоминать о том, что съели они ее сырой. Конечно, при
других обстоятельствах они сочли бы это тяжелым испытанием, но сейчас им
даже в голову не пришло разбирать, сырая она или вареная. Она им показалась
настоящим деликатесом, и они только пожалели, что им досталось так мало.
Между прочим, летучая рыба -- конечно, не сырая -- является
действительно одним из самых лакомых блюд, напоминая по вкусу свежую, хорошо
приготовленную сельдь.
Но вот пришла новая беда. Теперь, когда они слегка заморили червячка,
жажда, которая и без того изрядно их мучила, еще усилилась. Может быть,
виновата в том была рыба с ее солоноватыми соками, но только не прошло и
нескольких минут после того, как они ее съели, а жажда стала уже
нестерпимой.
Переносить сильную жажду всегда и везде очень тяжело. Но нигде она не
бывает так мучительна, как в море. Самый вид обилия воды, которую нельзя
пить, потому что ею так же невозможно утолить жажду, как и сухим песком в
пустыне, непосредственная близость этой водной стихии скорее распаляют
жажду, чем облегчают ее. Что толку от того, что вы, окунув пальцы в соленую
воду, попытаетесь охладить ею горящий язык и губы или смочить рот?
Проглотить-то ее все равно нельзя! Это то же, что пытаться утолить жажду
горящим спиртом. Стоит только взять в рот немножко этой горьковато-соленой
влаги, как слюнные железы моментально пересыхают и всю внутренность начинает
жечь с удвоенной силой.
Бен Брас хорошо знал это и раз или два, когда юнга, зачерпнув ладонью
немного морской воды, подносил ее к губам, чтобы выпить, матрос уговаривал
его не делать этого, потому что это только усилит мучения. Обнаружив у себя
в кармане свинцовую пулю, Брас дал ее мальчику, посоветовав взять в рот и
сосать. Это, учил его Бен, усилит выделение слюны и рот не будет так
пересыхать. Конечно, это жажды не утолило, но стало как будто легче терпеть.
Сам Бен приложил топор лезвием к губам и, то прижимая язык к железу, то
покусывая его, пытался добиться такого же результата.
Но все это служило только жалкими средствами уменьшить страшную жажду,
которая вытеснила у них все мысли, все чувства -- и веселые и грустные. Ни о
чем, кроме нее, они больше не в силах были думать: все было заслонено этой
мукой. Даже мысль о голоде отошла на задний план, ибо чувство даже
сильнейшего голода куда менее мучительно, чем чувство сильной жажды. От
голода тело слабеет, и от физического истощения притупляются нервы, отчего
тело становится менее восприимчивым к переносимым страданиям. Между тем даже
при самой нестерпимой жажде тело не теряет прежней силы и потому ощущает ее
острее.
Так они мучились уже в течение нескольких часов и все это время не
проронили почти ни слова. Лишь изредка матрос пытался ободрить своего юного
друга, но чувствовалось, что слова утешения слетали с его уст совершенно
механически и что, произнося их, он сам потерял всякую надежду на спасение.
Но как ни мало осталось ее, он временами вставал, чтобы изучать горизонт;
когда же его поиски заканчивались полным разочарованием, он опять опускался
на брезент и, то лежа, то стоя на коленях, на короткий миг словно цепенел от
отчаяния.
Из этого настроения его внезапно вывело одно обстоятельство, на которое
юнга, хотя и заметивший его, не обратил никакого внимания. Неведомо откуда
вдруг взявшаяся туча закрыла солнце -- только и всего.
"Что это его так удивило?" -- подумал Вильям, увидев, как поразило его
товарища это незначительное явление. Действительно, Бен Брас, заметив тучу,
вскочил и жадно уставился на небо. Лицо его преобразилось. Глаза, в которых
только что читалось одно мрачное отчаяние, заблестели надеждой. Поистине,
туча, омрачившая лик солнца, произвела, казалось, прямо противоположное
действие на лицо матроса.
Глава VIII. БРЕЗЕНТОВЫЙ "БАК"
-- Что с тобой, Бен?--спросил Вильям охрипшим, сдавленным голосом --
так пересохло у него от жажды горло. -- У тебя такой сияющий вид. Ты увидел
что-нибудь хорошее?
-- Вот что я увидел! -- показал матрос на небо.
-- Ничего не вижу, кроме этой большой тучи... только что за ней
пряталось солнце. Что же тут особенного?
-- Что особенного? Если мне это не показалось, туча несет нам то, чего
мы с тобой хотим больше всего на свете!
-- Воду?! -- задыхаясь, крикнул Вильям, и глаза у него засияли от
радости.-- Ты думаешь, это дождевая туча?
-- Я не буду Бен Брас, если это не дождевые тучи. Ты только взгляни,
сколько их нашло! Мне никогда не приходилось видеть, чтобы такая гряда туч
не разразилась дождем. И если ветер нагонит их сюда, они угостят нас таким
ливнем, что только держись. Главное--они спасут нас от смерти... Смотри-ка,
малыш! -- закричал матрос.-- Ветер гонит их к нам. Там, на западе, их немало
собралось, и ветер дует оттуда. Ура, Вильям! Там уже идет дождь. Это так же
верно, как меня зовут Бен Брас! Посмотри, какая мгла стоит в той стороне над
океаном! Дождь от нас еще далеко, примерно милях в двадцати, но ничего,
ничего: если только ветер не переменит направления, дождь должен дойти до
нас.
-- Но если б это и случилось, Бен, нам-то что толку от этого? Дождем не
напьешься, в рот попадут только отдельные капли. А набрать воду нам не во
что.
-- Как -- не во что! А на что наше платье, наши рубахи? Если только
начнется дождь, он хлынет как из ведра. Я знаю, какой он бывает в этих
местах. На нас и нитки сухой не останется: штаны, куртка, рубаха -- все до
последнего лоскуточка насквозь промокнет. Мы выжмем из них досуха воду и ею
напьемся.
-- Но куда же мы ее выжмем? Посуды-то у нас нет!
-- Куда выжмем? Прежде всего себе в рот, а потом... В самом деле... Вот
жалость! Как же это я не сообразил! Ведь нам и вправду некуда ее девать...
Во всяком случае, главное сейчас--это вволю напиться, а там потерпим опять.
И рыбки мы уж как-нибудь да наловим, только бы сейчас, сию минуту,
хорошенько напиться воды! Эх! А дождь, смотри, все ближе к нам и ближе.
Видишь те черные тучи? Молния по ним так и чиркает. Значит, наверняка сейчас
и здесь хлынет дождь. Давай все с себя снимем и расстелим на плоту, чтобы
дождь нас не застал врасплох.
И Бен Брас быстро принялся стаскивать с себя матросскую куртку, как
вдруг, остановив на чем-то взгляд, задержал это движение на мгновение, и у
него вырвалось одно слово: "Брезент!"
И матрос показал рукой на просмоленный брезент, служивший им теперь
парусом, а раньше, на "Пандоре", навесом для кормового люка. Однако юнга не
понял, что он хотел сказать этим движением.
Заметив недоуменный взгляд мальчика, Бен не стал его томить:
-- По-твоему, нам не во что набрать воды? Так, кажется, ты сказал? А
это что, Вильм?
-- О!--вскрикнул юнга, поняв наконец мысль матроса.-- Ты думаешь..
-- Я думаю, Вильм, что нам этой тары хватит с излишком: в нее войдут
десятки галлонов воды.
-- А разве брезент не даст ей просочиться?
-- Конечно, недаром мы сделали его непромокаемым! Я ведь сам помогал
промазывать его смолой. Из него получится такой бак, что лучше не надо.
Расстелим брезент так, чтобы в середке у него образовалась впадина, и, когда
начнется дождь, он столько нальет в нее воды, что хоть плавай в нем, как по
озеру. Ура-а-а! Сейчас и здесь польет!.. Погляди-ка туда вон--дождь совсем
рядом!.. Готовься! Убирай грот-мачту, отвязывай снасти! Вместо того чтобы,
как поется в песне "Раскинем наш парус ветру навстречу", раскинем-ка мы его
на плоту навстречу дождю. Живее, Вильм, живее, дружок!
Миг -- и юнга уже был на ногах. Оба быстро принялись отвязывать
веревки, удерживающие брезент, и через несколько секунд парус лежал на
плоту. "Мачты" решено было оставить пока на месте, потому что они были
прочно установлены в гнезда.
Сначала матрос решил, что они будут держать брезент на весу. Но у него
было время хорошенько все обдумать, и он изменил свой первоначальный план.
План этот тем не годился, что руки обоих оказались бы заняты. Положим,
водичка и попала бы к ним в брезент, ну а потом? Что они стали бы с ней
делать, как пить?
И Бен нашел выход. Взяв с плота парусину кливера, вместе с юнгой они
соорудили из нее род низкого замкнутого барьера овальной формы, затем
наложили брезент так, что он не только накрыл этот барьер, но часть его еще
заходила за края. Потом они вдавили брезент в середине, отчего в нем
получилось углубление достаточной емкости.
Они очень тщательно, что было необходимо в данном случае, просмотрели
весь брезент, нет ли в нем прорех -- как бы не вытекла драгоценная влага!
Убедившись, что брезент цел, матрос взял Вильяма за руку, и, опустившись на
колени, два друга жадно уставились на небо, глядя, как приближаются низкие,
черные тучи, несущие им спасение.
Глава IX. ОСВЕЖАЮЩИЙ ДУШ
Ждать им пришлось недолго. Гроза надвигалась все ближе и, к величайшему
блаженству матроса и юнги, разразилась таким ливнем, словно у них над
головой пронесся водяной смерч.
Не прошло и минуты -- углубление в брезенте наполнилось водой на целую
четверть. И оба жаждущих уже лежали ничком над ним, почти касаясь головами,
и, приникнув к воде губами, жадно всасывали в себя чудесную влагу почти с
такой же быстротой, с какой она лилась сверху.
Долго лежали они все в той же позе, наслаждаясь льющейся с неба водой.
Ничего более вкусного они в жизни не пили! И так поглощены они были этим
блаженным занятием, что, пока не напились до отвала, не произнесли ни одного
слова. Зато промокли они насквозь: тропический ливень -- непрерывный поток
тяжелых, крупных капель -- сразу же промочил их до нитки. Но наши друзья не
сетовали на это, а, наоборот, наслаждались душем. Прохладная дождевая вода
приятно освежила тело, сожженное палящим солнцем.
-- Ну, малыш,-- сказал Бен, отдуваясь после того, как проглотил не
меньше галлона дождевой воды,-- не говорил ли я тебе, что если мы получили в
самое трудное для нас время еду, то получим и воду? Ты только посмотри,
сколько ее натекло! Теперь нам надолго хватит воды и наше дело -- не дать ей
испариться. Если это случится, мы сами будем виноваты и, значит, стоим того,
чтобы помереть от жажды.
-- Но что мы можем сделать, когда нам не в чем ее сохранить?
-- Надо что-то придумать. Дождь скоро перестанет. Возле экватора всегда
так: хотя он и ливмя льет, а длится всего полчаса или того меньше. И только
