Действительно, рыбы принялись странно маневрировать. Некоторое время,
поравнявшись с плотом, они, не обгоняя и не отставая от него, плыли рядом,
вдоль правого борта. Это было им нетрудно--плавники их чуть двигались,
придерживаясь одинаковой с плотом скорости. И все они держались так точно
параллельно ходу плота и параллельно друг другу, что можно было подумать,
будто они связаны между собой невидимыми нитями. И вдруг неожиданно, как
меняется узор в калейдоскопе, параллельное движение по отношению к плоту и
друг к другу нарушилось. Шевельнув хвостами, весь косяк одновременно
повернулся перпендикулярно к плоту и -- раз! -- нырнул под него.
Секунду их не было видно, а затем они появились, на этот раз уже вдоль
правого борта, все время сохраняя параллельное к нему движение. Весь маневр
был выполнен с такой точностью и слаженностью, что даже лучший в мире
кадровый офицер не смог бы добиться от своих солдат такой четкости в
движениях. Направо! Налево! Как будто им всем одновременно приходило желание
повернуться, и в этот же миг хвосты их трепетали и они поворачивались все
разом, показывая серебристые полоски брюшка, и затем так же дружно ныряли
под киль "Катамарана".
Этот удивительный маневр они проделали несколько раз, переходя от
правого борта к левому и обратно. Поэтому-то Снежок и заявил так уверенно,
что пока рыбы двигаются подобным образом, нечего бояться, что они уплывут от
"Катамарана".
Только Бен Брас понял, почему Снежок так сказал. Вильям же немало
удивился, когда бывший кок так уверенно заявил об этом, да и вел он себя,
словно нисколько не боялся отпугнуть столь робких на вид рыб.
-- Послушай, Снежок, -- сказал мальчик, -- почему это ты говоришь,
будто нам нечего бояться, что они уплывут от "Катамарана"?
-- Потому, мой милый, что неподалеку есть кто-то другой, кого рыбки
боятся больше, чем нас с тобой. Так я думаю. Я не вижу, кто это, но думаю,
что не иначе, как длинное рыло.
-- Что это значит -- длинное рыло?
-- Как -- что? Длинное рыло, и все тут. Ну ладно, если хочешь, длинный
нос. Посмотри-ка туда, по левому борту. Видишь? Негр знает, что тот
недалеко. Вот почему рыбки мечутся туда и сюда, держась около нас. А пока
они здесь, мы и поймаем несколько штук.
-- Да это акула!--закричал юнга, увидев в некотором отдалении, там,
куда указывал негр, по левому борту, какую-то большую рыбу.
-- Акула? А вот и нет! -- возразил негр. -- Не акула. Если бы это была
акула, рыбы не торчали бы у нас под бортом. Они бы резвились около акулы,
как маленькие птички около орла или ястреба. Нет, этот хитрый зверь не
акула, это длиннорылый--он настоящий враг альбакора! Пока он близко, рыбки
от нас не уйдут.
Сказав это, негр принялся разбирать крючки и с помощью Бена наживлять
на них приманку, проделывая все это с невозмутимым видом, подтверждавшим его
уверенность в правоте своих слов.
Глава XLV. МЕЧ-РЫБА
Вильям, с таким интересом наблюдавший за появившейся необычайной рыбой,
подошел к левому краю, чтобы получше ее разглядеть. Но левый борт был
обращен к юго-западу, и заходящее солнце мешало ему. Заслонив глаза рукой от
солнца, он все смотрел, смотрел, но, кроме морских волн, так ничего и не
увидел. Снежок, хотя и был всецело поглощен своей возней с лесками и
крючками, все же посматривал, как юнга вел свое наблюдение.
-- Ты напрасно туда смотришь. Видишь, альбакоры по левому борту?
Значит, длинный нос по правому. Уж будь спокоен, они постараются не быть с
этим голубчиком на одной стороне.
-- Туда смотри, туда, Вильм!--вмешался Бен.--Видишь? Вон туда, прямо за
кормой! Неужто не видишь?
-- Вижу!.. -- закричал Вильям. -- Посмотри, Лали, какая странная рыба!
Я никогда не видел ничего подобного.
Юнга говорил правду. Хотя молодой моряк успел избороздить не одну милю
Атлантического океана, такой рыбы ему не случалось видеть. Он мог бы
проделать сотни миль в любом океане и все равно ни разу ее не встретить.
Рыба, которая представилась взорам экипажа "Катамарана",--один из самых
редких обитателей океана. Облик у нее настолько своеобразный, что, если бы
даже Бен Брас и не сказал ему, как она называется, юноша сам об этом
догадался бы. Длиной рыба была футов восемь или десять. Ее продолговатая
костистая морда выступала вперед на длину одной трети всего тела. По
существу, этот отросток -- продолжение верхней челюсти, совершенно прямой и
целиком состоящей из кости, сужающейся к концу, как рапира.
В остальном рыба не казалась безобразной: она ничем не походила на
многих океанских хищников с присущим им ужасным обликом. В меч-рыбе
чувствовалась некоторая настороженность в сочетании с удивительной
стремительностью: она словно кралась. Как уже заметил Снежок, в пристальных
глазах рыбы было свирепое, подстерегающее выражение, говорившее, что все
существование хищника проходит в преследовании добычи.
Неудивительно поэтому, что Вильям принял эту рыбу за акулу: во-первых,
потому, что ему мешало солнце, а во-вторых, у нее был целый ряд признаков,
делавших ее похожей на некоторые разновидности акул, и нужно было хорошенько
рассмотреть и уметь хорошо разбираться в таких вещах, чтобы обнаружить
разницу. Вильяму прежде всего бросился в глаза большой серповидный плавник,
поднимавшийся на несколько дюймов над водой, хвост с такой же выемкой, как у
акулы; хищные глаза и настороженные движения -- все то, что характерно и для
акулы.
Но в одном эта рыба отличалась от акулы -- она плыла не так медленно,
как акула. По-видимому, это была одна из самых быстроплавающих рыб. Стоило
альбакорам метнуться от одного борта к другому, как хищник повторял это
движение с такой быстротой, что за ним невозможно было уследить.
Движения его были бы совсем неуловимы, если бы не две интересные
особенности: во-первых, плавая, эта диковинная рыба издает шорох,
напоминающий шорох ливня в лесу; а во-вторых, рыба эта на ходу внезапно
меняет свою окраску -- то она бурая, когда животное неподвижно, то вдруг
пестрая, в голубую и синюю полоску, а иногда целиком бирюзового цвета.
Но не по этим особенностям Вильям смог опознать рыбу, а по ее
сужающемуся, длинному, прямому, как рапира, носу. Кто хоть раз ее видел, не
мог уже ошибиться и не узнать ее по этому бесспорному признаку. А юному
моряку случилось однажды видеть такой нос, только не на воде и не под водой,
а у себя в родном городке, куда случайно, проездом, привезли коллекцию
диковинок природы, осмотр которой, надо признаться, сыграл немалую роль в
его желании убежать из дому и стать моряком. Он подробно тогда осмотрел
кость, сохраняемую под стеклянным колпаком, и выслушал объяснение, что этот
экспонат -- нос меч-рыбы. И теперь, в тропических волнах Атлантики, почти
таких же прозрачных, как тот стеклянный колпак, он сразу узнал это грозное
оружие меч-рыбы.
Глава XLVI. МОРСКИЕ РЫЦАРИ МЕЧА
Пока Вильям смотрел на удивительную рыбу, она неожиданно бросилась к
плоту. Это движение вызвало характерный свистящий шелест; ее огромное тело
мелькнуло в воде, и изогнутый, как восточная сабля, спинной плавник
прочертил на поверхности воды длинный пенистый след.
Этот бросок был явно направлен к косяку плавающих вдоль "Катамарана"
альбакоров.
Но их не так-то легко было застигнуть врасплох. Испытывая, по всем
признакам, жесточайший страх, они тем не менее ни на секунду не теряли
присутствия духа и, как только меч-рыба кинулась на них, словно по команде,
с быстротой молнии метнулись на другую сторону плота.
Увидев, что нападение не удалось, меч-рыба вдруг остановилась с
внезапностью, говорившей о ее подлинном плавательном мастерстве. Вместо того
чтобы продолжать преследование, она, нырнув под "Катамаран", трусливо
крадучись, предпочла следовать за плотом. Казалось, что если ей не удалось
схватить добычу силой, то она решила действовать хитростью.
Вильяму стало ясно, что альбакоры держались около "Катамарана" не
столько потому, что надеялись поживиться чем-нибудь, а потому, что плот
служил им хорошей защитой от грозного противника. Этим, надо полагать, и
объясняется, что не только альбакоры и родственные им бониты, но и другие
виды рыб, которые ходят косяками, зачастую держатся близко к встречающимся
им кораблям, китам и к любым крупным предметам, плавающим в открытом океане.
Тот способ нападения, какого придерживается меч-рыба -- она
стремительно бросается на жертву и насаживает ее на свой длинный, тонкий
нoc,-- весьма рискован для самого хищника. Ведь стоит "мечу" промахнуться и
удариться о борт корабля или о другое такое препятствие, достаточно твердое,
чтобы противостоять стремительному выпаду, и ее оружие либо сломается, либо
вонзится в это препятствие с такой силой, что его собственник окажется
пригвожденным и падет жертвой своей опрометчивой жадности.
Поскольку испуганные альбакоры были слишком поглощены наблюдением за
движениями их противника, Снежок, понимая, что рыбы вряд ли удостоят своим
вниманием крючки, которые он наживлял для них, не стал забрасывать удочки, а
оставил их лежать на плоту, ожидая, пока меч-рыба уберется восвояси или
отстанет настолько, что альбакоры смогут на какое-то время забыть о ее
присутствии.
-- Толку нет закидывать удочки,-- сказал негр, обращаясь к
матросу,--пока это хитрое рыло поблизости. Надо подождать, пока оно
уберется, чтобы альбакоры не видели и не слышали его.
-- Твоя правда, -- ответил Бен. -- А жаль. Они бы здорово клевали, если
бы не эта дрянная рыбина! Я-то уж их знаю!
Еще много чего узнали от матроса о повадках альбакоров и их врага все
присутствующие и особенно его любимец -- юнга. Вильям испытывал
необыкновенный интерес к альбакорам и жадно расспрашивал о них Бена. В
промежутке, пока они дожидались какой-нибудь перемены в тактике
преследователя альбакоров, Бен рассказал присутствующим несколько случаев из
собственной жизни, в которых альбакор или меч-рыба, а иногда и обе рыбы
выступали как главные действующие лица.
Среди других историй Бен сообщил и о том, как корабль, на котором он
сам плавал, был пробит носом меч-рыбы.
В минуту, когда это произошло, никто на корабле даже не подозревал о
случившемся. Команда обедала внизу, и только один из матросов, оказавшийся в
это время на палубе, услышал громкий всплеск воды. Выглянув за борт, он
увидел, что какое-то крупное тело погружается в воду, и, решив, что это
тонет кто-то из команды, мгновенно поднял крик: "Человек за бортом!"
Команду выстроили, сделали перекличку: все оказались налицо. И хотя
матросы так и не узнали причины этого загадочного случая, тревога их быстро
улеглась и об этом деле забыли.
Вскоре после этого кому-то из матросов -- им как раз и оказался сам Бен
Брас -- пришлось лезть на мачту такелажить, и, находясь наверху, он заметил,
что сбоку в корабле, над самой ватерлинией, торчит что-то длинное. Спустили
лодку, осмотрели в этом месте судно, и оказалось, что это нос меч-рыбы,
отломившийся от ее головы. А то, что матрос принял за утопающего человека,
была сама меч-рыба, убитая сотрясением при ударе о корабль.
Она пробила насквозь своим "мечом" и медную обшивку судна, и толстую
доску левого борта. Матросы, спустившись в трюм, обнаружили, что конец
"меча", пройдя через стенку трюма, торчит на восемь--десять дюймов внутри
его, зарывшись в уголь.
При всей невероятности этой истории, рассказанной Беном Брасом, в ней
нет ни слова выдумки. Что она правдива, знал и Снежок, так как он сам мог
