рубить. Поэтому первая бочка, так же как и сундучок, плыли далеко с
наветренной стороны. Юнга, глядя с мачты, заметил, что пловцы находятся
недалеко от сундучка и поэтому вряд ли пропустят его.
Вильям спустился со своей наблюдательной вышки, так и не убедившись,
видели ли сундучок его друзья или нет. А теперь ему, занятому греблей, и
вовсе не было времени лезть на мачту. Главное, что плот движется в нужном
направлении -- против ветра. С каждой морской саженью он ближе к спасению
жизни своих спутников; каждая сажень означает, что пловцам придется сделать
на один взмах руки меньше, а они настолько устали, что и такое усилие для
них не шутка. Как же он может оставить весло хотя на секунду? И Вильям греб
изо всех сил, поглощенный одной целью -- двигаться против ветра. К счастью,
ветер, и до того уже довольно тихий, становился все слабее, будто и ему
хотелось помочь делу спасения людей, и Вильям с удовольствием заметил, что
бочки, которые он перегнал, уже далеко позади. Значит, плот шел вперед!
И тут глазам его представилось радостное зрелище. Он так был занят
веслом, что ни на секунду не поднимал головы, чтобы взглянуть за борт, и
когда наконец посмотрел в наветренную сторону, то с удивлением увидел, что
не только бочка и сундучок подплывали все ближе, но что на крышке сундучка
лежит кто-то и, вытянув руки, держится за выступающий край, а по обеим
сторонам сундучка темнеют два шара, причем один из них круглее и чернее.
Ясно было, что эти два шара--человеческие головы.
Загадочная картина скоро разъяснилась: на крышке сундучка лежала Лали,
а по бокам его плыли Бен Брас со Снежком. Сундучок поддерживал на воде всех
троих. Ура! Они спасены!
Теперь Вильям был в этом твердо убежден. Но этой радостной уверенности
еще не испытывали трое пострадавших. Дело в том, что Вильям стоял на
возвышенном месте плота и мог видеть любое их движение, в то время как они
все еще не могли разглядеть его.
Но если он будет стоять, подумал юнга, и смотреть на них, то он им не
поможет. Удовольствовавшись несколькими радостными восклицаниями, он снова
взялся за весло и стал грести с еще большей энергией. Уверенность в успехе
придала ему новые силы.
Когда он опять оторвался от своего занятия и, выпрямившись, бросил
взгляд на океан, картина переменилась: маленькая Лали по-прежнему лежала на
крышке сундучка, но рядом виднелась лишь одна голова--голова матроса. Его
можно было узнать по белому лицу и длинным волосам.
"Но куда же девалась макушка кока? Где его курчавая голова? Неужели
вместе с телом отправилась на дно океана?" -- с тревогой спрашивал себя
юнга. Но в следующую же секунду он получил самый удовлетворительный ответ на
свой вопрос. Негр, видимый теперь целиком, сидел верхом на бочке: он просто
был не на том месте, где юнга искал его глазами, вот почему он не сразу его
заметил.
Однако рассудительный юноша не стал терять время на ахи и охи, а
принялся опять энергично работать веслом.
Так он греб и греб, пока не услышал свое имя. Подняв глаза, он увидел,
что Снежка нет на бочке и круглая черная физиономия его выглядывает из воды
на расстоянии какого-нибудь кабельтова от "Катамарана".
Его оттопыренные уши оставляли пенистый след на воде по обе стороны
головы, указывая точное направление, в котором он плыл,-- прямо к плоту. А
то, что он свирепо вращал белыми, как сама пена, белками глаз и вовсю фыркал
и отдувался своими толстыми губами и вода так и ходила волнами вокруг него,
указывало, что он всеми силами старался нагнать "Катамаран".
-- Эй-эй! На плоту! -- закричал он, задыхаясь, как только юнга мог его
услышать.-- Греби-ка сюда, Вильм, греби во всю мочь!.. Ух, и устал же я,
прямо не могу больше! А уж представляю, что делается с теми двумя! Они
позади, в кабельтове от меня.
И, кончив свою речь громким "У-у-ф!", произнесенным отчасти для того,
чтобы избавиться от воды, попавшей в рот, а также и для того, чтобы выразить
свое удовлетворение, кок поплыл к плоту, не сбавляя хода.
Спустя несколько секунд долгие усилия Снежка наконец увенчались
успехом: с помощью юнги он вскарабкался на плот.
Едва переведя дух, негр схватил второе весло, и под дружными ударами
двух весел плот достиг наконец сундучка. Оставшиеся двое членов команды были
взяты на борт. Так они избавились от смерти, которая столь недавно казалась
им неотвратимой.
Глава XLIII. ПОЧИНКА ПЛОТА
Вскарабкавшись на плот, Бен, этот здоровяк и великан, был в таком
изнеможении, что не мог даже стоять на ногах. Сделав шаг, он покачнулся и
без сил повалился на доски. О маленькой Лали позаботился Вильям. Поддерживая
ее, почти неся на руках, он осторожно уложил ребенка на парусину около
мачты. Если не считать нескольких слов, слабым голосом произнесенных
девочкой, понявшей, что она спасена, то юнга был вполне вознагражден за свою
нежную заботу благодарностью, которой так и светились глаза маленькой
креолочки.
Снежок, измученный не меньше других, тоже растянулся на плоту. Долго
все они, молча и не шевелясь, лежали на досках, чувствуя, что не в состоянии
двинуть ни единым членом, ни произнести хотя слово.
Однако Вильям не бездействовал: уложив Лали, он тут же пошел в тот угол
"Катамарана", где находилась небольшая бочка, прикрепленная к толстым доскам
плота и наполовину погруженная в воду. Она была с драгоценным канарским.
Осторожно вынув втулку--они нарочно привязали бочонок отверстием кверху,--он
опустил в него маленький жестяной ковшик, случайно оказавшийся среди вещей
матроса в сундучке. Он был привязан на веревке к бочонку наподобие тех
ковшиков, какими пользуются виноторговцы. Зачерпнув сладостную влагу, он
поднес ковшик сначала к губам маленькой Лали, потом своему дорогому
защитнику Бену Брасу, после чего, зачерпнув из бочонка еще раз, дал хлебнуть
вина его настоящему хозяину -- Снежку.
Дух лозы, некогда росшей на склонах Тенерифа, оказался чудодейственным.
Через несколько минут матрос и кок вновь обрели способносгь думать о том,
какие меры предосторожности надо будет предпринять и с чего в первую очередь
необходимо начать.
Прежде всего, решили они, следует выловить пустые бочки, которые Вильям
спустил на воду. Лишившись этих бочек, плот не только дал большую осадку, но
и вообще потерял часть своей мореходности.
И потом сундучок! Хозяин его чувствовал к нему теперь особое
расположение. Его выловили в первую очередь, а за ним -- ту самую бочку, на
которую вскарабкался Снежок, чтобы получше видеть. И сундучок и бочка были
близко -- им не пришлось долго грести, чтобы их выудить.
Зато другие три бочки отнесло довольно далеко в подветренную сторону, и
с каждой секундой они уплывали все дальше. Но так как они еще не скрылись из
виду, то команда "Катамарана" не видела особой трудности в том, чтобы их
догнать.
И действительно, это оказалось нетрудным делом. Матрос работал одним
веслом, кок -- другим, а Вильям указывал, куда грести. Несколько дружных
взмахов весел-- и плот одну за другой настиг уплывавшие бочки. Их выудили,
наново закрепили веревками, придав бочкам прежнее положение. И если бы не
мокрая одежда троих скитальцев, побывавших в воде, да не их измученные лица,
никто бы и не догадался о происшествии на борту "Катамарана".
Что же касается мокрой одежды, то она недолго причиняла им неудобство:
жаркое солнце, сиявшее в небе, быстро ее высушило. С этой стороны ущерб
действительно был невелик, ибо они просыхали так быстро, что всех троих, а
особенно Снежка, окутало густое облако пара. Вскоре на них и нитки мокрой не
осталось.
Потому ли, что у негра в теле было больше естественного тепла, чем у
остальных, или потому, что солнечные лучи прямо-таки обжигали, он дымился,
как куча угля, когда из него гонят смолу. А потому сквозь завесу пара, за
которой скрылись его голые плечи и голова, трудно было разглядеть, черный он
или белый. И, как будто Юпитер, окруженный этим облаком, негр продолжал
говорить и действовать, помогая матросу и Вильяму вылавливать из воды бочки,
пока все они не были водворены на место, парус снова поставлен и
"Катамаран", будто ничего не случилось, пошел по ветру, разрезая морские
волны.
На этот раз, однако, они позаботились о том, чтобы узлы на шкотах были
завязаны как следует. Теперь, по правде сказать, Снежку следовало бы сделать
выговор, внушив ему быть в будущем поосмотрительнее. Однако катамаранцы
сочли это лишним: опасность, от которой они спаслись, можно сказать, чудом,
впредь послужит ему достаточным уроком.
Единственно, о чем им пришлось пожалеть,-- это о потере значительной
части запасов продовольствия: той вяленой рыбы, которую Снежок сушил еще до
того, как двое плотов соединились, и вяленого мяса акулы, перенесенного с
меньшего плота. Чтобы высушить всю рыбу на солнце, ее разложили на бочки
фальшборта, те самые бочки, на которых Вильям обрубил канаты. Рыба свалилась
в воду и либо пошла ко дну, либо осталась плавать на поверхности. В
результате оказалось, что, хотя все другие беды были исправлены, большая
часть запасов погибла. Может, они и не утонули, а их унесло водой, а вернее
всего, их съели хищные птицы, парящие в небе, или не менее прожорливые
хищники, сновавшие в морских глубинах. С глубоким огорчением думал Снежок о
том, как уменьшились их запасы, и это чувство разделяли и все остальные
члены команды. Однако они переживали эту потерю не так остро, как могло бы
быть при других обстоятельствах: слишком приподнятое было у всех настроение
после недавнего столь чудодейственного спасения. К тому же следовало
надеяться, что они сумеют пополнить свои запасы точно таким же образом,
каким добыли их в первый раз.
Глава XLIV. АЛЬБАКОРЫ
Вскоре им действительно представилась такая возможность.
Не успел парус наполниться ветром, как они увидели за бортом косяк
самой красивой рыбы, какая только встречается в океанских просторах. Рыб
было несколько сот. Как и в косяках обыкновенной макрели, все они были почти
одного размера и плыли ряд к ряду. Но эти рыбы меньше макрели и, достигая
примерно футов четырех в длину, при основательной толщине были
пропорциональной и красивой формы, какая свойственна всем видам этого
семейства.
Даже за один цвет их можно назвать очень красивыми созданиями. Голубая,
как бирюза, отсвечивающая золотом спинка, серебристо-белое, переливающееся,
как перламутр, брюшко. Спинные плавники в два ряда, ярко-желтые. Большие
круглые глаза с серебристым ободком зрачков.
Длинные, серповидной формы спинные плавники, хорошо развитые и очень
своеобразные: с глубоким желобком под ними вдоль хребта, в который они,
когда находятся в спокойном состоянии, входят с такой удивительной
точностью, что их даже не видно, будто и нет.
Если не считать красивой окраски, большого размера и еще кое-каких
особенностей, рыбу эту вполне можно было принять за макрель, что не было бы
большой ошибкой, ибо они принадлежат к тому же роду, что и макрель, только к
другому виду. И этот вид самый красивый.
-- Альбакоры! -- закричал Бен Брас, как только косяк рыб поравнялся с
плотом. -- Ну-ка, Снежок, достанем наши удочки! Вот уж будет клев на таком
ветерке! Теперь мы пополним нашу кладовую. Только, чур, никто ни слова, а то
они сразу наутек... Тише, кок, тише, ты, старый камбуз!
-- Какое там "тише", масса Брас! Неужто вы думаете, что они уплывут от
"Катамарана"? Этого нам нечего бояться! Смотрите, как они шныряют: то они по
левому борту, потом -- раз! -- и они уже по правому. Будто нигде не могут
найти себе места.
