окликнула Стаха.
- Варенька! Так это вы, самая строгая из всех жен в мире! - пошутил
Стах, подходя к Звонаревой. - Где же наши сверхтяжелые друзья?
- Переместились на тридцать верст к северу. Готовят там новое
наступление. Вот все, что я знаю, - ответила Варя.
Стах радушно пригласил Звонареву зайти и посидеть с ним. Варя
рассказала Енджевскому о Хоменко, его предшественнике.
- Удивительный человек, талантливый командир. Женат, имеет двух детей
и ни одной любовницы, - не утерпела Варя и подпустила шпильку
Енджеевскому.
- Мне остаеться продолжать уже сложившиеся в полку традиции, хотя я и
слышал от солдат, что Хоменко не очень-то жаловал "шпигунов та й
мерзостников", как говорят украинцы, - заметил Стах.
- Старший разведчик и правая рука бывшего командира Гриценко и есть
"главный шпигун" в полку, - смеясь, сообщила Звонарева.
- Откуда вы его знаете? - живо спросил Енджеевский.
- От Блохина и Васи - лиц, вам хорошо известных, - сказала Варя.
- Спасибо за новость. Буду знать, с кем имею дело, - ответил
Енджеевский.
Затем из разговора выяснилось, что Стах собираеться ехать по делам в
Луцк, где находились высшие штабы корпуса и армии.
Варя упросила взять ее с собой, надеясь на обратном пути побывать в
тяжелом дивизионе Борейко.
В Луцке Варя разыскала главного уполномоченного Красного Креста армии
и упросила его перебросить свой перевязочный отряд в район предстоящих
боев на Стоходе. Уполномоченный тут же вручил ей распоряжение Емельянову
"в самом срочном порядке переместиться в район гвардейского отряда". Варя
должна была сегодня же дорставить эту бумагу в свой перевязочный отряд.
Как только Стах закончил дела в Луцке, они направились в район
расположения тяжелых батарей. Никто точно не знал, где они находяться, и
пришлось довольно долго проплутать, пока наконец не натолкнулись случайно
на Зайца, который ездил в интендантство за продовольствием и, увидев
Звонареву, подошел к ней. Енджеевский знал его больше по рассказам, чем
лично. Но по той приветливости, с какой Варя разговаривала с солдатом,
называя его по имени и отчеству, Енджеевский понял, что он тоже из Артура,
и дружески с ним поздоровался. Заяц пересел к ним в машину и показал
дорогу шоферу. Одновременно он делился новостями. В Питере очень голодно,
и все стоит бешенные деньги. быстро нарастает недовольство среди рабочих.
Говорил это Заяц вполголоса, чтобы не слышал солдат - водитель машины.
Рассказал он и о том, ждут возвращения из Ставки верховного Шихлинского,
где решаеться судьба предстоящего наступления. Сам Заяц считал это
авантюрой и рассказывал, что гвардейские солдаты наступать не хотят.
Енджеевский слушал Зайца с большим вниманием, так как понимал, что
только присутствие Вари позволяет солдату так открыто высназываться о
существующих порядках и гвардейском начальстве.
В батарее Варя встретила Шихлинского, который только что вернулся из
Ставки. Генерал был мрачен и молчалив. Даже с Варей поздоровался сухо и
неприветливо. Звонарева поняла, что стесняет Шихлинского, и поспешила уйти
к солдатам, чтобы узнать батарейные новости. Блохин был настроен очень
мрачно. Он считал, что предстоит огромная человеческая бойня по прихоти
начальства и без всякой к тому надобности.
- Объявить бы всем солдатам, что не пойдут в наступление... Да сильна
еще дисциплина в армии, и особенно в гвардии, - вслух рассуждал он. -
Приехал генерал Шихлинский и привез строгий приказ - штурмовать немца во
чтобы то не стало, и обязательно пятнадцатого июля, во Владимира день.
Говорят, сам Гришка Распутин указал этот день, а его слово свято.
Помолился оон богу, приснился ему сам киевский князь Владимир, и решили -
сон вещий, и число самим господом богом ему предуказано. Под корень надо
рубить царский режим, тогда этого не будет, - бурчал Блохин.
- Всему свое время, Филипп Иванович. И оно скоро прийдет. Надо пока
собирать силы.
Пока Варя беседовала с Блохиным и Зайцем, Енджеевский побывал в
гвардейском штабе, ознакомился с обстановкой на фронте и выяснил, что в
случаи удачи в прорыв будет брошена и 102-я дивизия, в которой находился
полк Енджеевского.
На совещании артиллеристы распределили цели между батареями.
дальнобойные пушки Шнейдера и Виккерса решили выдвинуть к переднему краю
обороны. Это давло возможность обстрела глубоких тылов немцев, но ставило
батареи под удар немецких не только тяжелых, но и легких батарей.
- Нас могут подбить в самом начале артиллерийской подготовки, а пушки
у нас уникальные, - возражали командиры этих батарей.
- Тогда отправляйтесь экспонатами в музей, - насмешливо проговорил
Шихлинский.
С рассвета тринадцатого июля началась артиллерийская подготоака. К
вечеру четырнадцатого она заканчивалась.
В ночь на пятнадцатое или рано утром пятнадцатого начинался штурм
немецких позиций. Все знали, что наличными средствами полностью разрушить
передний край немецкой обороны невозможно и что при штурме неизбежны
большие потери. Все дело сводилось к тому, чтобы по возможности уменьшить
их.
Через болотистую реку надлежало заблаговременно построить деревянные
мостки и сделать это незаметно для немцев. Саперы должны были только
установить опоры, по которым можно было быстро настелить заранее
заготовленные доски.
Немцы усиленно вели воздушную разведку, но артиллерийского огня почти
не открывали, скрывая расположение своих батарей.
Как только выяснилось время наступления, Енджеевский заторопился в
полк. С ним уехала и Варя, едва обменявшись несколькими словами с с мужем.
Приказ о переброске перевязочного отряда на передовую очень огорчил его
маленький персонал. Сестры Ветрова и Осипенко отказались покинуть батарею
Кремнева, хотя он сам уговаривал подчинить ся приказу штаба армии.
Уполномоченный Емельянов тоже не стремился в опасный район. Однако приказ
есть приказ, и Емельянову ничего не оставалось, как подчиниться. Так
перевязочный отряд перешел в район стоянки литерных артиллерийских
дивизионов.
Зуев стал старшим офицером, а Блохина, получившего Георгиевский крест
первой степени, представили к производству в прапорщики, как он не
плевался и ни отказывался.
- Дослужился, Филя! Наденешь офицерские погоны, станешь благородием!
- подтрунивал над ним Борейко.
- С меня такое благородие, как из чего-то пуля, - уверял Блохин.
Вскоре пришел приказ о производстве его в офицеры. Он даже хотел было
напиться с горя. Но на фронте появился присланный с пополнением Павел
Петрович Сидорин. Он уже ходил подпоручиком и нисколько не тяготился этим
обстоятельством.
- Помни, Филипп Иванович, нам, партии, очень нужны образованные и
имеющие боевой опыт офицеры из пролетариев, из рабочих. Революцию надо
делать умелыми руками. Значит надо постигать военную премудрость. А проще
всего это сделать не солдату, а офицеру, перед которым открыты все военные
секреты.
Когда Блохин впервые появился перед солдатами в офицерской форме,
Родионов особенно громко и раскатисто скомандовал "смирно" и отдал ему
рапорт. Блохин выслушал его как должное и громко поздоровался с солдатами.
- Произвели меня в благородия. В строю я теперь офицер, а вне строя
как был для вас Филиппом Ивановичем, так прошу меня и величать, чтоб я не
загордился, - шутил Блохин.
Он наотрез отказался переселиться в офицерскую палатку и оттался
по-прежнему с солдатами. Блохин стал поручать Лежневу и Родионову беседы с
солдатами других частей, понимая, что теперь ему, офицеру особенно
доверять не будут.
Заяц предложил было отметить производство Блохина в офицеры хорошей
выпивкой, но Блохин решительно отказался. Борейко его поддержал, и
празднование ограничилось тем, что выпили по рюмке за здоровье вновь
испеченного "благородия". При упоминании об этом Блохин поперхнулся.
- Для меня "благородие" звучит как ругань, - усмехнулся он.
Варя больше всех обрадовалась производству Блохина в офицеры. Сидорин
только дружески пожал руку Блохина и сказал, что одним офицером будущей
пролетарской армии стало больше.
Ввиду того, что сестры передового отряда Красного Креста Ветрова и
Осипенко решительно отказались ехать с отрядом, Варя немедленно послала
телеграмму в Сызрань и через несколько дней в отряд прибыли Анель и Зоя
Сидорина. Емельянов не возражал, чтобы на передовой линии действовал
филиал перевязочного пункта и обе были зачисленны на службу в его отряд.
30
Неожиданно прибыл ешелон с новыми орудиями и запасными частями для
тяжелых батарей. Началась срочная работа, и к утру обновленные пополненные
батареи были готовы к бою.
С первыми проблесками рассвета Борейко взобрался на свою командную
вышку в лесу и приказал всем батареям открыть огонь по заранее указанным
целям. Передний край немецкой обороны утонул в дыму и пламени. Немецкие
батареи молчали, и только в воздухе беспрестанно летали вражеские
самолеты, наблюдая за всем происходящим у русских. Разрушение немецких
укреплений велось систематически и методично, согласно разработанным
заранее инструкциям. За результатами обстрела велись непрерывные
наблюдения.
Канонада не умолкала целый день. К вечеру пушки настолько
раскалились, что стрелять из них стало уже опасно. Тяжелые батареи
прекратили обстрел, а легкие продолжали, затрудняя исправление разрушений,
нанесенных тяжелыми дивизионами.
После жаркого дня с болот поднялся густой туман, который наполнил всю
долину реки Стоход. Едва стемнело, как саперы занялись наведением мостиков
через болотистую реку.
В условленный заранее час на мостки отправились разведчики от
различных полков. Преображенцев вел Сидорин. Здесь же для связи с
артиллерией находились Зуев и Блохин. За ними шли телефонисты, тянувшие
проовод, крепя его по краям досок.
Развелчики прошли уже бодьшую половину реки, когда из темноты
неожиданно ударили немецкие пулеметы. ОНи были хорошо пристреляны. Сразу
появились убитые и раненые, раздались крики о помощи, стоны.
Сидорин, а за ним и Блохин и Зуев спрыгнули прямо в болото и, чтобы
окончательно не завязнуть в трясине, руками придерживались за доски
мостков. Теперь пулеметные очереди пролетали над их головами. Были хорошо
видны места, откуда вели огонь пулеметы.
Сидорин тщательно прицелился и дал очередь по вспышкам вражеского
пулемета. Он замочал, зато справа и слева заговоррили два новых. Провод,
который соединял разведчиков с их тяжелой батареей, сохранился, и Зуев,
соединившись с Борейко, попросил "огонька". Огромные снаряды со страшным
грохотом разорвались неподалеку, обсыпав разведчиков зедлеы и осколками
бетона. Пулеметы на этом участке замолчали.
Ночь зажглась всполохами огней. Грохотали взрывы, тяжело рвались
снаряды, раздавались выстрелы винтовок и пулеметов. Пехота спешно
растекалась по разрушеным немецким укреплениям. Блохин случайно оьнаружил
хорошо сохранившийся немецкий бетонированный блиндаж. Здесь и обосновался
штаб участка. Оставив для связи с батареей Васю, Блохин поспешил туда, где
шел бой.
Вторая полоса немецкой позиции была слабее первой, и к утру русским
удалось занять ее. Немцы отощли на тыловой рубеж обороны.
Здесь Блохин всиреитл смертельно уставшего Сидорина.
- Сколько сегодня зазря народу положили - страшно подумать. И наших и
немцев. И все во славу царя-батюшки и немецкого кайзера, - с грустью
проговорил Сидорин.
