истошным голосом кричала Варя, опасаясь, что солдаты уйдут.
- Может, и впрямь докторша провалилась. Дай-ка сюда багор, протянем
ей, - решил другой голос.
- Держись, сейчас подсоблю, - отозвался солдат где-то поблизости. -
Где ты?
- Здесь я! - обрадованно крикнула Варя.
Она увидела,как протянулся длинный шест и шлепнулся в трясину рядом с
нею. Торопясь схватить багор, Варя разжала руки, державшие труп, и сразу
провалилась по грудь. Варя вновь закричала, силы оставляли ее. Она боялась
потерять сознание. Вот багор опустился ближе, вот еще ближе. Варя
протянула дрожащую руку и схватила скользкую шершавую палку.
- Ну теперь держись крепче, - услышала она голос.
Шест попытались потянуть, но это плохо удавалось.
- Однако чижелая ты, язви тя! - сердито проговорил солдат. - Подождь,
сейчас позову на помощь. Эй, кто там поближе! Пособите, а то меня баба
утащит в болото, - крикнул солдат.
Послышались голоса, смех и громкое дыхание нескольких человек. Варя
вдруг почувствовала, как ее вытаскивают и волокут из болота. Захлебываясь
болотной жижей, Варя не замечала, как камыш резал ей лицо и руки. Она
боялась только одного - упустить спасительный шест, а с ним и надежду на
спасение. Когда она наконец оказалась на мостках, силы окончательно
покинули ее. Она вздохнула всей грудью и потеряла сознание.
Над Варей кто-то склонился, осветил лицо электрическим фонариком.
- Да никак дохтурка, что переаязывала нас в блиндаже! Как ее
угораздило попасть в реку? - узнал Варю один из раненых. - Тащи ее,
братцы, под руки до берега, а там она и очухаеться.
Сознание начало медленно возвращалось к ней. Она стала различать
звезды на небе, смутно разбирать голоса.
- Дай ей водки, мигом с непривычки прийдет в себя, - посоветовал
чей-то голос.
Варя с трудом разжала губы. Рот обожгло спиртным, она закашлялась.
- Очухалась, теперь можно идти дальше! Ты уж нас извиняй, что до
места не лоставили. Так ведь служба, надо до моста шагать. Ты полежи на
бережку малость, а потом вправо подайся. Там наши артиллеристы стоят. -
Солдаты торопливо отошли.
Варя полежала, спокойно и глубоко вдыхая воздух ночи, с наслаждением
чувствую под собой твердую землю. Потом поднялась и медленно пошла к
артиллеристам.
Перепуганный Звонарев вызвал врача с перевязочного пункта. Варю
лихорадило, поднялась рвота и сильные режущие боли в животе. Ее немедленно
эвакуировали в тыл.
Тянулись однообразные дни подготовки к решающей атаке немецких
укреплений. Высшее командование, мечтавшее о быстром захвате немецких
рубежей на реке Стоход, толкало полки, дивизии на новые атаки. Росло число
бессмысленных жертв, и без того достигшее на этом участке тридцати тысяч
человек. Артиллерия мало помогала пехоте. Тяжелым батареям не удалось
переправиться через Стоход, в бой шли только легкие пушки. Пехоте
приходилось туго. Численность гвардейских полков сократилась почти втрое.
Та гвардия, хваленая, вымуштрованная, с кадровым офицерским составом,
фактически перестала существовать. В упорных боях были перебиты кадровые
офицеры. Их заменили не нюхавшие пороха прапорщики - по большей части
бывшие студенты. Изменился и состав солдат. На место выбывших из строя
опытных гвардейцев пришли призывники из запасных батальонов. Среди них
было много рабочих с заводов. Они принесли с собой тревожные и смелые
настроения тыла: ненависть к войне и к тем, кто ее затеял. От их смелых
разговоров веяло мятежным, революционным духом стачек и забастовок больших
городов. Офицеры тоже были уже не те. Они во многом разделяли взгляды
солдат. Гвардии, прежней твердыни и опоры царского престола, уже не было.
Ценой огромных потерь русским частям удалось на противоположном
берегу Стохода создать два плацдарма. Но и только. Дальнейшее наступление
было приостановлено, а потом и отложено до следующего года.
Тяжелые батареи Борейко, нуждавшиеся в большом ремонте, перебросили в
Ровно, где имелись хорошо оборудованные ремонтные мастерские.
31
Петроград жил трудной и напряженной жизнью. Фронт ненасытно требовал
все новых и новых пополнений взамен выбывших из строя. Мобилизации
следовали одна за другой, вызывая возмущение и протест населения. То и
дело вспыхивали забастовки, стачки. Голод, произвол полиции, вносивших в
"черные списки" рабочих по малейшему подозрению в неблагонадежности,
усиливали всеобщую ненависть к царизму. Люди смелели, ожесточались. В
открытую поговаривали, что не мешало бы повернуть оружие в другую сторону,
против своих супостатов, что пришло время солдатам взяться за ум и кончать
эту проклятущую войну, приниматься за настоящее дело.
Старикр, провожая молодежь на фронт, наказывали поскорее возвращаться
обратно, да не забыть прихватить оружие.
Варя, вернувшаяся в Петроград, сразу окунулась в гущу событий. Она
соскучилась по гапряженной, полной риска и высокого смысла работе
подпольщика.
Последние дни и ночи на фронте запомнились ей как кошмарный сон с
криками и стонами измученных страданиями, искалеченных людей. Варя
просыпалась в своей городской квартире в холодном поту, задыхаясь от
чудившихся ей запахов крови и лекарств. С ужасом открывала глаза и долго
лежала, не понимая, где она, почему лежит в чистой постели и видит чуть
брезжущий сквозь запотевшее окно рассвет. Тихо, не слышно выстрелов и
стонов раненых, лишь мирно тикают часы, напоминая о доме и уюте. И эти
милые сердцу знакомые звуки возвращали Варю к действительности.
Но Варя оставалась Варей. И не в ее характере было предаваться
отчаянью и тяжелым воспоминаниям. Оправившись от нервного потрясения той
ночи, когда она чуть не осталась навсегда в болотах Стохода, Варя стала
искать дела. Она скучала по девочкам, которые жили теперь далеко от нее.
Но Варя понимала, что на богатой Кубани жить было легче, чем в Петрограде.
Она знала, что дети сыты и, наверное, здоровы. Варя собиралась поехать
туда и сразу бы и поехала, несмотря на все трулности пути на хлебный юг
России, если бы не захлестнувшие ее события.
Варя еще лежала в постели, когда пришла с ночного дежурства Маня. Она
привычным для медсестры движением потирала, будто умывая, покрасневшие от
холода руки, поправила прическу и присела на низенький детский стульчик,
стоящий у Вариной кровати.
Вот уже несколько дней, как Варя дома. С интересом наблюдая за Маней,
она пражалась, какая в ней произошла перемена. Куда девалась развязная,
нарочито свободная манера держаться, разговаривать, громко и неожиданно
смеяться? Откуда появилась эта сдержанность и мягкость, эта привычка
внимательно, не перебивая, слушать собеседника только потом высказывать
свои суждения? Именно суждения. Они были у Мани. Откуда? Неужели любовь к
Васе могла так изменить ее?
Вот и сейчас Варя откровенно любовалась Маней, ее милым лицом с
широко открытыми ясными глазами. Они смотрели внимательно и серьезно. В
них жила острая мысль. Или, может быть, дружба с Ольгой преобразила Маню,
учеба? Она стала много читать, жадно, будто наверствывая упущенное. Варя
видела книги в ее комнатке. Или, может быть, встреча с новыми людьми? Ведь
там, где Ольга, обязательно будут инересные люди, новая, необыкновенная
работа подпольщика-революционера. А вернее, и то, и то третье. Но главное
дело было не в самой Мане, в ее природном глубоком уме, настойчивом
характере и благородном сердце.
- Что же ты молчишь, Маня? - спросила тихо Варя. - Села и молчишь.
Ждешь, что я снова что-нибудь о Васе?
И только по тому, как вспыхнули Манины щеки и заблестели ее глаза,
Варя поняла, что не ошиблась. И вновь ее поразила сдержанность девушки, ее
гордость и такт.
- Что вы Варвара Васильевна! Вы все уже рассказали. Я просто так. Мне
хорошо с вами, - сказала Маня. И, помолчав, добавила: - Опасно там, а он
отчаянный...
- Теперь уже не опасно. Они в Ровно перебрались, ремонтируются там.
Да твой Вася такой здоровяк, что от него лббой снаряд отскочит, как от
бетонированного укрытия. - Варя засмеялась и стала одеваться.
К вечеру, когда Маня ушла на работу, к Варе неожиданно пришел
Краснушкин. Он только что вернулся из командировки по Кавказкому фронту,
был у своих в Екатеринограде и вместе с кучей новостей, приветов и
поцелуев привез гостинцы: муку, сахар, сало.
- Живем, Варенька! Смотрите, какое богатство.
Варя всплеснула руками.
- Мужчинам главное - была бы еда! А что человек беспокоится и ждет
рассказов о своих девочках, его превосходительству, видите ли, и дела нет.
Ну хватит любоваться на сало. Рассказывайте сейчас же!
- Чего же рассказывать? - удивился Краснушкин. - Разве не ясно? Раз
есть сало на Кубани - значит, все в порядке. Живы, здоровы все. Целуют,
конечно.
- Ужасно бездарно рассказываете, дорогой! Ну да что ждать от
генерала, - улыбаясь, съязвила Варя. - Здоровы, и то слава богу.
И только потом, когда замешанные на сале лепешки, наскоро
приготовленные Варей, аппетитно похрустывали на зубах у доктора, она
услышала подробный и обстоятельный рассказ о кубанском житье-бытье.
- Вот, Варенька, ну, а теперь, когда ваше любопытство удовлетворено и
материнская душа успокоена, я расчитываю на ваше внимание.
И Краснушкин, волнуясь, рассказал о предстоящем "большом деле".
Петроградский большевистский комитет готовил большую стачку. В ней должны
были принять участие несколько заводов Выборгской стороны. А если
удасться, то и Нарвской заставы, путиловцы... Задача стачки - не только
борьба рабочих за свое экономическое положение - повышение заработной
платы, восьмичасовой рабочий день, но главное - слово рабочих против
войны, против царского произвола. Стачка укрепит солидарность рабочих,
подчеркнет единство их целей. Рабочие, как никогда, поймут, что их
спасение в сплоченности и больбе единым фронтом.
- Петроградский комитет возлагает большие надежды на эту стачку.
Брошен весь актив на ее организацию. Проводяться нелегальные митинги,
собрания, готовяться листовки, прокламации. Дел уйма! Иван Герасимович
только что вернулся из Москвы. Там тоже все кипит. Возможно, Что
поднимуться и Москва и Иваново-Вознесенск, и другие города. Представляете,
Варенька, какие полки двинуться в бой! Пролетариат почувствует свою силу.
Пусть это не революция, но она скоро!
Краснушкин, как никогда, говорил восторженно, карие гдаза его
длестели, голос вздрагивал. Волнение доктора передалось и Варе. Купаясь в
платок и зябко поводя плечами, она ходила по кухне.
- Что нужно делать? - спросила она, останавливаясь перед
Краснушкиным. - Что я должна делать? Все работают, а я здесь уже нескольо
дней сижу сложа руки. И никто мне ничего не говорит! - с возмущением
воскликнула она.
- Но вы же хворали! Не беспокойтесь, дела всем хватит. Вы войдете в
группу, которая обеспечивает печать и доставку на заводы листовок. связь с
Ольгой Борейко через Маню. У вас будет еще несколько надежных товарищей.
Но только слушайте, Варя, внимательно: осторожность - прежде всего.
Полиция свирепствует. Царь-батюшка понял, что в воздухе запахло грозой, и
вооружил полицию пулеметами в ущерб фронту. Количество шпиков,
провокаторов увеличилось чуть ли не вдвое. На всех перекрестках на крышах
домов устроены посты с пулеметами, а потому - осторожность.
Варя и Краснушкин еще долго в уютной, блестевшей чистотой, Вариной
кухоньке, долго тихо говорили о подробностях предстоящего дела. Уже
