Она ушла.
...Как будто выпила чашку чая.
- Клякса... - в бешенстве крикнул Логинов.
---------------
Она пришла не один раз, приходила по средам, пятницам, иногда в поне-
дельник.
- Помнишь, помнишь?.. - твердили как в бреду.
- Я буду!.. буду!.. слышишь, пахнут розы... розы повсюду...
Это болезненное страдострастие отбрасывало Екатерину Владимировну в
прошлое, она жила двулико, тайно, в полусне.
Иногда теряла голос, взгляд - его не было между ресницами - подолгу
молчала.
- Зачем ты приходишь? - спросил однажды Логинов.
- Чтобы принадлежать прошлому, ты - прошлое.
- И только?
- Утолять чувственность... Я с тобою сыта... Андрей бессилен. Вот я и
свободна, я - прежняя.
- А я-то, я!.. - закричал Логинов. - Что ж, ты берешь меня, как ле-
карство. Вещь я разве?
- Прости... - сказала она и не опустила глаза.
---------------
Андрей - муж. Мужья слепы. Андрей ничего не замечал. Измены жены не
видел. А свою борьбу зажимал круто между плечами, все ниже склоняя отя-
желевшую голову.
---------------
Редактор морского журнала, искуренный до желтизны, спросил хрипло:
- Гвоздев?
- Нема.
Скверно выругался.
- А что, канителит с рисунком?..
Тут редактор показал товар лицом, все корабельные ругательства изри-
нулись из-под желтых усов.
Когда их гнилой дух пронесся мимо, секретарь сплюнул им вдогонку и
сказал:
- Я вообще могу сказать, что с Гвоздевым загадка вышла. Пропадает по-
чем зря.
Редактор посмотрел из-под очков, цепкие глаза под сизыми бровями так
бы и раскровянили собеседника, да нечем было... Приходилось довольство-
ваться одними словами:
- Гвоздев связался с гнилью, с надоедлой бабой, он куражится, - нету,
мол, бабы; врешь, есть баба, сидит на шее...
- Вообще недоразумение... Возьмем карикатуры... все деревня, поля и
прочее... Хорошо у него выходит, верно, только уж очень оно на один ма-
нер, надоест скоро...
Редактор только рукой махнул.
А в это время в маленькой спальной тонконосый мальчик слушал мамину
сказку...
- Жил-был король. Во дворце было сто дверей, крыша блистала золотом,
но ярче сверкали волосы королевской дочки...
Как бусинки, нанизывались заманчивые слова. Едва мама останавлива-
лась, переводя дух, Кирик понукал.
Трепетали золотистые видения: лоснилась королевская корона, плавали
круглогрудые лебеди, и зарыто было в жадную землю алмазное сокровище, не
найти, не взглянуть на него, лежит среди желтых корней, под кротовыми
норками...
Кирику жалко. Кирик весь вьется от нетерпения.
Но кончена сказка.
- Баиньки.
Он трет ножкой об ножку, снимая сапожок.
- Спокойной ночи.
Легко вздрагивает железная кроватка.
Екатерина Владимировна вынимает из кармана шифрованное письмо и раз-
бирает:
- Перешли границу пароль динамит пока Силантьев служит можно торопи-
тесь, службу устроим.
- Мамочка!
- Господи... Спи, несносный!
- Мамочка, пусть дядя Андрей помолится.
- Хорошо, спи... Спи, Кика.
Наконец, спит.
Тени покоятся недвижно. Мысль свободна.
---------------
Екатерина Владимировна бежала домой. Несла в ушах гул, в руке, прижа-
той к груди, таила трепет.
Привыкший к ней, влюбленный Логинов уговаривал бежать через границу.
Уже развертывалась в воображении прежняя красочная жизнь, пронизанная
острым наслаждением.
Раньше!..
Сидела в благоухающем будуаре, протягивала руку к звонку, вдавливала
розовый ноготь в скользкую кнопку, и бежала через десять комнат - десять
сюда и столько же обратно - горничная, чтобы подать коробку шоколада из
соседней столовой.
Раньше!..
Никогда не смотрела на покорные, ловко ступающие ноги, казалось,
прислуге приятно вытаптывать пухлые ковры.
А нынче, если придется послать, Екатерина Владимировна опустит свои
глаза на грубые рубчики чулок и оценит все угодливые движения, думая: -
Все для меня, для меня. И ласково скажет: - Спасибо, милая...
Сквозь муть большевистскую, уколы голода - ярче горит призрачная
жизнь...
Бежала по двору, одолела ступени. Замок был снят, и Андрей с Кириком
стояли посреди кухни.
- Так... - сказал Андрей. - Подождем.
Она швырнула поленья, дернула щепки, пристукнула сковородкой плиту.
- Выйди на двор, Кика, - приказал Андрей.
Когда Кирик выбежал, спросил:
- Откуда ты?..
- В очереди была...
- Лжешь!
- Почему лгу?
- Пахнешь дымом.
Невольно Екатерина Владимировна подняла руку к волосам.
- На воре шапка горит, Катерина.
- Оставьте, глупости.
- Говори, где была... Ну?
Страшен был Андрей. Влил пальцы в плечо жены.
- Оставь!
- Ну?..
Она схватилась за волосы, растрепала прядку, крича:
- Нюхай, вот они, пахнут, отруби!
Молния над самой переносицей и тьма.
Екатерина Владимировна упала.
Андрей тряс над ней руками, повторял:
- Падаль... падаль...
Валил дым из плиты.
Екатерина Владимировна плакала.
- Катерина, что ты сделала?..
- Господи, господи!.. - сказала она.
- Господи тебя этому научил?.. Припрячь его... подлая.
Долбящий звук, один-одинешенек, тянулся в горле Андрея, как нудная
дождевая струя в жолобе.
---------------
Андрей два дня не возвращался домой.
Две ночи прикидывалась тихоней его несмятая постель.
Два вечера под-ряд Кирик молился за дядю Андрея.
На третий день Андрей вернулся, сел за стол, молча положил жилистые
руки на белые незарисованные листы.
---------------
Андрей ударил кулаком по столу. Тюкнулся тонконогий столик, скакнула
вазочка и упала. Наклонился, медленно поднимал осколки.
- Катина вазочка. Жаль.
---------------
Екатерина Владимировна спала.
Андрей рассматривал.
Размякло все лицо, бежало беспорядочно во все стороны, уже ничто не
сдерживало его черты.
Так тесно были сжаты ресницы, что взгляд казался несуществующим.
И губы, открытые...
Не было Птиченьки, не было Екатерины Владимировны.
Горько, но умудренно вздымалась глубина Андрея.
Чужое, непобежденное и уже несоблазняющее лежало перед ним тело.
Андрей пошел к дверям.
Зашелестел простыней Кирик.
Лежал на животе, вдавив личико в теплую подушку.
Ножонка свисала.
Взял ее Андрей, подержал в руке, согрел, покрыл.
- Киринька...
Не отвечал, спал.
- Нет, Киринька... неужели, нет, не поймет? И не пойдет рядом?
Пошевелился, забормотал во сне...
Андрей вышел на цыпочках.
В кармане зашелестело письмо.
Любезный Андрей. Кланяемся тебе низко, Семен, Гаврила, а еще кланяют-
ся Иван Прокофьев и все Заханские. Ты просил писать, так что сообщаем,
приезжали к нам из Политпросвета, относительно земли и прочего было
разъяснение. Урожай ничего, подходящий, думаем притти с властью в согла-
сие. Приезжай, однако, с мыльным камнем, солью. Еще кланяемся тебе
Семен и Гаврила.
А когда вышел на улицу, сразу вспомнил: 25 октября - 7 ноября сегод-
ня.
И по всему телу сверху донизу потекли светлые мурашки. Праздник про-
летарский! Выйдет на улицу весь пролетариат. Можно будет кинуться к нему
и в его разверстые мощные колени головой уткнуться, ничего, кроме родных
песен, не слышать.
Андрей поднял глаза - хлестало навстречу красное пятно - флаг.
Уже двигались колонны людей с плакатами.
Слабость, детскую беспомощность в ногах и в глазах ощутил Андрей,
протиснулся быстрее в толпу, взял кого-то под руку.
Шли спаянной шеренгой...
Шуршала по камням торопливая толпа.
Дышал народ на площади красного Дворца, и, стиснутый колыхающейся
массой, стоял Андрей.
Почувствовал, как чья-то рука робко искала опоры на его локте.
Срезал глазами настороженный воздух, увидел старуху.
- Посмотреть охота. Подсоби.
- Обопрись, обопрись, можно...
- Спасибо, сынок.
- Мамка!.. - ответило все немое в Андрее. - Мать...
Здесь родное, свое, общее.
И когда слева направо оттолкнулась толпа, пыхнула жаром и надавила
гулкой тушей на грудь Андрея, он жадно слил плечи с чужими плечами. Ды-
ханье толпы катилось по его груди, смыкало в плен, и Андрей запел неуме-
лым голосом.
Ему наступили на ногу, передние обернулись, посмеиваясь.
- Кого отдавили?.. Желаем здравствовать...
- Ну, ну, ничего, не считайся.
- Пой, товарищи, не дремли!
- Подхватывай, да катись дальше!..
Катились дальше.
---------------
Поздно вечером, на звонок Андрея никто не ответил.
Записка в щели гласила: - Ключ во втором номере.
Андрей нашел ключ, переступил порог.
Не дышала плита.
Не шалили тени по углам.
Клочок бумаги дразнил белизной:
"Ухожу через границу с Кириком. Прости".
Росчерк...
А на ковре прилег тихий, промятый волчок.
- Кирик, - только и сказал Андрей.
На полке по-прежнему валялись осколки вазы.
Андрей взял их в ладонь, холодок скользнул по коже.
Андрей бросил осколки через форточку.
Вероятно, они совсем раздробились на каменной груди.
---------------
Зажглась изогнутая лампа над жестким, без сукна, столом.
Бегут эскизы, выскальзывают из-под карандашей Андрея, - плакат для
следующей годовщины Октября.
Коричневое,
багровое,
голубое-серебряное,
борозды распаханные,
уводящие взгляд
между своими хребтами
в сжатую даль,
где, сквозь комья,
мозолистые, узловатые
руки
прорываются-проталкиваются
к небу, в небе
серебряный месяц,
серп.
Справа налево,
устремленный, порывный
земной шар,
с себя стряхивающий
струю
падающих блесток и пятен
из маленьких лапотков, колосьев ржи, книг и
якорей.
Несется земля,
круглым своим теменем
в ровную, литую, красную полосу:
"БЕГ В ИНТЕРНАЦИОНАЛ".
Написал скачущими буквами и долго равнял краски.
Андрей сдвинул теснее картоны и перемахнул двумя шагами комнату.
Ступая через несколько ступеней, догонял свою радостную легкость.
---------------
Коммунистическая партия (большевиков).
Партийный билет N
Фамилия: Гвоздев.
Имя: Андрей.
В. КАВЕРИН
ПЯТЫЙ СТРАННИК
ПРЕДИСЛОВИЕ.
Я говорю не в укор и не в осуждение: я - человек из глины. Точнее: я
хочу слепить человека из глины.
4-го декабря 1921 года, я сделал это необыкновенное открытие, которое
несомненно будет иметь огромное влияние на всю мою последующую жизнь.
Убедившись в совершенной непреложности странного случая, я пытался исс-
ледовать причины, которыми он был вызван и пришел к следующим результа-
там:
Я не был рожден человеком из глины и стал таковым очень недавно, по-
видимому в октябре прошлого года, или около того. Здесь было бы уместно
напомнить старинную еврейскую легенду, которая дает нам несколько весьма
рациональных советов, касающихся того, каким образом оживить человека,
сделанного из глины. Мне известно также, что многие раввины, нуждаясь в
добросовестном служке синагоги, делали себе человека из глины и оживляли
его, пользуясь упомянутыми советами.
Кроме того, я бы мог рассказать о том, что в одном из самых прекрас-
ных городов Российского государства, живут и часто встречаются десять
человек, которые и не подозревают даже, что они сделаны из самой лучшей
глины. Но я этого не скажу, потому, что я скромен и молчалив по природе.
Прошли века, прежде, чем я родился, и пройдут века, после того, как я
умру.
Если бы остальные четыре странника могли сказать то же самое, то пя-
тый не написал бы столь странного предисловия.
Вечер наступает, куклы готовы к представлению, все на своих местах.
Внимание!
Занавес поднимается.
Посвящается Серапионовым Братьям.
Глава I.
1.
- Любезные сограждане! Я - рыжего цвета. Вы не должны сомневаться в
том, что я - рыжего цвета.
И точно: клок ярко-рыжих волос торчал из-под колпака.
