продукты, их уже достаточно, чтобы купить мою душу. Как мы измельчали!
Вся радость в живности... Когда мы от этого оправимся? Где красота?
- Думай о народе, найдешь красоту.
Она зло засмеялась:
- Мы имели красоту в душе нашей, а вы разрубили душу пополам.
Впервые отделила Андрея от себя, отчеканила МЫ и ВЫ.
Кто-то позвонил. Андрей пошел открыть. Позвал из кухни:
- К тебе, Кать. Гражданин Логинов.
Екатерина Владимировна оцепенела. Как же Логинов нашел ее? Она сказа-
ла неверный адрес умышленно.
Логинов раскланивался.
- Нашел вас, Екатерина Владимировна, хотя вы и забыли дать мне ваш
адрес... - В его голосе вздрагивала насмешка. - Благодаря таланту вашего
мужа, весь Балтфлот знает его адрес.
Он улыбался барской, выжидающей спокойно улыбкой, и весь он был преж-
ний, несмотря на валенки и тулуп.
- Мой муж, Андрей Васильич, Логинов Николай Павлович.
Андрей круто склонил голову.
Кухня показала свои опрятные столы. В спальной печка разевала жгучую
пасть.
Логинов погрузился в кресло.
- Тепло. Огонек... Я рад, что нашел вас. Хотелось познакомиться с
господином Гвоздевым.
Он с удовлетворением выслушал молчание, последовавшее за отжившим
словом "господин".
- Мне ни разу не приходилось близко сталкиваться с коммунистом, кото-
рый вызывал бы лестные отзывы другого класса.
- Я не партийный пока еще, и не интересуюсь мнением незнакомых мне
господ, - оборвал его Андрей.
- Ах, не партийный... пока еще?.. - осторожно сказал Логинов. - Пока
еще - звучит многообещающе... Нельзя ли его откинуть?
- Нет.
Екатерина Владимировна, засмеявшись, пошла за самоваром, он давно уже
нетерпеливо шуршал на плите.
Мужчины помолчали.
Сели пить чай с хлебом и медом. Андрей ел, причмокивая, а красный
свет горел на его крепком затылке, сжигая волосы веселым заревом.
- Я, конечно, вам не сочувствую, - сказал Логинов, внезапно ударив
ложкой по стакану и пугая Екатерину Владимировну насмешливыми зрачками.
- Вам, с маленькой буквы. Хотя я и очарован утопией Томаса Мора и уважаю
Гегеля. Ваш же марксистский социализм притянут за волосы к жизни, по-
верьте мне.
Андрея взволновало незнакомое имя Гегеля.
- Если вы хотите затеять спор, говорите, пререкаться не буду, - отве-
тил он и, зевая, встал от стола.
Логинов оглядел его и сжался:
- Правда, вы интересны, и я понимаю вашу жену...
Андрей не слышал или не хотел слышать, бросил свое грузное тело на
диван.
- Устал, а кроме того, я безо всяких тонкостей, - с явной иронией за-
метил он. - Излагайте, послушаю.
В глазах у Логинова прыгали такие же красные огоньки, как над углями,
и голос его медленно, раздражающе волочился в теплом воздухе.
- О, ваши вожди!.. Они направляют свои прожектора туда, где умеют об-
ращаться только с кремнем. Наш народ - надо считаться с фактами - перво-
бытен и дик. Ему нет никакого дела до будущего, он не заботлив, ему чуж-
да самая сущность социализма, плевать ему на ваше Завтра. Сегодня ему
подай, народ живет настоящим и постоянно разоряет государство.
Тут Андрей встал, посмеиваясь:
- Нам нужно наше ЗАВТРА, куда нам старый хлам! Вы не глупы, что и го-
ворить, но рабочий класс умнее. Он видит недужное тело с гнилыми ногами
и проделывает ту самую штуку, которая так нравится докторам - ампутацию.
Трах! К чорту больные ноги! Много лучше смерти. Может статься, что мы
довольно бесжалостны, верно, все от того, что ни мизинчика своего не
отхватываем. Наш рабочий мизинчик здоров, хоть и грязен, на вас же такие
меры плохо отзываются. Просим прощенья. Однако, если бы вы не родились
богатым и знатным, пошли бы с нами.
Он хлопнул Логинова по плечу, желая оборвать разговор. Бледна была
Екатерина Владимировна.
- Что ты, Кать, нездорова?
- Голова болит.
Логинов перебирал взглядом их обоих.
- Чудесная жена у вас, Андрей Васильич, когда-то мы все за ней воло-
чились...
- Нечего вам было делать, - пробормотал Андрей.
Екатерина Владимировна вспыхнула. Какое оскорбление!..
Логинов собрался уходить. Когда Екатерина Владимировна закрывала за
ним дверь, сказал шопотом:
- Желаю вам того, чего у вас нет, - счастья. До свиданья, госпожа
Алакаева.
- Птиченька?.. - позвал Андрей.
Ложились. Андрей знал, что она сегодня чужая, враждебная. Когда же,
когда поймут друг друга?..
Птиченька ощутила, как мужнино одеяло взметнулось к ней, просунулась
теплая рука, обняла за плечо...
Еще милой нежностью дышал Андрей, а она лежала молча, недвижно, стис-
нув зубы.
Потом вскакивала, убегала в кухню и звенела чем-то, плескаясь водою.
- Кать, не надо! - мучительно звал Андрей. Он понимал, что она осво-
бождалась от его чар, сбрасывала с себя его поцелуи, поднимала мятежную
голову. - Иди, не надо...
Она возвращалась, захолодевшая, с освеженными бедрами.
Так они засыпали, и большое лицо Андрея в полумраке извивалось вино-
ватой, страдающей улыбкой.
---------------
Ластилось лето.
Город все еще спал. Солнечные уколы не могли его разбудить. Город за-
тыкал глаза, уши, немой, слепой лежал трупом на болоте. Недаром вспоми-
налось: - Быть Петербургу пусту...
От осиновых дров набережная как будто в лишаях, барки топорщатся на
воде, загораживая синеву, горбатые мосты чванливо сбрасывают белесую
пыль.
Дети скучают в городе.
Кирик сидит на тумбе бульвара Профсоюзов и жалуется малышам:
- Голова болит и ноги слабенькие.
- А ты проси тятьку отпустить тебя на родину.
- Какую родину?
- Да ну, дурак, в деревню, в село.
- Никакого села я не знаю, - возмущается Кирик, - про что ты гово-
ришь? Дядя Андрей ездил к родным, а я не ездил.
- Кто, дядя Андрей?..
- Мамочкин муж... как его?.. отчим.
- А-а... - мальчишка задумался, а вихлявая девчонка посоветовала:
- Ты с мамкой поезжай к евоным родным.
- Мы-то, к ним?.. - засмеялся Кирик. - Мамочка не поедет.
- Они разругамшись?
- Нет, что ты!..
- Так почему же?..
Кирик задумался. Почему бы, в самом деле, не поехать? Вспомнился дядя
Николай, машинист, евший с ножа, маме он не понравился... Нет, в деревню
им не поехать.
- Мама не любит деревенских.
- Ишь ты, Кирка. Форсишь! Чего форсишь? Гвоздев рабочий.
Кирик вспыхнул, сам не зная почему, и топнул ножонкой:
- Я не Гвоздев, я - Алакаев, мамочка была папиной женой, папа офицер,
только он умер.
- Ффью! - свистнул мальчишка. - То-то у тебя нос воробьиный. Истонча-
ли вы, офицеры!..
Кирик нахохлился, как птичка, и пошел прочь. Девочка побежала следом.
- Не сердись, Кирка, - зашептала. - Петька от зависти. У-у жигаль!..
Ему жаль, что Гвоздев пайки заграбастывает.
Кирик молчал. Она стала еще угодливее:
- Ты добренький, Кирка, принеси мне воблинку, одну воблинку, сегодня
вечером, я никому не скажу.
- Принесу.
- Тебе мамка не даст, так ты утащи.
Кирик думал ответить, что таскать нехорошо, но не хотелось показаться
жадным... Он добренький, для доброго дела можно и утащить разочек.
- Принесу, ладно.
В кухне поспевал скромный обед. Кирик следил за ножом в маминой руке,
втайне негодовал на тонкие ломтики сала.
- Мама, ты Алакаева? - спросил внезапно.
- Нет, Кикочка, ты же знаешь...
- Так ты называешься Гвоздева?
- Конечно.
- А почему мы в деревню не поедем?
- Ай да Кика! - сказал Андрей. - Ты - Гвоздева, поезжай в деревню.
- Откуда ты явился, мальчишка? - вспыхнула мать.
- С бульвара. Петька сказал, что у меня нос воробьиный, потому что
папа был офицером.
- Сколько раз я говорила, не ходить на бульвар!
- Ну, уж оставь, пожалуйста, Птиченька, - вмешался Андрей. - Слушай,
Кика. Покажи-ка свой нос воробьиный.
- И совсем не воробьиный, а мой собственный.
- Верно, малыш. Нет никаких носов, кроме человеческих. И люди все
одинаковые, что рабочий, офицер, крестьянин, если они все трудятся и не
вредят друг другу. Твоя мама была папина, Алакаева, а теперь Гвоздева,
папа твой работал - (так, жена?) - и я работаю, носы от честной работы
не меняются.
Кирик уловил на материнском лице пренебрежение.
- А у папы был... мундир... - нерешительно протянул он.
- А у меня куртка! - засмеялся Андрей. - Вот и вся разница. Папа твой
умер, не надо часто мертвых поминать.
- Ну, вот еще... - возразил Кирик сквозь большой кус хлеба. - Перед
сном я молюсь за нас всех, а потом за папу.
Вилка Андрея заколебалась в воздухе, лицо Птиченьки порозовело.
- Неужели, Катя, ты молишься с ним?
- Он привык... Не отучать же!..
- Но ты поощряешь!
- Странно... - воскликнула Екатерина Владимировна. - Все крестьяне
так благочестивы, а ты ненавидишь бога.
- Я не могу ненавидеть то, чего не знаю. Когда я научился читать и
попал на выучку в город, я понял, что не бог приходил ко мне на помощь.
Я сам схватил жизнь за руки.
- Удивляюсь я вам, - Екатерина Владимировна пожала плечами. - Мы учи-
лись, много знаем и не потеряли веры в бога. А вы, товарищи, стоит вам
научиться читать по складам, как вы уже вычитываете: нет бога.
- О мы не вы. Вы молитесь, когда вас, хвать, боженька ущипнет.
Кирик жадно смотрел в их загадочные лица.
---------------
Соседка, старая швея, зашла попросить весы. Была словоохотлива, а
глаза шныряли в зрачках, как черные тараканчики.
- Уж как я посмотрю на вас, душа радуется, - подарила похвалой. -
Влюбленные!.. Ничего, что вы аристократка, а он простой. Нынче время су-
матошное, все в перемешку, ничего не разберешь. Оно и легче.
- Разбираюсь отлично, - ответила холодно Екатерина Владимировна. -
Неужто все вперемешку?.. Однакоже вы не забываете, что я аристократка.
- Знаю, знаю, милая, да когда белье сама стираешь, да на постели ря-
дом с рабочим лежишь, как будто господами вокруг тебя и не пахнет.
Ушла.
С этого дня Екатерина Владимировна чаще останавливалась около дома
Логинова.
Подходила, рассматривала ворота, поворачивалась, уходила и вновь
возвращалась.
Откуда-то раздобыла английскую книгу, читала по вечерам.
Следила строже за волосами, чистила аккуратнее платье.
Смотрела странно-внимательным взглядом на Андрея, когда он ел, пил за
столом.
Однажды Логинов встретил ее у ворот своего дома.
Острая злая искорка скользнула между ресницами, и Екатерина Владими-
ровна подала руку:
- Я к вам в гости.
Вошли в темную переднюю.
Он обернулся и обнял Екатерину Владимировну.
Не сопротивлялась.
Искал ее губы.
Отдала их.
Так неожиданны были ее молчание и покорность, что Логинов растерялся.
Неловко взялся пальцами за ее блузку, намеренно грубо придвинул колени к
ее коленям.
Она молчала.
Ему стало жутко, он зажег свет.
Екатерина Владимировна вошла в кабинет, заменявший спальную.
- Послушайте, Китти, что с вами?.. Не мучайте меня.
Неуловимый, но быстрый блеск в ее глазах ответил на выкрик.
Логинов потянул Екатерину Владимировну к себе.
- Вы несчастны с вашим грубым мужем (она дрогнула), вам надо красоты,
радости, а вам преподнесли молот и серп... Китти, бедная...
Его поцелуи сливались с холодком ее лица.
Екатерина Владимировна с усилием удержала его локти:
- Вы помните?.. раньше... тогда...
- Да... да... пусти...
- Не забывай... помни...
Упрямая решимость - вместо страсти - преображала лицо Екатерины Вла-
димировны.
Логинов отпустил ее.
И, как всегда в таких случаях, не находил слов.
- Я не раскаиваюсь, - сказала Екатерина Владимировна, поправляя воло-
сы. - Надо было...
Ни милой стыдливости, ни преданной ласки, ни отчаяния...
- Скучно, - подумал Логинов.
Екатерина Владимировна застегнула пальто на все пуговки.
- Я, вероятно, должна объяснить, зачем пришла...
Он сделал двусмысленный жест рукою, смягчив его улыбкой.
- Да, вот именно... за этим... Вы не понимаете... Потом расскажу...
