Н а з а р. Ну, что же... Твоя вся воля. Бабочка ты молодая, собой
пригожая.
К а т е р и н а. Кажись, ребеночек будет.
Н а з а р. Ой! Вот это не вовся ладно, девка. Не соблюла.
К а т е р и н а. Враг попутал.
Н а з а р. Может женился бы на тебе, тогда бы уж. А впрочем сказать -
велик ли, мал ли грех твой, приму его на свою душеньку. Вот как, беднуш-
ка моя. Верно. Не клони головушку.
К а т е р и н а. Вот еще хочу спросить: присоветуй. Отец, сам знаешь
чего добивается. Боюсь, силой возьмет. Я тогда убью его... Кровь
прольется.
Н а з а р. Отведи Господь, матерь Божия... Катерина великомученица.
(Назар крестится.)
К а т е р и н а. Хочу уйти из дому. Бежать. С Юзефом. Как присовету-
ешь?
Н а з а р. Задумала - беги. Я и сам, и так и сяк размыслю... Одна
правильная путь - беги. А то такое приключится, век не очистишь душу. И
не отмолить.
К а т е р и н а. Спасибо, дедушка, спасибо.
Н а з а р. Спасет Христос.
К а т е р и н а. Ну, спать пойду. Благослови меня, дедушка. Сердце
ноет что-то. Мочи нет... Чую беду какую-то.
Н а з а р (крестит ее). Никто как Бог. Не бойся. Уповай. Иди, беднуш-
ка моя, спи.
(Катерина уходит.)
Н а з а р (укладывается спать). А Петрухи нет и нет. Чорту душу про-
дал. И что только подеялось с мужиком. Все пропил. Должно и жизнь свою
не путем порешит. Смерть у него на лике чуется... Недоброе. Потемнел
лик-то...
(Слышны шаги. Входит пьяный Петр. В руках у него сверток.)
П е т р. Тпру-ка, ну-ка... Что за штука! Тпру-ка, ну-ка, что за шту-
ка! Эй вы, встречайте... Катерина, встречай! Сейчас с пассажирки. Гос-
тинцев тебе из городу привез.
Н а з а р. Стыдись. Чего мелешь-то. Непутевый. Паска Господня скоро.
П е т р. Пасха? Ладно. Паска дак Паска. Нам все единственно... А Ка-
терина от меня не уйдет... Эй, где она? Катерина!
Н а з а р. Что ты задумал-то?.. Ведь уж седина в волосьях проступила!
П е т р. Чего?
Н а з а р. Человек ты, али кобель борзой? Хошь бы харю-то умыл.
П е т р. А вот я те умою. Где Катерина?!
Н а з а р. Ушла. В людях ночует. Отца пуще чорта боится.
П е т р. Сходи! Живо! Чтоб минут в минут... А то все рамы выхвощу.
Всех богов твоих топором в щепу искрошу, да в печку... Слышишь?
Н а з а р (поспешно одеваясь и уходя). Эх ты, непутевое чадушко...
Богоотступник ты!.. Не будет тебе прощенья ни в сей жизни, ни в будущей.
П е т р (оставшись один, сидит у стола, подперев голову и крепко за-
думавшись). Все пропью... И буду пить. А все из-за нее. (Пауза.) О, чорт
тебя задави, сколь сильна эта самая любовь бывает... (Беснуется.) Ой,
ой, дайте ножик, распорю себе грудь и выну сердце. Ой!.. (Рвет на себе
ворот.) Разнесчастный я... Ну, не могу жить без Катерины. Ну, не могу
вздохнуть... Тяжко до чего мне. Тяжко до чего. А никто не верит. Смеют-
ся, лаются. И Катерина не верит... Прочь, говорит, прочь уходи... Кате-
рина, Катерина! Ой ты, Катерина... (Раскидывает руки и плачет.)
В а н ь к а (проснувшись садится на полу). Не плачь по бабе, Бог дев-
ку даст.
П е т р (поднимаясь). Ты кто такой? Оборотень, или человек? Зарублю!
Прочь отсюда! (Схватывает топор.)
(Ванька убегает.)
П е т р (садится на лавку и кладет возле себя топор). Опять, кажись,
виденица зачинается...
(Входит Катерина.)
П е т р. Где погуляла, молодайка? Уж извини, побеспокоил.
К а т е р и н а. Чего тебе желательно, отец? Ужинать, что ли?
П е т р. Я тебе не отец... Ты вдова, я вдовец. Покорись. Неужто не
люб я?
К а т е р и н а. Стыдобушка одна слушать-то тебя. Опомнись, нехристь.
П е т р. Церковь да всякие венцы ни к чему. Как голуби будем жить в
любви. Все богачество ворочу. В десять разов боле того будет. Палаты ка-
менные устрою... Эвота какие ручищи!.. Да и голова варит... Доверься,
Катерина, покорись.
К а т е р и н а. Только за этим и звал? (Собирается уходить.)
П е т р. Стой! (Встает, тяжело дышит, глаза горят злобой и страстью.
Потом умоляющим голосом.) А ежели тяжко покориться, пожалей... Вот тебе
подарок, вот еще сережки золотые. (Вынимает.) На!.. Только пожалей меня.
Тяжко покориться, пожалей. Это в твоей воле... Ой, пожалей меня, пожа-
лей. Не дай загинуть... (Бросается на колени, плачет.) Ради Христа, по-
жалей! Катерина...
К а т е р и н а (отстраняясь). Глаза у тебя блудливые! Сердце в тебе
поганое!
П е т р (поднимаясь). Не подымай во мне беса... У меня и так видени-
ца. С ума ты свела меня.
К а т е р и н а. Вырви глаза бесстыжие, вырви сердце.
П е т р. Не подымай, говорю, беса. Худо будет! (Хватает ее.)
К а т е р и н а. Отец!.. Зверь ты! Зверь!
П е т р. Силой возьму... Не уйдешь, девка! (Бросает ее на кровать Ан-
тона.)
А н т о н. Караул! Караул! Караул!!
К а т е р и н а. Зверь ты, злодей!
П е т р. А, тут чорт притаился!.. Чорт, знаю, чорт!.. Где топор?
К а т е р и н а. Опомнись! (Хватает за топор.) Человек это, Антон
это! Дедушка! Ванька!!
(Суматоха: врываются Ванька, Назар, Юзеф, схватывают Петра и волокут
в сенцы.)
П е т р. Врешь, не поддамся... Горло перерву. Прочь!..
(Катерина с криком пинает его ногой, плюет, все скрываются в сенях,
потом Катерина вся растрепанная вбегает.)
К а т е р и н а. Убью его!.. Убью!.. (Схватывает со стены ножницы и
убегает.)
А н т о н. Ой, батюшки! Этакой страсти и на войне не снилось.
(Вбегает Катерина, в руках ножницы. За ней Юзеф.)
Ю з е ф. Брось ножницы! Отдай!
К а т е р и н а (бегает от него). Глаза ему выкопаю! Довел он меня.
Ой! (Со стоном падает Юзефу на руки. Врывается Мотря, в руках бутылка.)
М о т р я. А-а, змеи! Милуетесь... На, краля, на! Вот красота твоя!
(Выплескивает на нее из бутылки, бросает бутылку на пол и убегает.)
(Катерина страшно вскрикивает и падает без чувств.)
Ю з е ф (метнувшись, схватывает топор). У, гадина! (Пробегает нес-
колько шагов, с силой швыряет топор к двери, бросается к Катерине.)
(Вбегает Назар, за ним Ванька.)
Н а з а р (всплеснув руками). Ой, беда!.. Катеринушка! Внученька!
(Подбегает к ней.)
Ю з е ф. Воды скорей, воды! Тряпицу! (Назар схватывает ковш воды,
Юзеф поднимает Катерину, несет на лавку.)
В а н ь к а (растерянно мечется по избе). Вот так уха из петуха...
Где же полотенце-то.
(Входит урядник, за ним десятский и две старухи, которые ведут Власа.
Он в черных больших очках, голову держит на бок, как слепец, в руках
палка. Ванька, разинув рот, стоит посреди избы, Назар остолбенел, Юзеф
не оборачивается, занятый Катериной.)
У р я д н и к. Вот хозяина привел...
Занавес (падает среди мертвой тишины).
Н. ОГНЕВ
КРУШЕНИЕ АНТЕННЫ.
Рассказ.
А.М. Зайцеву.
Глава стремоуховская.
МЕРИН ХИТРЕЙ.
(О том, как Иван Петров Стремоухов не захотел быть бараном.)
4 Ав. 914 г. 12 ночи.
Марсельезу я не пелъ а немцевъ долой кричалъ у сербскаго посольства
зачто меня назвали бараномъ и велели кричать долой Австрию Я хотелъ было
объяснить что не Австрия молъ виновата а больше немцы но в ето время ка-
кой то хлюстъ меня порядочно толкнулъ и сказалъ что я баранъ и ничего не
понимаю. Были и такие бараны которые кричали долой Сербию но такимъ за-
тыкали моментально ротъ было ето 16-го июля я былъ изрядно выпивши и
стехъ поръ маковой росинки небыло ворту до 2-го Августа а 2-го вечеромъ
нашелся одинъ добрый человекъ разыскать выпивки и нашелъ какого то со-
бачьяго пойла точно названия незнаю вроде кюмель-дюпель чтоль хорошо
незнаю стоитъ онъ не въ военое время 65 а заплатили мы 1 р. 40 к. и ве-
лели намъ еще приходить но я решилъ пойти в Аптеку купить цытрованили.
вчера одинъ носачь знакомый моимъ хозяевамъ приносилъ бутылку коньяку
зимулина но нечисто переправилъ на ярлыке стоимость изъ цыфры 3 зделалъ
8 а изъ одного 2 и хоть и хотелось выпить но бараномъ быть незахотелъ
Война мне уже давольно таки надоела куда ни придешъ все провойну гово-
рятъ живутъ больше слухами нежели газетами. Хорошо бы теперь уснуть не-
дели на две а потомъ проснуться и купивъ газету прочитать
(Разгромъ Германской армии Германский флотъ лишенъ рокировки матъ
близокъ)
Пишутъ ли у васъ тамъ какие утки какъ вотъ на етомъ листочке газеты
которую здесь 2 дня печатаютъ
(Вырезка из газеты):
ЗАЯВЛЕНИЕ ГЕНЕРАЛА РЕННЕНКАМПФА.
"Ран. Утру" телеграфируют, что генерал Ренненкампф, уезжая из Вильны,
заявил: "Отсеку себе руки, если в течение полугода не донесу о взятии
Берлина".
Не писалъ я потому что со дня на день собирался удирать ксебе вдерев-
ню то послучаю забастовки нанашемъ заводе и потомъ войны. Немцевъ унас
уволили остались полунемцы Досвидания наша беретъ не смотря на слухи что
у нашихъ рыло вкрови А я теперь переехалъ живу не в Петербурге а въ Пет-
рограде.
И. Стремоуховъ.
Теперь - рассказ:
Сергеичев помирал трудно и долго, тяжко раскарячив ноги. Положили его
у окна, все просил свежего духу. Сергеичева старуха, Настя, плакала за
печкой тихо, по-старчески. Деревенский председатель, Малина Иваныч, во-
шел в избу, сел, закурил. Спохватился, погасил курево о подошву валенка:
и так воздух наперделый.
- Говорил я тебе, Власуха, не гоняйси за девками. А ты все гоняисьси
да гоняисьси. А? Власух!
Сергеичев растопырил белесый рот, стал цеплять воздух зубами, руки
заскребли по подстилке.
Грикуха, сын, как стал с утра посреди избы, упершись макушкой в пото-
лок, так все и стоял; неподвижно смотрел на отца белыми матреньими гла-
зами.
- Посылали за попом-то, Насть? - скучно спросил Малина Иваныч и вдруг
хлопнул по желтому, пахучему тулупу: - Власух, а Власух! А советску
власть сшибать собиралси? Вставай, штоль? Сшибем - не житье, малина бу-
дет, а? Вла-сух!
Сергеичев икнул предсмертно, и председателю стало скукотно и тяжко;
встал, вышел на волю. Здесь, на морозе, томились, но в избу не входили,
страшно: Сергеичев был колдун.
Всем известно было, что помирает Сергеичев от сердечной водянки;
сердце, будто бы, распухло и налилось водой. Это сказал не доктор - до
доктора много верст, никем не меренных - это сказал Шкраб. На горбачевс-
кий хутор, в колонию к Шкрабу стали ходить лечиться с тех пор, как он
дал бабке Пыхтелке пилюль от животного перебоя задором; пилюли не помог-
ли; но, ведь, это давно известно, что не всякое лекарство помогает, тем
более - по кучевлянским болезням; а болезни у кучевлян особые:
Черная тырьва.
Попрыгун.
Репей в мозгах.
Волосень.
Нутряная глиста.
Родимчик.
Конский чох.
Есть еще болезнь бардадым, но про нее на людях не выражаются; а поче-
му не выражаются - сглазу боятся. Про болезнь сердечную водянку и слыхом
не слыхано. Сергеичеву болезнь об'ясняли так: раньше был ломовым в горо-
де; надорвался; приехал в деревню, стал колдуном, спутался с ненашими,
служил им верой и правдой; а потом захотел взять над ними силу, - ненаши
и припомнили ему ломовой надрыв.
- Ну, что? Как? - подскочила к председателю Пыхтелка. - Дышит ощо?
- Ощо-ощо! Пай, самогон кури скореича. Икает.
А Пыхтелка, когда вино было открыто - все, бывало, пых-пых-пых, - в
кабак, за вином. Принесет двадцать косух, припрячет в клеть и ждет, аки
паук: какая-такая муха перьвая в сети залетит. Закрыли вино, а у Пыхтел-
ки - ханжа готовая. Закрыли ханжу - самогон стала курить. На все у Пых-
телки ответ припасен. Продовольствие пыхтелкино - кровь людская.
Стояли по-двое, по-трое, толкался шопот:
- Вот, - колдун-колдун, а к ответу и его тянут.
- Да хто тянет-то?
- Бог.
- Чорт.
- Ни черта вы не понимаете, как вижу, - важно сказал Малина Иваныч. -
Ни бог, ни чорт, а полукрест.
- Эт-то, сталбыть, где же полукрест, Малина Иваныч, - робко зашептала
Пыхтелка. - Про полукрест ощо не слыхано.
