рудняюсь уяснить себе - к какой же категории принадлежите вы, руководи-
тели и вожди?
- Меня тоже интересует, к какой категории вашего режима отнести вас,
капитан: к крупно-уголовной или одураченной? - грубо и со злостью спро-
сил Орлов.
- Зачем вы стараетесь оскорбить меня, господин Орлов? Вы ведь видите
ясно, надеюсь, разницу между тем обращением, которое вы испытали в
контр-разведке и здесь. Я больше не допрашиваю вас как следователь. Я
интересуюсь вами, как явлением, психологическая база которого для меня
загадочна. Неужели на эту тему мы не можем говорить спокойно, для выяс-
нения вопроса?
- Я считал вас умнее, капитан! Я не игрушка для вас; еще меньше я го-
жусь для роли толкователя ваших недоумений, особенно в моем положении.
Отсюда вы пойдете домой обедать, а меня в виде благодарности за лекцию
отошлете к стенке! Нам не о чем говорить! Я прошу вас кончить!
- Одну минутку, - сказал Туманович: - мне хочется знать, поверьте,
что это мне крайне важно, действительно ли вы верите в осуществимость
выброшенных вами лозунгов или... это бесшабашный авантюризм?
- Вы это скоро узнаете, господин капитан, на собственном опыте. Здесь
же, в этом городе, через два-три месяца, когда камни мостовых будут
слать в вас пули.
- Значит, организация у вас здесь продолжает работать? - спросил,
прищурившись, капитан.
Орлов засмеялся.
- Хотите поймать на слове? Да, капитан, работает и будет работать.
Хотите знать, где она? Везде! В домах, на улицах, в воздухе, в этих сте-
нах, в сукне на вашем столе. Не смотрите на сукно с испугом! Она невиди-
ма! Эти камни, известка, сукно пропитаны потом и кровью тех, кто их де-
лал, и они смертельно ненавидят, да, эти мертвые вещи живо и смертельно
ненавидят тех, кому они должны служить. И они уничтожат вас, они вернут-
ся к настоящим хозяевам-творцам! Это будет ваш последний день!
Туманович с интересом взглянул на Орлова.
- Вы хорошо говорите, господин Орлов! Вы наверное умеете захватывать
массы. Ваша речь образна и прекрасна. Нет... нет, я не смеюсь! И вы
очень твердый человек. Я чувствую в вас подлинный огонь и огромную внут-
реннюю силу. С точки зрения моих убеждений вы заслужили смерть. Думаю,
вы сказали бы мне то же, если бы я был в ваших руках. Око за око и зуб
за зуб! Из уважения к величине вашей личности я приложу все усилия, что-
бы ваша смерть была легкой и не сопровождалась теми переживаниями, кото-
рые, к сожалению, вынуждены переносить у нас люди, отказывающиеся от да-
чи показаний. Я мог бы немедленно, в виду ваших слов, отослать вас в сад
пыток полковника Розенбаха. Но вы - Орлов, а вот передо мной выдержка из
агентурных сведений: "Орлов, Дмитрий. Партиец с шестого года. Фанатичен.
Огромное хладнокровие, до дерзости смел. Чрезвычайно опасный агитатор.
Исключительная честность". Видите, какая полнота!
Капитан позвал часовых.
- До свиданья, господин Орлов!
- До свиданья, капитан! Надеюсь, нам недолго встречаться!
Две страницы.
Химическим карандашом. Листки в клеточку из блокнота: -
"Сколько здесь крыс!.. Голохвостые, облезлые, чрезвычайно важные.
Иногда собираются в кружок, штук по десяти, гордо встают на задние
лапы и пищат...
Тогда ..... (несколько слов не разобрано) и кажется, что это деловое
собрание чинных сановников, департамент крысиного государственного сове-
та.
Пишу при спичках... Освещения никакого...
По всей вероятности, эти листки пойдут в практическое употребление и
не выйдут из стен...
На всякий случай...
Константин!... Ты помнишь сегодняшний разговор?.... (не разобрано).
.... убедился, что силы, даже мои, имеют какой-то предел. Для какого
чорта нервы?... Поручик Соболевский, который арестовал меня, говорит:
врачи будут вырезать ту часть мозга, где гнездится дух протеста, револю-
ция.
Нужно вырезать нервы, которые ...... (не разобрано), усталость и ос-
лабление воли. Я говорил, что после внешнего толчка, нанесенного
лже-арестом, я потерял управление волей.
Лицом можно владеть всегда, тело может изменить...
Я знаю, ты думаешь... не сдержал слова, сдался добровольно...
Вздор... Нет и нет. Глупую вспышку мгновенно забыл. Попался случай-
но... Идиотски...
........ (не разобрано) мороженого, услыхал, офицеришка рассказывал,
как арестовали моего двойника... Нужно было узнать до конца... возмож-
ность устроить побег. Хотел узнать, где сидит этот лопоухий...
....... (неразобрано) не знали. Он вам поможет...
Знаешь, кого я узнал... Помнишь Севастополь, отступление... Помнишь
офицера, который на твоих и моих глазах застрелил на улице Олега...
Да... Тогда его звали Корневым... у них в контр-разведке тоже псевдони-
мы.
.... не удержался... Сидел против него и думал.
Нашел и не выпущу... тянуло, как комара на огонь. В обычном состоянии
ушел бы... Тут не мог - отрава, в сознании, что он в моих руках. И когда
пьяный предложил ехать с ним в разведку... поехал... Теперь вспоминаю...
заметив мое волнение, он сбил со стола бутылки. Тогда прошло мимо...
сознание, воля ослабели......
.... думал, действительно пьян, высосу из него все... даже думал о
его последней минуте.
......... (не разобрано) что паршивая жизнь дрянного контр-разведчика
не нужна, не изменит ничего.... Это и есть следствие нервов..... схвати-
ли как цыпленка.
.... дешево не отдамся... еще не потеряно. Бежал и из худших положе-
ний. Почти уверен, - скоро увидимся и пишу так... на всякий случай.
Запомни все же фамилию: Соболевский... В последние минуты организуй,
чтобы не ушел.... Ты помнишь голову Олега на тротуаре, кровь, серые и
розовые брызги? Вот!
Прекрасный артист.... Переиграл меня.... Правда.... нервы, но это не
оправдание.
....... (не разобрано) судьба Б... Хорошая девочка, но экспансивна,
не станет подлинной партийкой... Если попалась, приложи все силы.......
(не разобрано) выручить.....
..... (не разобрано) завтра..... (не разобрано)... озаботься, чтобы
при нас тюрьму почистили... здесь страшное свинство.... (разобрано с
трудом).
Спички кончились.... тьма египетская, все равно ничего не разбе-
решь...
Отречение.
На углу Бэла отпустила извозчика. Бежала по глухой окраинной улице.
Поднявшийся ветер рвал шляпу, забирался леденящими уколами под
пальто.
Кто-то проходивший нагнулся, заглянул под шляпку.
Сказал вслух:
- Хорошенькая цыпка, - и повернул вслед.
Бэла остановилась. Преследующий подошел, увидел глаза, переполненные
тоской и презрением.
- Я требую, чтобы вы оставили меня в покое!..
Смешался:
- Простите, сударыня! Я не знал!...
Приподнял шляпу и ушел. Бэла дрожа вскочила в калитку, пробежала са-
диком.
На условленный стук открыл Семенухин со свечой. В другой руке (было
ясно) - держал за спиной револьвер. Глаза круглились, и в них металось
тревожное пламя свечи.
- Бэла?.. К-каким ветром?.. Что-ниб-будь случилось?
- Орлов!..
- Т-сс! Идите в к-комнату. Скорее!.. Ну, в ч-ччем дело?
- Орлов... арестован!
Семенухин схватил руки. Бэла вскрикнула.
- Ай!.. Мне же больно!
Опомнился, выпустил руки.
Спросил глухо и зло.
- Где, к-как?..
- Я ничего не знаю... Тут какое-то недоразумение... Вот газета! Ска-
зано вчера, но сегодня утром он был дома... Я не понимаю... Но он сказал
- буду дома в семь вечера. До десяти не было. Я не могла!.. Поехала к
вам!
Семенухин швырнул протянутую газету. Помолчал.
- Я эт-то ч-читал! Но с-сегодня, п-после эт-того он б-был здесь у ме-
ня. Неужели?...
Увидел, что Бэла, задыхаясь, прислонилась к стене... Едва успел подх-
ватить и посадить на стул.
Спокойно налил воды в стакан, набрал в рот и прыснул в лицо. Щеки
медленно порозовели.
- Ну, оч-чнитесь! Нельзя т-так! Ост-тавайтесь ночевать здесь! На
квартиру в-вам ни в коем с-случае нельзя в-возвращаться. Я с-сейчас уй-
ду. Нужно срочно в-выяснить. Если т-ттолько!... - Семенухин сжал кулаки
и остановился. Набросил пальто и ушел.
...............
Утром Бэлу разбудил его голос, странный, твердый, как палка.
- Вст-тавайте! Я узнал! Арест-тован в-вчера веч-чером. Я т-так и ду-
мал. Имейте в виду, - он остановился и взглянул прямо в глубь глаз Бэлы,
- что Орлов б-больше не с-существует ни для в-вас, ни для меня, ни для
партии. Он совершил п-предательство...
Бэла смотрела непонимающими глазами.
- Да, п-ппредательство!... Он б-был вчера у м-меня и заявил, что он
сдастся, чтоб-бы сп-ппасти эт-того арест-тованного муж-жика. Я запретил
ему это от имени п-партии и ревкома. Он дал ч-честное слово и нарушил
его... Он п-ппредатель, и мы вычеркиваем его!..
Бэла поднялась.
- Орлов сдался?.. Сам?.. Не поверю! Этого не может быть!
- Я лгать не с-стану. Мне это т-тяжелей, чем вам.
Бэла вспыхнула.
- Вы, Семенухин, дерево, машина!.. Я не могу!.. Поймите. Я... люблю
его! Я для него пошла на это... на возможность провала... на верную
смерть.
- Тт-тем хуже, - спокойно ответил Семенухин, - оч-чень жаль, чт-то вы
избрали себе т-такой объект. Сейчас я с-созову экстренное соб-брание
ревкома, для суда над Орловым... П-партии не нужны слаб-бодушные Манило-
вы! Вот!
Бэла спросила, задохнувшись:
- Это правда?.. Вы не шутите, Семенухин?
- Мне к-кажется время не для шут-ток!
Бэла отошла к окну. По вздрагиваниям спины Семенухин видел, что она
плачет. Но молчал каменным молчанием.
Наконец, Бэла повернулась. Слезы заливали глаза.
- Что? - спросил Семенухин.
И сам вздрогнул, услыхав напряженный, тугой и неломкий голос.
- Если это правда... я отказываюсь!.. Я презираю свою любовь!
Госпомилуй.
Капитан Туманович пришел в комиссию вечером и, взявши ручку, раскрыл
дело "Особой Комиссии по расследованию зверств большевиков, при Верхов-
ном Главнокомандующем вооруженными силами Юга России".
Уверенным, круглым и размашистым почерком вписал несколько строк, по-
том отложил перо, рассеянно поглядел в синюю муть окна и, подвинув удоб-
нее стул, стал писать заключение.
Тонкий нос капитана вытянулся над бумагой, и стал он похож на хитрого
муравьеда, разрывающего муравьиную кучу.
Когда скользили из-под прилежного пера последние строки, в дверь ос-
торожно постучались. Капитан не слыхал. Стук повторился.
Туманович нехотя оторвался, и синие ледяшки были одно мгновение туск-
лыми и непонимающими.
- Войдите, - сказал он, наконец.
Вошедший прапорщик приложил руку к козырьку и сказал с таинствен-
ностью романтического злодея:
- Господин капитан, арестованный Орлов доставлен по вашему приказа-
нию.
- Приведите сюда... И, пожалуйста, приведите сами. Вчера солдаты за-
воняли весь кабинет махоркой, а я совершенно не переношу этого аромата.
Будьте добры и не обижайтесь.
Орлов сидел в приемной на скамье. Солдаты двинулись вести его, но
прапорщик взял у одного винтовку.
- Я сам отведу! Пожалуйте, господин Орлов!
Они вышли в коридор.
- Видите, какой почетный караул, - конфузясь, сказал прапорщик, - ка-
питан приказал, - и добавил смешливо:
- Ну как, вы еще не надумали удрать?
- Для вашего удовольствия постараюсь не задержать.
- Ах, мне очень хотелось бы посмотреть!.. Вы знаете, по секрету, ей
богу я даже хотел бы, чтоб у вас это вышло. Я очень люблю такие штуки!
Орлов засмеялся.
- Хорошо! Я вас не обижу! Будете довольны!
В кабинете Туманович подал Орлову лист бумаги и перо.
- Я вызвал вас только на минуту. Распишитесь, что вы читали заключе-
ние.
- Какое?
- Следственное заключение.
- И только? А если я не желаю?
Туманович пожал плечами.
- Как хотите! Это нужно для формальности!
Орлов молча черкнул фамилию под заключением.
- Все?
- Все! Прапорщик! Уведите арестованного!
Фраза, брошенная прапорщиком на ходу в коридоре, всколыхнула Орлова.
