Права на жизнь имеют только два, три! Цвет расы - литература, искусство,
наука! Я материалист! Сто тридцать семь миллионов на удобрение! Понимае-
те? Никаких суперфосфатов, азотистых солей, селитры! Удобрить поля мил-
лионами! Мужичье, хамы, взбунтовавшаяся сволочь. Все в машину! Большую
кофейную мельницу. В кашу! Кашу собирать, прессовать, сушить и на поля!
Всюду, где земля плоха! На этом навозе создавать новую культуру избран-
ных.
- Но... кто же будет работать для оставшихся?
- Ерунда! Машины! Машины! Невероятный расцвет машиностроения. Машина
делает все. Скажете, машины нужно обслуживать? О, здесь поможете вы. Вы
получили после войны огромные территории в Африке, в Австралии. Вы все
равно не можете прокормить всех своих дикарей, не можете всем дать рабо-
ту. Мы купим их у вас. Мы создадим из них кадры надсмотрщиков за машина-
ми. Немного! Тысяч триста! Хватит! Мы дадим им роскошную жизнь, вино,
лупанарии со всеми видами разврата. Они будут купаться в золоте и никог-
да не захотят бунтовать. Кроме того, медицина! Гигантские успехи физио-
логии! Ученые найдут место в мозгу, где гнездится протест. Это место
удалят оперативным путем, как мозжечок у кроликов. И больше никаких ре-
волюций! Баста! К чорту! Что вы на это скажете?
Леон Кутюрье неспешно ответил:
- Это крайность, господин лейтенант! Излишняя жестокость! Мир, Запад-
ная Европа не простит вам уничтожения такого количества жизней.
Поручик перегнулся к французу. В глазах его уже было голое безумие.
Голос стал острым и ощущался как вбиваемый гвоздь.
- Струсил? Бульварная душа, соломенные твои ноги! Все вы сопляки! Уб-
людочная нация, паровые цыплята! На фонарь вас, к чортовой матери! - он
вытер рукой запенившиеся губы, - чорт с тобой! Пойду! Выспаться надо!
Завтра еще товарищей в работу брать!..
- Каких товарищей? - спросил Кутюрье.
- Краснопузых... хамов! Легкий разговорчик... Иголки под ноготки,
оловца в ноздри... Я комендант контр-разведки! Понимаешь ты, французская
блоха!
Поручик горячо дышал перегаром в лицо Леону Кутюрье. Женщина на коле-
нях у француза встрепенулась.
- Ты что так ногой дрожишь, миленький? Холодно, что ли?
- Ньет!.. Ти мне томляль нога... Сходит, пожалуст! - ответил сердито
француз.
Соболевский посмотрел на женщину, дернулся всем телом и, размахнув-
шись, сбил со стола бутылки. Пол зазвенел осколками.
- Напился, сукин сын! - сказала женщина.
Поручик смотрел на осколки, соображая. И снова нагнулся к французу.
- Ты меня прости, Леончик... Леошка! Ты хорр-роший малый, а я сво-
лочь, палач! Поедем, брат, ко мне на полчасика. Я тебе покажу последнее
падение... бездну... Ты Достоевского не знаешь?.. Нет? Ну и не надо!.. А
вот посмотришь и расскажешь во Франции... Скажи им, сукиным детям, что
выносят русские офицеры, верные долгу чести и братскому союзу...
- Хорошо... господин лейтенант! Но успокойтесь!.. У вас нервы не в
порядке... Я все расскажу... У нас во Франции ценят ваше геройство...
- Да... ценят?.. Гнилой шоколад посылают, старые мундиры, снятые с
мертвецов? Подлецы они все! Один ты хороший парень, Леоша! Едем!
- Может быть, не стоит, господин лейтенант? Вы устали, нездоровы. Вам
нужно серьезно отдохнуть.
- Ну, что же, опять струсил?.. Не бойся! Пытать не буду! Я пошутил.
Едем, Леончик!.. Тяжело мне!.. Русский офицер, стихи писал, а теперь в
палачи записался. Я тебя ликером напою. Зам-мечательный бенедиктин!
- Хорошо!.. Только нужно расплатиться.
- Не беспокойся!
Соболевский позвонил.
- Счет завтра в контр-разведку! Скобелевская, 17. И катись, к матери!
- Соболевский подошел к дивану.
- Ну... сиятельные! Довольно вам тут блудить. Марш!
- Ты уезжай, а мы останемся.
- А платить кто будет?
- Деньги есть!
Леон Кутюрье простился с офицерами. В вестибюле Соболевский подошел к
телефону.
- В момент машину!.. К "Олимпу!" Я жду!
Они вышли на подъезд. Поручик сел на ступеньку. Леон Кутюрье облоко-
тился на перила.
Соболевский долго смотрел на уличные огни. Повернул голову и сказал
глухо:
- Леон! Когда-то я был маленьким мальчиком и ходил с мамой в цер-
ковь...
Леон Кутюрье не ответил. Из-за угла, пугающе черный и длинный, выбро-
сился к подъезду автомобиль. Поручик встал и подсадил француза.
Машина взвыла и бесшумно поплыла по пустым улицам. Резко стала у
двухъэтажного дома в переулке. С крыльца окликнул часовой.
- Свой!.. Глаза вылезли, твою!.. - крикнул Соболевский и жестом приг-
ласил Леона. Они прошли прихожую и поднялись во второй этаж. Налево по
коридору Соболевский постучался. На оклик распахнул дверь.
Из-за стола в глубине слабо освещенной комнаты встал квадратный, ши-
рокоплечий, в полковничьих погонах.
- Соболевский... вы? Что за е..? - и оборвал, увидев чужого.
Соболевский отступил на шаг и бросил:
- Господин полковник! Позвольте представить вам моего друга... Това-
рищ Орлов.
"Жаль, очень жаль!"
- Всегда вы с вашими дурацкими приемами... Тоже японец!... Жиу-Житсу!
Вы его наповал уложили.
- Разве я предполагал, что он, как кенгуру, прыгнет? Сам налетел на
кулак. А это уж такой собачий удар под ложечку!
- Лейте воду! Кажется зашевелился.
Орлов медленно и трудно раскрыл глаза. Под ложечкой, при каждом вздо-
хе, жгла и пронизывала вязальными спицами боль. Он застонал.
- Очнулся! Ничего, оживет!
- Положим на диван! А вы вызовите усиленный конвой.
Орлова подняли. От боли опять потерял сознание и пришел в себя уже на
диване. Над головой, в стеклянном колпачке, горела лампочка и резала
глаза.
Отвернулся, увидел комнату, стол. Попытался вспомнить.
Открылась дверь. Вошел весело Соболевский.
- Господин полковник! Позвольте получить с вас десять тысяч. Пари вы
проиграли. Первого крупного зайца я заполевал.
- Подите к дьяволу!
- Согласитесь, что проиграли.
- Ну и проиграл! Дуракам везет!
- Это устарелая поговорка, господин полковник! Вообще вы для
контр-разведки не годитесь. Я бы вас держать не стал. У вас устарелые
приемы! Ложный классицизм! Вы совершенно не знаете психологии!
- Отстаньте!
- Нет, извините! Мне досадно! Сижу я, талантливый человек, на захуда-
лой должности, а вы - бездарность и вылезли в начальство.
- Поручик!
- Знаю, что не штабс-капитан. А вас бы в прапорщики надо. Тоже хвас-
тал. Приволок смердюка бесштанного... "Орлова арестовал". Ворона безгла-
зая.
- Вы с ума сошли... Сами же радовались...
- Радовался вашей глупости... Ну, думаю, теперь старого Розенбаха в
потылицу, а мне повышеньице.
Голос Соболевского стучал нахальством. Полковник промолчал.
- Ну, не будем ссориться, - сказал он заискивающе, - расскажите тол-
ком, как вы умудрились...
- Поймать?.. Поучиться хотите? По чести скажу - случайно. Никаких по-
дозрений сперва... Французик и французик. Играл он здорово! И я с ним за
панибрата, даже теорию свою о неграх ему разболтал. Но тут налетел мо-
ментик! Женщина выдала, как он секундочку с собой не справился. И меня,
как осенило. А что если?.. Вдруг мы прошиблись и действительно не того
сцарапали? До того взволновался, что пришлось бутылки бить, чтоб отвлечь
внимание. И то поверить не мог. Решил затаскать его сюда по-приятельски,
а здесь проверочку сделать. А он второй раз не выдержал. Не дерни его
нелегкая в бега броситься, - так бы шуткой и кончилось!
Орлов скрипнул зубами:
- Сволочь!
- А, мосье Леон! Изволили проснуться? Как почивали?
Орлов не ответил.
- Понимаю! Вы ведь больше по-французски! Чистокровный парижанин? И
мамаша ваша тоже парижанка? А Верлэна помните? Хороший поэт? Я ему под-
ражал, когда начал стихи писать. Стихи обязательно прочту... Оценишь?
Орлов закрыл глаза. Какая-то оранжевая, в зеленых крапинках, лента,
упорно сматывалась с огромной быстротой в голове с валика на валик.
Вздрогнул и привскочил на диване.
- Благоволите сидеть спокойно, мусью Орлов! - крикнул полковник, по-
дымая парабеллум, - мы вынуждены стеснить свободу ваших движений.
Орлов не слышал. Тупо, без мысли, смотрел перед собой. Вспомнилось:
"Семенухин!.. Разговор! Я же дал честное слово! Он может подумать, что
я!.." Стиснул косточками пальцев виски и закачал головой.
- Что, господин Орлов? Неужели вам не нравится у нас? Не понимаю!
Тепло, чисто, уютно, обращение почти вежливое, хотя я должен принести
вам извинение за нетактичность поручика, но вы проявили такую способ-
ность к головокружительным пируэтам, что пришлось вас удержать первым
пришедшим в голову способом.
Орлов отвел руки от лица.
- Цыц, стерва! Я с тобой разговаривать не намерен, - крикнул он пол-
ковнику.
Полковник пожал плечами.
- За комплимент благодарю! Но разговаривать вам все же придется. Даже
против желания. В нашем монастыре свои обычаи!
- Иголки под ногти будешь загонять, гадина?
- Не я, не я! Я совсем не умею. У меня руки дрожат. Зато поручик по
этой части виртуоз. Всю иголку сразу и даже не сломает! Сами товарищи
удивляются! Вы как предпочитаете, господин Орлов? Холодную иглу или рас-
каленную? Многие любят раскаленную. Сначала, говорят, больно, зато быст-
ро немеет.
Орлов молчал. Поручик Соболевский прошелся по комнате.
- Так-то, мсье Леон? В машину? Да-с в машину, - он быстро подошел к
Орлову и всадил в его зрачки горящие волчьи глаза, - прокрутим в кашу,
спрессуем и на удобрение! И культурный Запад ничего не скажет. Вырастут
колосья и подадут мне на стол булочку. Булочка свеженькая, тепленькая,
пушистая, вкусная! А почему? Потому что не на немецком каком-то супер-
фосфате выросла, а на живой кровушке!
Поручик вихлялся и шипел змеиным, рвущим уши, шипом.
Орлов вытянулся и бешено плюнул.
Соболевский отскочил и, выругавшись, занес руку, но полковник перех-
ватил удар.
- Ну вас! Оставьте! У вас, поручик, такой дробительный кулак, что вы
господина Орлова можете убить, а это совсем не в наших интересах. Самое
забавное впереди.
- Сука! - сказал поручик, вырвавшись, - пойду умоюсь.
- Да, вот что! Распорядитесь освободить этого олуха Емельчука, кипе-
ративного. Напрасно помяли парня.
- О, у вас даже освобождают? Какой прогресс! - сказал Орлов.
- Не извольте беспокоиться. Вас не выпустим.
Орлов пошарил по карманам. Папирос не оказалось.
- Дайте папиросу!
- Милости прошу!
Полковник поднес портсигар. Орлов взял и вывернул все папиросы себе в
ладонь.
- Ай, какой вы недобрый! Мне ничего не оставили?
- Наворуете еще!.. А мне курить надо!
- А вы мне ей-ей нравитесь! Люблю хладнокровных людей!
- Ну и заткнись! Нечего языком трепать!
- Ах, какая не парижская фраза! Вы себя компрометируете! А сознай-
тесь, что я свою разведочку поставил неплохо? Не хуже вашей чека.
Орлов взглянул в ласково прищуренные зрачки полковника.
Облокотился на спинку дивана и процедил сквозь зубы.
- К сожалению, должен согласиться с поручиком Соболевским, что вы
старый идиот, которого держат, очевидно, из жалости.
Полковник налился до кончика носа малиновым соком.
- Ты еще дерзости будешь говорить, мерзавец! Довольно! Я тебе покажу!
Сейчас сообщу командующему и в работу.
Он взял телефонную трубку. Вернулся в комнату Соболевский.
- Алло! Штаб командующего? Начразведки. Слушаю-с!
- Конвой готов? - бросил он Соболевскому, в ожидании ответа.
- Готов, господин полковник!
- Да. Слушаю. Ваше превосходительство? Доношу, что Орлов арестован.
Да. Сегодня. Нет... действительно ошибка... невероятное сходство... Так
точно... арестован поручиком Соболевским... Слушаю... да.. да. Почему,
ваше превосходительство... ведь мы?.. слушаю, слушаю! Будет исполнено
ваше превосходительство. Счастливо оставаться, ваше превосходительство!
Он злобно швырнул трубку.
