поручению родных Бриссендена занимался делами покойного. Мартин взял
расписку в получении чека и одновременно дал письменное обязательство
вернуть взятые у Бриссендена сто долларов.
Скоро Мартин перестал быть завсегдатаем японских ресторанчиков. В тот
самый час, когда он перестал бороться, судьба ему улыбнулась. Но улыбка
запоздала. Равнодушно вскрыл он тонкий конверт из "Золотого века", про-
бежал глазами чек на триста долларов и заметил, что он выписан за приня-
тое к печати "Приключение". Все долги Мартина, включая проценты ростов-
щику, не превышали, ста долларов. И когда он расплатился со всеми долга-
ми и отдал сто долларов наследникам Бриссендена, у него в кармане еще
осталось больше сотни долларов. Он заказал у портного костюм и обедал в
лучших городских кафе. Спал он по-прежнему в своей комнатушке у Марии,
но при виде его нового костюма, соседские мальчишки перестали, забрав-
шись на крышу дровяного сарая или хоронясь за забором, кричать ему "бро-
дяга" и "лодырь".
"Уики-Уики", его гавайский рассказ, был куплен Ежемесячником Уоррена"
за двести пятьдесят долларов. "Северное обозрение" взяло его этюд "Колы-
бель красоты", а "Журнал Макинтоша" - "Гадалку", стихотворение, которое
он посвятил Мэриан. Редакторы и рецензенты вернулись после летнего отды-
ха, и судьба рукописей решалась без промедления. Для Мартина оставалось
загадкой, что на них на всех напало, отчего они вдруг встрепенулись и
пошли принимать подряд все то, что упорно отвергали целых два года. До
сих пор ничто из написанного им еще не было напечатано. Нигде, кроме Ок-
ленда, его не знают, да и среди тех немногих в Окленде, кто думал, будто
знает его, он известен как "красный" и социалист. И решительно нечем
объяснить, почему товар его вдруг пошел в ход. Просто каприз судьбы.
После того как "Позор солнца" был отвергнут многими журналами, Мартин
сделал, как советовал Бриссенден, с которым он раньше не соглашался, -
отправил эту рукопись по издательствам. После нескольких отказов его
приняло издательство "Синглтри, Дарнли и К‡", пообещав опубликовать
осенью. Мартин попросил аванс, но ему ответили, что это у них не приня-
то, - такого рода книги редко окупаются и навряд ли удастся продать хотя
бы тысячу экземпляров. Мартин вычислил, сколько заработает при таком ти-
раже. Цена одного экземпляра-доллар, согласно договору он получает пят-
надцать процентов, стало быть, книга принесет ему сто пятьдесят долла-
ров. Он решил, что, если бы начинать все сначала, он бы ограничился бел-
летристикой. "Приключение" вчетверо короче, а "Золотой век" заплатил за
него вдвое больше. Выходит, газетная заметка о гонорарах, которая дав-
ным-давно попалась ему на глаза, все-таки не лгала. Первоклассные журна-
лы и вправду платят, как только принимают материал, и платят хорошо. Не
два, а четыре цента за слово заплатил ему "Золотой век". И к тому же они
покупают хороший то-вар-ведь вот купили же его рассказ. При этой
по-следней мысли Мартин усмехнулся.
Он написал в издательство "Синглтри, Дарнли и К‡", предлагая продать
авторское право на "Позор солнца" за сто долларов, да там не захотели
рисковать. Но он пока не нуждался в деньгах, так как были приняты и оп-
лачены несколько его поздних рассказов. Он даже открыл счет в банке, к
его услугам теперь было несколько сот долларов, и никому на свете он ни-
чего не должен. "Запоздавший", прежде отвергнутый многими журналами, на-
конец нашел пристанище в издательстве "Мередит-Лоуэл". Мартин вспомнил о
пяти долларах, которые дала ему Гертруда, и как он решил возвратить ей в
сто раз больше; и он написал в издательство с просьбой заплатить ему
пятьсот долларов в счет авторского гонорара. К его немалому удивлению, с
обратной же почтой пришел чек на эту сумму и с ним договор. Мартин обме-
нял чек на пятидолларовые золотые и позвонил Гертруде, что ему нужно ее
видеть.
Сестра пришла, запыхавшись, еле переводя дух; так она спешила. Пред-
чувствуя недоброе, она прихватила те несколько долларов, которые у нее
нашлись; и, совершенно уверенная, что с братом случилась беда, спотыка-
ясь, всхлипывая, кинулась к нему, обняла, без слов сунула ему сумочку.
- Я бы сам пришел, - сказал Мартин, - да не хотел стычки с Хнггинбо-
темом, а этого бы не избежать.
- Обожди, вскорости он поостынет, - заверила его Гертруда, а сама га-
дала, в какую беду попал Мартин. - Только ты бы сперва подыскал себе
место да остепенился. Бернард, он любит, чтоб человек был при деле. Про-
читал он тогда про тебя в газетах и уж до того взбеленился. Сроду его
таким не видывала.
- Не стану я искать себе место, - с улыбкой сказал Мартин. - Так ему
от меня и передай. Не нужно мне никакое место, и вот тебе доказа-
тельство. И ей на колени звонким, сверкающим золотым потоком устремились
сто пятидолларовых монет.
- Помнишь, ты дала мне монету в пять долларов, у меня тогда не было
на трамвай? Ну так вот она, эта монета, да еще девяносто девять ее сест-
риц, возраст у них разный, а все равно близнецы.
Гертруда и ехала-то к брату в страхе, а тут перепугалась насмерть.
Да, конечно, она боялась не зря. Это уже не просто страшное подозрение,
это уверенность. В ужасе глядела она на Мартина, и ее расплывшееся тело
сжалось, словно золотой поток жег ее.
- Это твое, - засмеялся Мартин. Гертруда отчаянно зарыдала.
- Бедняжка ты мой, бедняжка! - со стоном повторяла она.
Мартин был ошарашен. Потом понял, отчего убивается сестра, и подал ей
письмо издателей, сопровождавшее чек. С трудом разбирала она письмо, то
и дело останавливалась, утирала глаза, а дочитав, спросила:
- Стало быть, деньги эти у тебя честные?
- Почестней, чем если бы я их выиграл в лотерею. Я их заработал.
Понемногу она поверила, старательно перечитала письмо. Долго пришлось
объяснять ей, каким образом оказалось у него столько денег, и еще немало
времени прошло, покуда она уразумела, что деньги и вправду ее, а он в
них не нуждается.
- Положу их в банк на твое имя, - сказала наконец Гертруда.
- Даже и думать не смей. Деньги твои, трать в свое удовольствие, а не
хочешь брать, отдам Марии. Она уж найдет, куда их девать. Только вот что
я тебе скажу, найми-ка служанку и как следует отдохни.
- Расскажу все Бернарду, - объявила сестра, уходя.
Мартин поморщился, потом усмехнулся.
- Давай рассказывай. И может, он тогда опять пригласит меня обедать.
- А как же... наверняка пригласит, - пылко отозвалась Гертруда, при-
тянула Мартина к груди, обняла и поцеловала.
Глава 42
И пришел день, когда Мартину стало одиноко. Вот он здоров, полон сил,
а делать ему нечего. Писать и заниматься он перестал, Бриссенден умер,
Руфь для него потеряна, и в жизни зияет пустота, а просто жить безбедно,
похаживать в кафе да покуривать "Египетские" сигареты - не для него это.
Правда, слышался ему зов Южных морей, но казалось ему, что в Соединенных
Штатах игра еще не окончена. Скоро должны выйти две его книги, а есть у
него в запасе и рукописи, которые, возможно, все же найдут издателя. Они
принесут деньги, он подождет и уж тогда, богачом, отправится в Южные мо-
ря. На Маркизах есть одна долина возле бухты, ее можно купить за тысячу
чилийских долларов. От подковообразной закрытой бухты долина уходит к
головокружительным, увенчанным облаками горным пикам, и в вей добрых де-
сять тысяч акров. Там полным-полно тропических плодов, диких куропаток и
кабанов, бывает, забредет и стадо диких коров, а высоко в горах пасутся
стада диких коз, и на них охотятся стаи диких собак. Дикое место. Людей
там нет. И можно купить эту долину вместе с бухтой за тысячу чилийских
долларов.
Бухта, помнится, великолепная, глубокая, туда спокойно могут заходить
самые крупные суда, и притом безопасная. Справочник Южно-тихоокеанского
пароходства даже рекомендует ее как лучшее на многие сотни миль место
для малого ремонта судов. Он купит шхуну - из тех, что вроде яхты, дно
обшито медью и развивают бешеную скорость - и станет торговать копрой и
добывать жемчуг у островов. Долина и бухта станут его штаб-квартирой. Он
построит просторный дом, крытый пальмовыми листьями, как спокон веку
строят островитяне, и в доме, в долине, на шхуне у него будут темнокожие
слуги. Там он будет принимать агента с фактории Тайохаэ, капитанов
странствующих торговых судов и сливки тамошнего сомнительного общества.
У него будет открытый дом, и принимать он всех станет по-королевски. И
забудет книги, которые некогда так много для него значили, забудет мир,
который оказался обманчивым.
Чтобы все это исполнилось, надо сидеть в Калифорнии и ждать, когда
разбогатеешь. Деньги понемногу притекают. Если бы какая-нибудь из его
книг завоевала успех, удалось бы продать всю груду рукописей. Можно бы
составить сборники стихов и рассказов и уж тогда долина, бухта, шхуна у
него в руках. Писать он больше не будет. Это решено. Но пока, в ожида-
нии, когда книги будут напечатаны, надо что-то делать, выйти из тупого
оцепенения, какой-то холодной отрешенности.
Однажды воскресным утром Мартин узнал, что в этот день в Шелл-Ма-
унд-парке каменщики устраивают гулянье, и прямиком туда направился. В
прежние времена он частенько бывал на таких гуляньях, хорошо представ-
лял, что это такое, и, едва вошел в парк, на него нахлынули ощущения той
давней поры. В конце концов, он из того же теста, что весь этот рабочий
люд. Среди тружеников он родился, среди них жил, и, хотя на время от них
отошел, приятно снова оказаться среди своих.
- Неужто Март! - услышал он, и чья-то дружеская рука опустилась ему
на плечо. - Где пропадал? В плаванье ходил? Ну, давай опрокинем стакан-
чик.
Он очутился старой компании, только из старых приятелей кое-кого не-
доставало, появились и новые, незнакомые лица. К каменщикам они не имели
никакого отношения, но по-прежнему ходили на все подряд воскресные гу-
лянья - потанцевать, подраться, позабавиться. Мартин выпил с ними и сно-
ва начал. чувствовать себя человеком. Дурак он, что ушел от них; и ко-
нечно же, он был бы куда счастливее, если бы остался со своими и махнул
рукой на книги и на всяких важных господ. Однако, пиво не казалось так
хорошо, как в былые времена. Совсем не тот, не прежний вкус. Это Брис-
сенден виноват, отбил у него вкус к пиву, решил он и подумал, а может,
книги в конце концов отбили у него вкус к обществу друзей юности. Он ре-
шил не поддаваться и пошел в павильон для танцев. Встретил подручного
слесаря с какой-то блондинкой, и она тотчас предпочла своему кавалеру
Мартина.
- Ишь какой, всегда он так, - объяснил Джимми приятелям, которые ста-
ли над ним потешаться, когда Мартин с блондинкой унеслись от него в
вальсе. - И плевать, я не в обиде. Уж больно я рад опять его повстре-
чать. Гляди, как ее кружит, а? Эдак ласково. Как тут девчонку винова-
тить?
Но Мартин возвратил девчонку Джимми, и втроем, да еще с полудюжиной
приятелей, они смотрели, как крутятся пары, и смеялись, и перебрасыва-
лись шутками. Все радовались возвращению Мартина. Ни одна его книга еще
не вышла из печати. И он не поднялся в их глазах на какие-то мнимые вы-
соты. Просто его любили такого, какой он есть. Он чувствовал себя прин-
цем, вернувшимся после изгнания, и одинокая душа его расцветала, омытая
их сердечным радушием. Он веселился вовсю, он был в ударе. Да и карманы
были не пусты, и, как бывало, когда он возвращался из плаванья, только
что получив жалованье, он беспечно сорил деньгами.
В какую-то минуту среди танцующих мелькнула Лиззи Конноли в объятиях
молодого рабочего парня, и позднее, пройдясь по павильону, Мартин набрел
на нее - она сидела у стола с закусками и прохладительными напитками.
Когда радостно-удивленные восклицания остались позади, Мартин вышел с
нею на волю, где можно разговаривать, не стараясь перекричать музыку. С
