- И вот еще что, - крикнул Дик вслед Блэйку, - спросите Хеннесси, как
чувствует себя старуха Бесси. Она была вчера вечером очень плоха, - по-
яснил он Бонбрайту.
- Мистеру Хэнли нужно переговорить с вами немедленно, мистер Форрест,
- сказал Бонбрайт и прибавил, увидев, как его патрон с досадой и удивле-
нием поднял брови. - Это насчет Быокэйской плотины. Чтото там не выходит
по плану... допущена, видимо, крупная ошибка...
Дик уступил и целый час совещался со своими управляющими.
Во время жаркого спора с Уордменом о дезинфекционном составе для ку-
пания овец он встал из-за стола и подошел к окну, привлеченный голосами,
топотом лошадей и смехом Паолы.
- Воспользуйтесь отчетом Монтаны, я вам сегодня же пришлю с него ко-
пию, - продолжал он, глядя в окно. - Там выяснили, что это средство не
годится. Оно действует скорее успокаивающе, но не убивает паразитов. Оно
недостаточно эффективно.
Мимо окна проскакала кавалькада из четырех человек. Паола ехала между
двумя друзьями Форреста, художником Мартинесом и скульптором Фрейлигом,
только что прибывшим с утренним поездом. Она оживленно беседовала с обо-
ими. Четвертым был Грэхем на Селиме: он отстал от них, но было совершен-
но ясно, что очень скоро эти четверо всадников разделятся на две пары.
Едва пробило одиннадцать, как Дик, не находивший себе места, нахму-
рясь, вышел с папиросой на большой двор; угадав по многим признакам, что
Паола совсем забросила своих золотых рыбок. Дик горько усмехнулся. Глядя
на них, он вспомнил о ее собственном внутреннем дворике, где тоже был
бассейн, - она держала в нем самые редкие и красивые экземпляры. Он ре-
шил заглянуть туда и пустился в путь, открывая своим ключом двери без
ручек и выбирая ходы и переходы, известные, кроме него, только Паоле да
слугам.
Внутренний дворик Паолы был одним из самых замечательных подарков,
сделанных Диком своей молодой жене. Эта затея, подсказанная щедростью
любящего, могла быть осуществлена только при таких королевских доходах.
Он предоставил Паоле полную возможность устроить дворик по своему вкусу
и настаивал на том, чтобы она не останавливалась перед самыми сумасброд-
ными тратами. Ему доставляло особенное удовольствие дразнить своих быв-
ших опекунов сногсшибательными суммами в ее чековой книжке. Дворик никак
не был связан с общим планом Большого дома. Глубоко скрытый в недрах
этой огромной постройки, он не мог нарушить его очертаний и красот. И
редко кто видел этот прелестнейший уголок. Кроме сестер Паолы да како-
го-нибудь приезжего художника, туда никто не допускался, и никто не мог
им полюбоваться. Грэхем слышал о существовании дворика, но даже ему не
предложили посмотреть его.
Дворик был круглый и настолько маленький, что в нем не чувствовался
холод пустого пространства, как в большинстве дворов. Дом был построен
из бетона, здесь же глаз отдыхал на мраморе удивительно мягких тонов.
Окружающие дворик аркады были из резного белого мрамора с чуть зеленова-
тым оттенком, смягчавшим ослепительные отблески полуденного солнца.
Бледноалые розы обвивались вокруг стройных колонн и перекидывались на
плоскую низкую крышу, украшенную не уродливыми химерами, а смеющимися,
шаловливыми младенцами. Дик брел неторопливо по розовому мраморному полу
под аркадами, и в его душу постепенно проникала красота этого дворика,
смягчая и успокаивая его.
Сердцем и центром дворика был фонтан: он состоял из трех сообщающихся
между собой, расположенных на разной высоте бассейнов из белого мрамора,
прозрачного, как раковины. Вокруг бассейна резвились дети, изваянные из
розового мрамора, в натуральную величину. Некоторые из них заглядывали,
перегнувшись через борт, в нижние бассейны; один жадно тянулся ручонками
к золотым рыбкам; другой, лежа на спине, улыбался небу; еще один малыш,
широко расставив толстенькие ножки, потягивался; иные стояли в воде,
иные играли среди белых и красных роз, - но все были так или иначе свя-
заны с фонтаном и в какой-нибудь точке с ним соприкасались. Мрамор был
выбран так удачно и скульптура так хороша, что возникала полная иллюзия
жизни. Это были не херувимы, а живые, теплые человеческие детеныши.
Дик с улыбкой смотрел на их веселую компанию. Он докурил папиросу и
все еще стоял перед ними, держа в руках окурок. "Вот что ей нужно было,
- думал он, - ребята, малыши. Она же страстно любит их! И если б у нее
были дети..." Он вздохнул и, пораженный новой, - мыслью, посмотрел на
любимое местечко Паолы, зная заранее, что не увидит брошенного там в
красивом беспорядке начатого ею шитья: все эти дни она не шила.
Он не зашел в маленькую галерею за аркадами, где были собраны картины
и гравюры, а также мраморные и бронзовые копии с ее любимейших
скульптур, находящихся в музеях Европы. Он поднялся по лестнице, прошел
мимо великолепной Ники, стоявшей на площадке в том месте, где лестница
разделялась, и еще выше - в жилые комнаты, занимавшие весь верхний этаж
флигеля. Но возле Ники он на миг остановился и посмотрел вниз, на дво-
рик. Сверху он был похож на прекрасную драгоценную гемму, совершенную по
форме и по краскам. И Дик должен был сознаться, что хотя средства для
воплощения этого замысла предоставил он, но замысел целиком принадлежал
Паоле, - эта красота была ее созданием. Паола долго мечтала о таком дво-
рике, и Дик дал ей возможность осуществить свою мечту. А теперь, размыш-
лял он, она забыла и о дворике. Паола не была своекорыстной, - он отлич-
но знал это, - и если он, сам по себе, не в силах удержать ее, то всем
этим игрушкам никогда не заглушить зов ее сердца.
Дик бесцельно бродил по ее комнатам, почти не видя отдельных обсту-
пивших его предметов, но все охватывая любящим взглядом. Каждая вещь
здесь красноречиво говорила о своеобразии хозяйки. Но когда он заглянул
в ванную с ее низким римским бассейном, он все-таки не мог не заметить,
что кран чуточку подтекает, и решил сегодня же сказать об этом водопро-
водчику.
Взглянул Дик, конечно, и на ее мольберт, отнюдь не ожидая увидеть но-
вую работу, но обманулся - перед ним стоял его собственный портрет. Он
знал ее прием - брать позу и основные контуры с фотографии, а затем до-
полнять этот контур по воспоминаниям. В данном случае она воспользова-
лась очень удачным "моментальным снимком, когда он сидел в седле. Одине-
динственный раз и на один миг Дику удалось заставить Капризницу стоять
смирно; он был изображен с шляпой в руке, волосы в живописном беспоряд-
ке, выражение лица естественное - он не знал, что его снимают, глаза
прямо смотрят в камеру. Никакой фотограф не мог бы лучше уловить
сходство. Паола отдала увеличить снимок и писала теперь с него. Но порт-
рет уже перестал быть фотографией. Дик узнавал характерную для Паолы ма-
неру.
Вдруг он вздрогнул и вгляделся пристальнее. Разве это его выражение
глаз да и всего лица? Опять он посмотрел на фотографию, - там этого не
было. Он подошел к одному из зеркал и, придав себе равнодушный вид, на-
чал думать о Паоле и Грэхеме. И постепенно на его лице и в глазах появи-
лось то самое выражение. Не удовольствовавшись этим, он вернулся к
мольберту и еще раз взглянул на портрет, чтобы проверить свое впечатле-
ние. Паола знала! Паола знала, что он знает! Она вырвала у него тайну,
подстерегла в одну из тех минут, когда новое выражение без его ведома
проступило у него на лице, и перенесла на холст.
Из гардеробной появилась горничная Паолы, китаянка Ой-Ли; она не за-
метила Дика и шла к нему навстречу в глубокой задумчивости, опустив гла-
за. Лицо ее было печально, и она уже не поднимала брови - привычка, пос-
лужившая поводом для ее прозвища. На лице не было обычного удивления,
китаянка казалась подавленной.
"Кажется, все наши лица начали выдавать свои тайны", - подумал он.
- С добрым утром, Ой-Ли, - окликнул ее Дик.
Она ответила на его приветствие; в ее глазах он прочел сострадание.
Ой-Ли знает - первая из посторонних. Что ж, на то она и женщина! Впро-
чем, служанка так много бывала с Паолой, когда та сидела у себя, что,
конечно, не могла не разгадать тайну своей хозяйки.
Вдруг ее губы задрожали, она стиснула руки и пыталась заговорить.
- Мистер Форрест, - начала она, задыхаясь. - Может быть, вы подумае-
те, я с ума сошла, но я хочу кое-что сказать вам. Вы очень добрый хозя-
ин. Вы очень добры к моей старой матери. Вы всегда, всегда были добры ко
мне...
Она запнулась, облизнула пересохшие губы, потом заставила себя под-
нять на него глаза и продолжала:
- Миссис Форрест, мне кажется, она... она...
Но лицо Дика стало вдруг таким строгим, что она смутилась, умолкла и
покраснела; и Дик подумал: она стыдится того, что собиралась сказать.
- Хорошую картину пишет миссис Форрест, правда? - заметил он, чтобы
дать ей прийти в себя.
Китаянка вздохнула, и, когда обратила взор на портрет Дика, в ее гла-
зах опять мелькнуло сострадание.
Она снова вздохнула, но он не мог не заметить внезапной холодности ее
тона, когда она ответила:
- Да, миссис Форрест рисует очень хорошую картину.
Она вдруг взглянула на него проницательным и пристальным взглядом,
как бы изучая его лицо, затем опять повернулась к портрету и, показывая
на его глаза, сказала:
- Нехорошо.
Ее голос звучал резко и сердито.
- Нехорошо, - бросила она опять через плечо, еще громче, еще резче, и
скрылась в спальне Паолы.
Дик невольно выпрямился, как бы готовясь мужественно встретить то,
что должно было скоро обрушиться на него. Что ж, это начало конца. Ой-Ли
знает. Скоро узнают и другие, узнают все. В известном смысле он был даже
рад этому, - рад, что мука ожидания продлится теперь недолго.
Все же, уходя из комнаты, он уже насвистывал веселый мотив, давая по-
нять китаянке, что с его точки зрения все пока обстоит благополучно.
В тот же день, пользуясь тем, что Дик уехал на прогулку с Фрейлигом,
Мартинесом и Грэхемом, Паола, в свою очередь, предприняла тайное палом-
ничество на половину мужа. Выйдя на веранду, служившую Дику спальней,
она окинула взглядом кнопки, телефон над постелью, соединявший Дика с
его служащими и почти со всей Калифорнией, диктофон на вращающейся подс-
тавке, аккуратно разложенные книги, журналы и сельскохозяйственные бюл-
летени, ожидавшие просмотра, пепельницу, папиросы, блокноты, термос.
Внимание Паолы привлекла ее собственная фотография - единственное ук-
рашение этой комнаты. Фотография висела над барометром и термометрами,
которые, как она знала, всего чаще привлекали взор Дика. По какой-то
странной фантазии она перевернула смеющийся портрет лицом к стене, уви-
дела пустой прямоугольник рамки, перевела взгляд на постель и снова на
стену - и вдруг, точно испугавшись, торопливо повесила смеющийся портрет
опять лицом к комнате. "Да, он тут на месте, - подумала Паола. - На мес-
те".
Потом ее глаза остановились на большом автоматическом револьвере в
кобуре, висевшем так близко от постели Дика, что достаточно было протя-
нуть руку, чтобы вытащить его. Она взялась за рукоятку. Да, как и следо-
вало ожидать, курок не на предохранителе, таков уж у Дика обычай: как бы
долго револьвер ни оставался без употребления, он не дает ему залежи-
ваться в кобуре.
Вернувшись в рабочий кабинет, Паола медленно обошла его, задумчиво
разглядывая огромные картотеки, шкафы с картами и чертежами на синьке,
вращающиеся полки со справочниками и длинные ряды тщательно переплетен-
ных племенных реестров. В конце концов она дошла и до библиотеки, - там
было множество брошюр, переплетенных журнальных статей и с десяток ка-
ких-то толстых научных книг. Она добросовестно прочла заглавия: "Кукуру-
за в Калифорнии", "Силосование кормов", "Организация фермы", "Курс
сельскохозяйственного счетоводства", "Ширы в Америке", "Истощение черно-
