няя утренняя ванна была последней. Разве чистая вода может остановить
посмертное тление? Но побриться все-таки придется. Последняя дань земной
суетности. Ведь после смерти волосы продолжают некоторое время расти.
Он вынул из вделанного в стену несгораемого шкафа свое завещание, по-
ложил перед собой на стол и внимательно прочел. Ему пришли в голову раз-
ные мелкие дополнения, и он вписал их от руки, предусмотрительно поста-
вив дату на полгода раньше. Последняя приписка обеспечивала общину муд-
рецов в составе семи человек.
Он просмотрел свои страховые полисы и в каждом с особым вниманием
прочел параграфы о дозволенном самоубийстве. Подписал письма, ожидавшие
его с прошлого утра, и продиктовал в диктофон письмо своему издателю.
Очистив стол, он наскоро подсчитал актив и пассив, сбросив с актива за-
топленные рудники; этот баланс он тут же заменил другим, максимально
увеличив расходы и до смешного сократив доходы. Все же результат полу-
чился удовлетворительный.
Затем он разорвал исписанные цифрами листки и набросал план того, ка-
кую следует, по его мнению, вести линию в отношении мексиканских рудни-
ков. Он набросал этот план небрежно, в общих чертах, чтобы, когда запис-
ку найдут среди бумаг, она не возбудила подозрений. Таким же образом он
составил на несколько лет вперед программу улучшения породы широв, а
также внутрипородного скрещивания для Горца, Принцессы и лучших экземп-
ляров их потомства.
Когда в шесть часов О-Дай принес кофе. Дик излагал последний пункт
своего проекта рисовых плантаций:
"Хотя итальянский рис и вырастает скорее и поэтому особенно подходит
для опытов, - писал он, - я буду некоторое время засевать поля в одина-
ковых пропорциях сортами моти, йоко и уотерибюн; ввиду того, что они
созревают в разное время, это даст возможность при тех же рабочих, маши-
нах и тех же накладных расходах обрабатывать большую площадь, чем при
посадке одного сорта".
О-Дай поставил кофе на стол, ничем не выразив своего удивления - даже
после того, как взглянул на явно не тронутую постель. И Дик не мог не
восхититься его выдержкой.
В шесть тридцать зазвонил телефон, и он услышал утомленный голос Хен-
несси, говорившего:
- Я знаю, что вы уже встали, и хочу сообщить вам радостную весть:
старуха Бесси выживет. Хотя ей было здорово плохо. Пойду теперь сосну.
Побрившись, Дик постоял перед душем, и лицо его омрачилось: "На кой
черт, все равно только потеря времени!" Однако он переобулся, надев бо-
лее тяжелые ботинки с высокой шнуровкой, - они были удобнее для охоты.
Он опять сидел за столом и просматривал свои заметки в блокнотах, го-
товясь к утренней работе, когда услышал шаги Паолы. Она не приветствова-
ла его обычным: "С добрым утром, веселый Дик", но подошла совсем близко
и мягко проговорила:
- Сеятель желудей! Всегда неутомимое, всегда бодрое Багряное Облако!
Вставая и стараясь к ней не прикоснуться, он заметил темные тени у
нее под глазами. Она тоже избегала прикосновений.
- Опять "белая ночь"? - спросил он, придвигая ей стул.
- Да, "белая ночь", - отозвалась Паола. - Ни одной минуты сна; а уж
как я старалась!
Обоим было трудно говорить, и вместе с тем они не могли отвести глаз
друг от друга.
- Ты... выглядишь неважно.
- Да, лицо у меня не того... - кивнул он. - Я смотрел на себя, когда
брился, это вчерашнее выражение с него не сходит.
- Что-то с тобой вчера вечером случилось, - робко сказала она, и Дик
ясно прочел в ее глазах то же страдание, какое он видел в глазах Ой-Ли.
- Все обратили внимание на твое лицо. Что с тобой?
Он пожал плечами.
- Это выражение появилось уже с некоторых пор, - уклонился он от от-
вета, вспоминая, что первый намек он заметил на портрете, который писала
Паола. - Ты тоже заметила? - спросил он.
Она кивнула. Вдруг ей пришла в голову новая мысль. Он прочел эту
мысль на ее лице, прежде чем Паола успела выговорить ее вслух:
- Дик, может быть, ты влюбился? Это был бы выход. Это разрешило бы
все недоразумения. На лице ее отразилась надежда.
Он медленно покачал головой и улыбнулся: он видел, как она разочаро-
вана.
- Впрочем, да, - сказал он. - Да! Влюбился!
- Влюбился? - Паола обрадовалась, когда он ответил: "Влюбился".
Она не ожидала того, что за этим последует. Он встал, резким движени-
ем пододвинул к ней свой стул - так близко, что коснулся коленями ее ко-
лен, и, наклонившись к ней, быстро, но бережно взял ее руки в свои.
- Не пугайся, моя птичка, - ответил он. - Я не буду тебя целовать. Я
уже давно тебя не целовал. Я просто хочу рассказать тебе об этой влюб-
ленности. Но раньше я хочу сказать, как я горд, как я горжусь собой.
Горжусь тем, что я влюблен. В мои годы - и влюблен! Это невероятно, уди-
вительно. И как люблю! Какой я странный, необыкновенный и вместе с тем
замечательный любовник! Я живое опровержение всех книг и всех биологи-
ческих теорий. Оказывается, я однолюб. И я люблю одну-единственную жен-
щину. После двенадцати лет обладания - люблю ее безумно, нежно и безум-
но!
Руки Паолы невольно выразили ее разочарование, она сделала легкое
движение, чтобы освободить их; но он сжал их еще крепче.
- Я знаю все ее слабости - и люблю ее всю, со всеми слабостями и со-
вершенствами, люблю так же безумно, как в первые дни, как в те сумасшед-
шие мгновения, когда впервые держал ее в своих объятиях.
Ее руки все настойчивее старались вырваться из плена, она бессозна-
тельно тянула их к себе и выдергивала, чтобы наконец освободить. В ее
взоре появился страх. Он знал ее щепетильность и догадывался, что после
того, как к ее губам так недавно прижимались губы другого, она не могла
не бояться с его стороны еще более пылких проявлений любви.
- Пожалуйста, прошу тебя, не пугайся, робкая, прелестная, гордая
птичка. Смотри - я отпускаю тебя на волю. Знай, что я горячо люблю тебя
и что все это время считаюсь с тобой не меньше, чем с собой, и даже го-
раздо больше.
Он отодвинул свой стул, откинулся на его спинку и увидел, что ее
взгляд стал доверчивее.
- Я открою тебе все мое сердце, - продолжал он, - и хочу, чтобы и ты
открыла мне свое.
- Эта любовь ко мне что-то совсем новое? - спросила она. - Рецидив?
- И так и не так!
- Я думала, что давно уж стала для тебя только привычкой...
- Я любил тебя все время.
- Но не безумно.
- Нет, - сознался он, - но с уверенностью. Я был так уверен в тебе, в
себе. Это было для меня нечто постоянное и раз навсегда решенное. И тут
я виноват. Но когда уверенность пошатнулась, вся моя любовь к тебе
вспыхнула сызнова. Она жила в течение всего нашего брака, но это было
ровное, постоянное пламя.
- А как же я? - спросила она.
- Сейчас дойдем и до тебя. Я знаю, что тебя тревожит и сейчас и нес-
колько минут назад. Ты глубоко правдива и честна, и одна мысль о том,
чтобы делить себя между двумя мужчинами, для тебя ужасна. Я понял тебя.
Ты уже давно не позволяешь мне ни одного любовного прикосновения. - Он
пожал плечами. - И я с того времени не стремился к ним.
- Значит, ты все-таки знал? С первой минуты? - поспешно спросила она.
Дик кивнул.
- Может быть, - произнес он, словно взвешивая свои слова, - может
быть, я уже ощущал то, что надвигалось, даже раньше, чем ты сама поняла.
Но не будем вдаваться в это...
- И ты видел... - решилась она спросить и смолкла от стыда при мысли,
что муж мог быть свидетелем их ласк.
- Не будем унижать себя подробностями, Паола.
Кроме того, ничего дурного в этом не было и нет. Да мне и видеть было
незачем. Я сам помню поцелуи, украденные тайком в короткие миги темноты,
помимо прощаний на глазах у всех. Когда все признаки созревшего чувства
налицо, нежные оттенки и любовные нотки в голосе не могут быть скрыты,
так же как бессознательная ласка встретившихся взглядов, непроизвольная
мягкость интонаций, перехваченное волнением дыхание... и тогда совершен-
но не нужно видеть поцелуй перед прощанием на ночь. Он неизбежен. И пом-
ни на будущее, моя любимая, что я тебя во всем оправдываю.
- Но... но ведь было... все-таки очень немногое, - пробормотала она.
- Я крайне удивился бы, если бы было больше. Ты не такая. Я удивляюсь
и немногому. После двенадцати лет... разве можно было ожидать...
- Дик, - прервала его Паола, наклонясь к нему и пытливо глядя на не-
го. Она приостановилась, ища слов, затем решительно продолжала: - Скажи,
неужели за эти двенадцать лет у тебя не было большего?
- Я уже сказал тебе, что во всем тебя оправдываю, - уклонился он от
прямого ответа.
- Но ты не ответил на мой вопрос, - настаивала она. - О, я имею в ви-
ду не мимолетный флирт или легкое ухаживание. Я имею в виду неверность в
самом точном смысле слова. Ведь это в прошлом было?
- В прошлом - было, но очень редко и очень-очень давно.
- Я много раз думала об этом, - заметила она.
- Я же сказал тебе, что во всем тебя оправдываю, - повторил Дик. - И
теперь ты знаешь, почему.
- Значит, и я имела право на то же... Впрочем, нет, нет. Дик, не име-
ла, - поспешно добавила она. - Во всяком случае, ты всегда проповедовал
равенство мужчины и женщины.
- Увы, больше не проповедую, - улыбнулся он. - Воображение человека -
это такая сила! И я за последнее время принужден был изменить свои
взгляды.
- Значит, ты хочешь, чтобы я была тебе верна? Он кивнул и сказал:
- Пока ты живешь со мной.
- Но где же тут равенство?
- Никакого равенства нет, - покачал он головой. - О, да, про меня
можно сказать, что я сам не знаю, чего хочу. Но только теперь - увы,
слишком поздно - я открыл ту древнюю истину, что женщины - иные, чем мы,
мужчины. Все, чему меня научили книги и теории, рассыпается в прах перед
тем вечным фактом, что женщина - мать наших детей... Я... я, видишь ли,
до сих пор надеялся, что у нас с тобой будут дети... Но теперь, конечно,
не о чем и говорить. Вопрос теперь в том, каковы твои чувства. Свое
сердце я открыл тебе. А потом уже будем решать, что нам делать.
- О Дик, - едва проговорила она, когда молчание стало слишком тягост-
ным. - Но я же люблю тебя, я всегда буду любить тебя. Ты мое Багряное
Облако. Знаешь, еще вчера я была на твоей веранде и повернула свою кар-
точку лицом к стене. Это было ужасно. И что-то в этом было недоброе. И я
опять скорей-скорей перевернула ее.
Он закурил сигарету и ждал.
- Но ты не открыла мне свое сердце, ты не все сказала, - заметил он
наконец с мягким упреком.
- Я люблю тебя, - повторила она.
- А Ивэна?
- Это совсем другое. Ужасно, что приходится так с тобой говорить.
Кроме того, я даже не знаю! Я никак не могу понять своих чувств...
- Что же это - любовь? Или только любовный эпизод? Одно из двух.
Паола покачала головой.
- Пойми же, - продолжала она, - что я сама себя не понимаю! Видишь
ли, я женщина. Мне не пришлось "перебеситься", как вы, мужчины, выражае-
тесь. А теперь, когда это случилось, я не знаю, что мне делать. Должно
быть. Шоу и другие правы! Женщина - хищница. А вы оба - крупная дичь. Я
ничего не могла с собой поделать. Во мне проснулся какой-то задор. Я са-
ма для себя загадка. То, что со мной произошло, не вяжется с моими
взглядами и убеждениями. Мне нужен ты и нужен Ивэн - нужны вы оба. О,
поверь мне, это не любовный эпизод. А если даже так, то я этого не соз-
наю! Нет, нет, это не то! Я знаю, что не то.
- Значит, любовь?
- Но я люблю тебя. Багряное Облако! Тебя!
- А говоришь, что любишь его. Ты не можешь любить нас обоих.
- Оказывается, могу. И люблю. Я люблю вас обоих. Ведь я говорю с то-
бой по-честному и хочу, чтобы все было ясно. Нужно" найти выход... я на-
деялась, ты поможешь мне. Ради этого я к тебе и пришла. Должен же быть
какой-то выход...
Она посмотрела на него умоляюще. Он сказал:
