точно стальным клином, сбивал ее с курса, отбрасывая в сторону. Она уже
вошла в проход - и тут оказалась так прижатой к коралловому берегу, что
пришлось сделать поворот. На новом галсе шхуна стала бортом к течению, и
оно стремительно понесло ее в открытое море.
- Ну, теперь пора пустить в ход ваш новый дорогой мотор, - с
добродушной усмешкой сказал Гриф.
Все знали, что этот мотор - слабость капитана Уорфилда. Капитан до
тех пор преследовал Грифа мольбами и уговорами, пока тот не дал согласия
на покупку.
- Он еще оправдает себя, - возразил капитан. - Вот увидите. Он
надежнее всякой страховки, а ведь сами знаете - судно, плавающее на
Паумоту, и страховать никто не берется.
Гриф указал назад, на маленький тендер, который тоже пробивался,
борясь с течением, ко входу в лагуну.
- Держу пари на пять франков, что "Нухива" нас обгонит.
- Конечно, - согласился Уорфилд. - У нее относительно очень сильный
мотор. Мы рядом с ней - прямо океанский пароход, а у нас всего сорок
лошадиных сил. У нее же - десять, и она летит, как птица. Она проскочила
бы в самый ад, но такого течения и ей не одолеть. Сейчас его скорость
верных десять узлов!
И со скоростью десяти узлов, швыряя и кидая "Малахини" то на один
борт, то на другой, течение вынесло ее в открытое море.
- Через полчаса отлив кончится, тогда войдем, - сердито сказал
капитан Уорфилд и прибавил, словно объясняя, чем недоволен: - Парлей не
имел никакого права давать атоллу свое имя. На всех английских картах, да
и на французских тоже, этот атолл обозначен как Хикихохо. Его открыл
Бугенвиль и оставил ему туземное название.
- Не все ли равно, как он называется? - сказал второй помощник, все
еще медля надевать рубашку. - Главное - он перед нами, а на нем старик
Парлей со своими жемчугом.
- А кто видел этот жемчуг? - спросил Герман, глядя то на одного, то
на другого.
- О нем все знают, - ответил второй помощник и обернулся к рулевому:
- Таи-Хотаури, расскажи-ка нам про жемчуг старика Парлея.
Польщенный канак, немного сконфуженный общим вниманием, перехватил
ручки штурвала.
- Мой брат нырял для Парлея три, четыре месяца. Он много рассказывал
про жемчуг. Хикихохо - место хорошее, тут много жемчуга.
- А перекупщики, как ни добивались, не получили у старика ни единой
жемчужины, - вставил капитан.
- Говорят, когда он отправился на Таити встречать Арманду, он вез для
нее полную шляпу жемчуга, - продолжал второй помощник. - Это было
пятнадцать лет назад, с тех пор у него немало прибавилось. Он и перламутр
собирал. Все видели его склады раковин - сотни тонн. Говорят, из лагуны
взято все дочиста. Может быть, поэтому он и объявил аукцион.
- Если он действительно задумал продавать, это будет самая большая
годовая распродажа жемчуга на Паумоту, - сказал Гриф.
- Ничего не понимаю! - не выдержал Малхолл, как и все, измученный
влажным, удушливым зноем. - В чем дело? Кто такой этот старик? И что у
него за жемчуг? Почему вы говорите загадками?
- Старик Парлей - хозяин Хикихохо, - ответил второй помощник
капитана. - У него огромное состояние в жемчуге, он собирал его долгие
годы, а недавно объявил, что хочет распродать весь свой запас; на завтра
назначен аукцион. Видите, сколько мачт торчит над лагуной?
- По-моему, восемь, - подсчитал Герман.
- Что делать восьми шхунам в такой богом забытой дыре? - продолжал
второй помощник. - Тут и для одной шхуны не наберется за весь год полного
груза копры. Это они на аукцион явились, как и мы. Вот и "Нухива" поэтому
за нами гонится, хотя какой уж она покупатель! На ней плавает Нарий Эринг,
он владелец и шкипер. Он сын английского еврея и туземки, и у него только
и есть за душой, что нахальство, долги да неоплаченные счета за виски. По
этой части он гений. Он столько должен, что в Папеэте все торговцы до
единого заинтересованы в его благополучии. Они в лепешку расшибутся, чтобы
дать ему заработать. У них другого выхода нет, а ему это на руку. Вот я
никому ничего не должен, а что толку? Если я заболею и свалюсь вон тут на
берегу, никто и пальцем не шевельнет: пусть и подохну, они не в убытке.
Другое дело Нарий Эринг, для него они на все готовы. Если он свалится
больной, для него ничего не пожалеют. Слишком много денег в него вложено,
чтоб оставить его на произвол судьбы. Его возьмут в дом и будут ходить за
ним, как за родным братом. Нет, знаете, честно платить по счетам совсем не
так выгодно, как говорят!
- При чем тут Нарий? - нетерпеливо сказал англичанин и, обращаясь к
Грифу, попросил: - Объясните мне все по порядку. Что это за басни о
жемчуге?
- Если что забуду, подскажете, - предупредил Гриф остальных и начал
рассказывать: - Старик Парлей - большой чудак. Я с ним давно знаком и
думаю, что он немного не в своем уме. Так вот, слушайте. Парлей
чистокровный француз, даже парижанин, это он мне сам сказал, у него
выговор настоящий парижский. Приехал он сюда давным-давно, занялся
торговлей и всякими делами и таким образом попал на Хикихохо. Приехал
торговать, когда здесь процветала меновая торговля. На Хикихохо было около
сотни жителей, нищих туземцев. Он женился на их королеве по туземному
обряду. И когда королева умерла, все ее владения перешли к нему. Потом
разразилась эпидемия кори, после которой уцелело не больше десятка
туземцев.
Парлей, как король, кормил их, а они на него работали. Надо вам
сказать, что незадолго до смерти королева родила дочь Арманду. Когда
девочке исполнилось три года, Парлей отослал ее в монастырь в Папеэте, а
семи или восьми лет отправил во Францию. Можете догадаться, что из этого
вышло. Единственной дочери короля и капиталиста с островов Паумоту
подобало воспитываться лишь в самом лучшем, самом аристократическом
монастыре. Вы ведь знаете, в доброй старой Франции не существует расовых
барьеров. Арманду воспитывали как принцессу, да она и чувствовала себя
принцессой. Притом она считала себя настоящей белой и даже не подозревала,
что с ее происхождением что-то неладно.
И вот разыгралась трагедия. Старик Парлей всегда был со странностями,
к тому же он слишком долго жил на Хикихохо неограниченным владыкой - и под
конец вообразил, будто он и в самом деле король, а его дочь - принцесса.
Когда Арманде исполнилось восемнадцать лет, он выписал ее к себе. Денег у
него было хоть пруд пруди, как говорится. Он построил огромный дом на
Хикихохо, а в Папеэте - богатый бунгало. Арманда должна была приехать
почтовым пароходом, шедшим из Новой Зеландии, и старик на своей шхуне
отправился встречать ее в Папеэте. Возможно, все обошлось бы благополучно,
назло всем спесивым индюшкам и тупым ослам, задающим тон в Папеэте, но тут
вмешался ураган. Это ведь было, кажется, в тот год, когда затопило
Ману-Хухи, верно? Там еще утонуло больше тысячи жителей?
Все подтвердили, а капитан Уорфилд прибавил:
- Я плавал тогда на "Сороке". Нас выбросило на сушу - шхуну со всей
командой и с коком. Занесло за четверть мили от берега в кокосовую рощу, у
входа в Таохайскую бухту. А считается, что это безопасная гавань.
- Так вот, - продолжал Гриф. - Этим самым ураганом подхватило шхуну
Парлея, и он явился в Папеэте со всем своим жемчугом ровно на три недели
позже, чем следовало. Его шхуну тоже выбросило на берег, и ему пришлось
подвести под нее катки и проложить полозья, ее волокли посуху добрых
полмили, прежде чем снова спустить на воду.
А тем временем Арманда ждала его в Папеэте. Никто из местных жителей
ни разу ее не навестил. Она сама, по французскому обычаю, явилась с
визитом к губернатору и к портовому врачу. Они приняли ее, но их жен,
конечно, не оказалось дома, и визита они ей не отдали. Ведь она была
отверженная, она стояла вне общества, хотя и не подозревала об этом, - и
вот столь деликатным образом ей дали это понять. Был тут еще некий молодой
лейтенант с французского крейсера. Она покорила его сердце, но головы он
не потерял. Можете себе представить, каким ударом было все это для молодой
девушки, образованной, красивой, воспитанной, как подлинная аристократка,
избалованной всем, что только можно было достать тогда за деньги во
Франции. Нетрудно угадать конец. - Гриф пожал плечами. В бунгало Парлея
был слуга японец. Он видел это. Он рассказывал потом, что она проделала
все, как настоящий самурай. Действовала не сгоряча, не в безумной жажде
смерти, - взяла стилет, аккуратно приставила острие к груди и обеими
руками неторопливо и уверенно вонзила его себе прямо в сердце.
И после этого приехал старик Парлей со своим жемчугом. Говорят, у
него была жемчужина, которая стоила шестьсот тысяч франков. Ее видел Питер
Джи, он говорил мне, что сам давал за нее эти деньги. Старик совсем было
сошел с ума. Два дня его держали в Колониальном клубе в смирительной
рубашке...
- Дядя его жены, старик туземец, разрезал рубашку и освободил его, -
прибавил второй помощник.
- И тогда Парлей начал буйствовать, - продолжал Гриф. - Всадил три
пули в подлеца лейтенанта...
- Так что тот три месяца провалялся в судовом лазарете, - вставил
капитан Уорфилд.
- Запустил бокалом вина в физиономию губернатору; дрался на дуэли с
портовым врачом; избил слуг туземцев; устроил разгром в лазарете, сломал
санитару два ребра и ключицу и удрал. Кинулся прямиком на свою шхуну,
держа в каждой руке по револьверу и крича, что пусть, мол, начальник
полиции со всеми своими жандармами попробует его арестовать, - и ушел на
Хикихохо. Говорят, с тех пор он ни разу не покидал острова.
Второй помощник кивнул.
- Это было пятнадцать лет назад, и он с тех пор ни разу с места не
двинулся.
- И собрал еще немало жемчуга, - сказал капитан. - Сумасшедший,
просто сумасшедший. Меня от одной мысли о нем дрожь пробирает. Настоящий
колдун.
- Кто-кто? - не понял Малхолл.
- Хозяин погоды. По крайней мере все туземцы в этом уверены. Вот
спросите Таи-Хотаури. Эй, Таи-Хотаури! Как по-твоему, что старик Парлей
делает с погодой?
- То, что делает дьявол, - был ответ. - Я знаю. Захочет бурю. Захочет
- совсем ветра не будет.
- Да, настоящий старый колдун, - сказал Малхолл.
- Этот жемчуг приносит несчастье, - вдруг объявил Таи-Хотаури,
зловеще качая головой. - Парлей говорит - продаю. Приходит много шхун.
Тогда Парлей сделает большой ураган, и всем будет конец. Увидите. Все
здесь так говорят.
- Теперь самая пора ураганов, - невесело усмехнулся капитан Уорфилд.
- Туземцы не так уж далеки от истины. Вот и сейчас что-то надвигается. Я
бы предпочел, чтоб "Малахини" была за тысячу миль отсюда.
- Конечно, Парлей немного помешан, - докончил Гриф. - Я старался его
понять. У него в голове все перепуталось. Восемнадцать лет вся жизнь для
него была в одной Арманде. И теперь ему часто кажется, что она жива, но до
сих пор не вернулась из Франции. Между прочим, ему еще и поэтому не
хотелось расставаться со своим жемчугом. И он ненавидит белых. Он никогда
не забывает, что они убили его дочь, хотя почти всегда забывает, что ее
уже нет в живых... Вот те и на! Где же ваш ветер?
Паруса бессильно повисли у них над головой, и капитан Уорфилд с
досадой выругался сквозь зубы. Жара и прежде была невыносимая, а теперь,
когда ветер стих, стало совсем невтерпеж. По лицам людей струился пот, и
то один, то другой, тяжело переводя дыхание, жадно ловил ртом воздух.
- Вот он, ветер, - и капитан на восемь румбов изменил направление. -
Гика-шкоты перенести! Живо!
Канаки бросились выполнять команду капитана, и целых пять минут
