надела ему на голову венок из каких-то белых цветов, а минут через пять
они бежали к берегу, держась за руки и хохоча, как дети. Надеюсь, он
взорвал этот коралловый риф в проходе. Каждый раз я тут порчу лист или два
медной обшивки...
- А что было дальше? - не унимался Браун.
- Да вот и все. Кончился наш моряк. В тот же вечер женился и уже на
судно больше не приходил. На другой день я отправился его искать. Нашел в
соломенной хижине в зарослях - настоящий белый дикарь! Босой, весь в
цветах и в каких-то украшениях, сидит и играет на гитаре. Вид самый
дурацкий. Просил свезти его вещи на берег. Я послал его к черту. Вот и
все. Завтра его увидите. У них уже теперь трое малышей - чудесные
ребятишки. Я везу ему граммофон и кучу пластинок.
- А потом вы его сделали своим торговым агентом? - обратился помощник
к Грифу.
- Что же мне оставалось? Фуатино - остров любви, а Пилзах -
влюбленный. И туземцев он знает. Агент из него вышел отличный. На него
можно положиться. Завтра вы его увидите.
- Послушайте, молодой человек, - угрожающе забасил капитан Гласс,
обращаясь к своему помощнику. - Вы, может быть, тоже романтик? Тогда лучше
оставайтесь на борту. Там все в кого-нибудь влюблены. Они живут любовью.
Кокосовое молоко, что ли, на них так действует, или уж воздух тут такой,
или море какое-то особенное. История острова за последние десять тысяч лет
- это сплошные любовные приключения. Кому и знать, как не мне. Я
разговаривал со стариками. И если я поймаю вас на берегу рука об руку с
какой-нибудь...
Он вдруг умолк. Гриф и Браун невольно обернулись к нему. Капитан
смотрел через их головы в направлении борта. Они взглянули туда же и
увидели смуглую руку, мокрую и мускулистую. Потом за борт уцепилась и
другая, такая же смуглая рука. Показалась встрепанная, кудрявая шевелюра -
и наконец лицо с лукавыми черными глазами и морщинками проказливой улыбки
вокруг рта.
- Бог мой! - прошептал Браун. - Да ведь это же фавн, морской фавн!
- Это Человек-козел, - сказал Гласс.
- Это Маурири, - откликнулся Гриф, - мой названный брат. Мы с ним
побратались - дали друг другу священную клятву по здешнему обычаю. Теперь
я его зову своим именем, а он меня - своим.
Широкие смуглые плечи и могучая грудь поднялись над бортом, и
огромный человек легко и бесшумно спрыгнул на палубу. Браун, гораздо более
начитанный, чем полагается помощнику капитана, с восхищением смотрел на
пришельца. Все, что он вычитал в книгах, заставляло его без колебаний
признать фавна в этом госте из морской пучины. Но этот фавн чем-то
опечален, решил молодой человек, когда смугло-золотистый бог лесов
приблизился к Дэвиду и тот приподнялся ему навстречу с протянутой рукой.
- Дэвид! - приветствовал его Дэвид Гриф.
- Маурири, Большой брат! - отвечал Маурири.
И в дальнейшем, по обычаю побратимов, каждый звал другого своим
именем. Они разговаривали на полинезийском наречии острова Фуатино, и
Браун мог только гадать, о чем у них идет беседа.
- Издалека же ты приплыл, чтобы сказать "талофа", - проговорил Гриф,
глядя, как с усевшегося на палубе Маурири ручьями стекает вода.
- Много дней и ночей я ждал тебя, Большой брат. Я сидел на Большой
Скале, там, где спрятан динамит, который я стерегу. Я видел, как вы
подошли к проходу, а потом опять ушли в темноту. Я понял, что вы ждете
утра, и поплыл к вам. У нас большое горе. Матаара все время плачет и
молится, чтобы ты скорее приехал. Она старая женщина, а Мотуаро умер, и
она горюет.
Гриф, согласно обычаю, сокрушенно покачал головой и вздохнул.
- Женился он на Наумоо? - спросил он немного погодя.
- Да. Они уже убежали и жили в горах с козами, пока Матаара их не
простила. Тогда они вернулись к ней в Большой дом. Но теперь он умер, и
Наумоо скоро умрет. Страшное у нас горе, Большой брат. Тори умер,
Тати-Тори, и Петоо, и Нари, и Пилзах, и еще много других.
- И Пилзах тоже! - воскликнул Гриф. - Что, была какая-то болезнь?
- Было много убийств. Слушай, Большой брат. Три недели назад пришла
незнакомая шхуна. С Большой скалы я видел над морем ее паруса. Шлюпки
тащили ее в бухту. Но они не сумели обогнуть риф, и шхуна много раз
задевала его. Теперь ее вывели на отмель и там чинят. На борту восемь
белых. С ними женщины с какого-то острова далеко к востоку. Женщины
говорят на языке, похожем на наш, только не совсем. Но мы их понимаем. Они
сказали, что люди со шхуны их похитили. Может, это и правда, но они
танцуют и поют и как будто довольны.
- Ну, а мужчины? - прервал его Гриф.
- Говорят они по-французски, это я знаю, ведь раньше на твоей шхуне
плавал помощник, который говорил по-французски. Двое из них главные, и они
не похожи на других. У них голубые, как у тебя, глаза, и они дьяволы. Один
- самый большой дьявол, другой - поменьше, остальные шестеро - тоже
дьяволы. Они не платят нам ни за ямс, ни за таро и плоды хлебного дерева.
Так они убили Тори, И Тати-Тори, и Петоо, и других. Мы не можем драться с
ними, потому что у нас нет винтовок, только два или три старых ружья.
Они обижают наших женщин. А когда Мотуаро заступился за Наумоо, они
его убили и увели Наумоо к себе на шхуну. За это же убили Пилзаха. Главный
дьявол выстрелил в него один раз, когда Пилзах греб на своем вельботе, а
потом еще два раза, когда он полз вверх по берегу. Пилзах был храбрый
человек, и теперь Нотуту сидит в своем доме и плачет. Многие испугались и
убежали в горы к козам. Но в горах на всех не хватает еды. А кто остался
внизу, те боятся выходить на рыбную ловлю и больше не работают в своих
садах, потому что эти дьяволы все отнимают. Мы хотим драться, Большой
брат, нам нужны ружья и много патронов. Я послал сказать нашим, что поплыл
к тебе, и они теперь ждут. Белые люди со шхуны не знают, что вы здесь. Дай
мне лодку и ружья, и я вернусь, пока темно. Когда вы завтра подойдете к
берегу, мы будем готовы. Ты дашь знак, и мы нападем на чужих белых и убьем
их. Их нужно убить. Большой брат, ты всегда был нам как родной; все у нас
молятся многим богам, чтобы ты пришел. И ты пришел.
- Я поеду вместе с тобой, - сказал Гриф.
- Нет, Большой брат, - ответил Маурири, - ты должен остаться на
шхуне. Чужие белые будут бояться шхуны, а не нас. Ты дашь нам ружья, но
они этого не будут знать. Они испугаются только тогда, когда увидят твою
шхуну. Пошли на лодке этого юношу.
И вот Браун, взволнованный предвкушением романтических приключений, о
которых он столько читал в книгах и столько мечтал, но которых еще не
испытал в жизни, занял свое место на корме вельбота, нагруженного ружьями
и патронами; четверо матросов с Райатеи взялись за весла,
смугло-золотистый фавн, добравшийся вплавь, сел за руль, и лодка нырнула в
теплую тропическую ночь, направляясь к полулегендарному острову любви -
Фуатино, который оказался во власти пиратов двадцатого века.
2
Если провести линию между Джалуитом (в группе Маршальских островов) и
Бугенвилем (Соломоновы острова) и если двумя градусами южнее экватора эту
линию пересечь другой прямой, проведенной от Укуора (Каролинские острова),
то здесь, на этом омытом солнцем участке моря, мы найдем гористый остров
Фуатино, населенный племенами, родственными гавайцам, таитянам, маори и
самоанцам. Он составляет самое острие обращенного на запад клина, вбитого
Полинезией между Меланезией и Микронезией. Вот этот-то остров Фуатино и
увидел на следующее утро Гриф в двух милях к востоку от шхуны, на одной
линии с подымающимся солнцем. Дул все тот же слабый, едва ощутимый бриз, и
"Стрела" скользила по гладкому морю со скоростью, какая сделала бы честь
любой шхуне даже при ветре в три раза более сильном.
Фуатино был не что иное, как древний вулкан, поднятый со дна моря
каким-то доисторическим катаклизмом. Западную сторону кратера размыло
морем, и она обвалилась, образовав вход внутрь кратера, который теперь
представлял собой бухту. Фуатино, таким образом, походил на неровную
подкову, обращенную пяткой на запад. К проходу в подкове и направлялась
"Стрела". Капитан Гласс, стоявший на палубе с биноклем в руке то и дело
сверявшийся с самодельной картой, которую он разостлал на палубе рубки,
вдруг выпрямился, и на его лице появилось выражение не то тревоги, не то
покорности.
- Начинается, - сказал он. - Это малярия. Но я не ждал приступа
раньше завтрашнего утра. Она меня всегда здорово треплет, мистер Гриф.
Через пять минут я уже ничего не буду соображать. Придется вам самому
вводить шхуну в бухту. Бой, готовь койку! Грелку и побольше одеял! Море
сейчас так спокойно, мистер Гриф, что вам, я думаю, удастся благополучно
проскочить большой риф. Держите по ветру и хорошенько разгоните судно.
Только одна "Стрела" во всем Тихом океане способна на такой маневр, и я
уверен, что вы его сделаете. Идите вплотную к Большой скале и следите за
грота-гиком.
Он говорил быстро, словно пьяный: затуманенное сознание с трудом
боролось со все нарастающим приступом малярии. Когда он, шатаясь,
направился к каюте, его лицо стало багровым и все пошло пятнами, как при
воспалении или гангрене. Глаза вылезли из орбит и остекленели, руки
тряслись, зубы стучали от озноба.
- Через два часа начну потеть, - еле выговорил он с мертвенной
улыбкой на губах. - Потом еще два часа, и все будет в порядке. Уж я изучил
эти проклятые приступы. С первой минуты до последней... Ввв-ы бб...
Речь его превратилась в невнятное бормотание, и, с трудом держась на
ногах, он сполз по трапу в свою каюту; Гриф занял его место. "Стрела"
только что подошла к проходу. На концах подковы возвышались две скалистые
горы высотой около тысячи футов. Они вырастали из моря и соединялись с
островом лишь узкими и низкими перешейками. Между горами оставалось
пространство в полмили, почти сплошь перегороженное коралловым рифом,
отходившим от южного конца подковы. Проход, который капитан Гласс называл
щелью, извивался между рифами, загибаясь к северной горе, и тут тянулся у
самого подножия отвесного утеса. В этом месте грота-гик, вынесенный за
левый борт шхуны, то и дело касался скалы. Гриф, стоявший у
противоположного борта, видел, что дно здесь на глубине всего двух сажен и
что прямо из-под шхуны оно круто поднимается вверх. Впереди шел вельбот:
он тянул за собой шхуну, которую иначе могло бы снести на риф отражавщимся
от утеса ветром. Гриф ввел шхуну в проход, воспользовавшись благоприятным
бризом, и обогнул большой риф без повреждений. Шхуна, правда, царапнула по
рифу, но так легко, что медная обшивка не пострадала.
Перед Грифом открылась бухта Фуатино. Ее водная гладь представляла
собой правильный круг около пяти миль в диаметре, вписанный в белые
коралловые берега, от которых поднимались одетые зеленью склоны, выше
переходившие в мрачные стены кратера. Зубчатые гребни этих стен
распадались на острые вулканические пики, вокруг которых шапками стояли
принесенные пассатами облака. Каждая впадинка, каждая расщелина в
выветрившейся лаве давали приют деревьям и ползучим, взбирающимся вверх
лозам - зеленая пена растительности покрывала скалы. Горные потоки,
обозначенные лентами тумана, извивались по крутым склонам высотой в
несколько сот футов. Теплый и влажный воздух был напоен ароматом желтой
кассии.
Лавируя против слабого ветра, "Стрела" вошла в бухту. Гриф приказал
поднять вельбот и стал рассматривать берег в бинокль. Нигде не видно было
признаков жизни. Все спало под палящими лучами тропического солнца. Никто
