день они наконец прибыли в Доусон, великое сражение все еще было впере-
ди.
В Доусоне было множество людей и еще больше собак, и Бэк видел, что
все собаки работают. Повидимому, здесь это было в порядке вещей. Целый
день длинные собачьи упряжки проезжали по главной улице, и даже ночью не
утихал звон бубенцов. Собаки везли бревна для построек, и дрова, и вся-
кие грузы на прииски. Они выполняли всю ту работу, какую в долине Сан-
та-Клара выполняли лошади. Попадались между ними и южане, но большинство
были псы местной породы, потомки волков. С наступлением темноты неизмен-
но в девять, в двенадцать и в три часа ночи они заводили свою ночную
песнь, жуткий и таинственный вой. И Бэк с удовольствием присоединял к
нему свой голос.
В такие ночи, когда над головой ледяным заревом горело северное сия-
ние или звезды от холода плясали в небе, а земля цепенела и мерзла под
снежным покровом, эта собачья песнь могла показаться вызовом, брошенным
самой жизнью, если бы не ее минорный тон, ее протяжные и тоскливые пере-
ливы, похожие на рыдания. Нет, в ней звучала скорее жалоба на жизнь, на
тяжкие муки существования. То была старая песнь, древняя, как их порода
на земле, одна из первых песен юного мира в те времена, когда все песни
были полны тоски. Она была проникнута скорбью бесчисленных поколений,
эта жалоба, так странно волновавшая Бэка. Вместе с чужими собаками он
стонал и выл от той же муки бытия, от которой выли его дикие предки, от
того же суеверного ужаса перед тайной холода и ночи. И то, что отзвуки
этой древней тоски волновали Бэка, показывало, как безудержно он сквозь
века мирной оседлой жизни у очага человека возвращается назад к тем ди-
ким, первобытным временам, когда рождался этот вой.
Через семь дней после прихода в Доусон они вновь спустились по круто-
му берегу на лед Юкона и двинулись в обратный путь, к Дайе и Соленой Во-
де. Перро вез теперь почту еще более срочную, чем та, которую он доста-
вил в Доусон. Притом он уже вошел в азарт и решил поставить годовой ре-
корд скорости. Целый ряд обстоятельств благоприятствовал этому. Собаки
после недельного отдыха восстановили свои силы и были в хорошем состоя-
нии. Тропа, проложенная ими в снегу, была уже хорошо укатана другими пу-
тешественниками. И к тому же на этой дороге в двух-трех местах полиция
открыла склады провианта для собак и людей, так что они могли выехать в
обратный путь налегке.
В первый же день они прошли пятьдесят миль вверх по Юкону, а к концу
второго уже приближались к Пелли, но такая замечательная скорость стоила
Франсуа немалых хлопот и волнений. Бунт, поднятый Бэком, нарушил слажен-
ность упряжки. Собаки уже не бежали дружно, все как одна. Поощренные
заступничеством Бэка за бунтовщиков, они частенько озорничали. Шпица
больше не боялись так, как следовало бояться вожака. Прежний страх перед
ним исчез, и не только Бэк, но и другие собаки теперь не признавали его
первенства. Раз вечером Пайк украл у Шпица половину рыбины и, под защи-
той Бэка, тут же сожрал ее. В другой раз Даб и Джо напали на Шпица, пре-
дупредив заслуженную ими трепку. И даже добряк Билли утратил долю своего
добродушия и повизгивал далеко не так заискивающе, как прежде. А Бэк -
тот всякий раз, как проходил мимо Шпица, ворчал и грозно ощетинивался. И
вообще он вел себя настоящим забиякой и любил нахально прогуливаться пе-
ред самым носом Шпица.
Падение дисциплины сказалось и на отношениях между другими собаками.
Они грызлись чаще прежнего, и по временам лагерь превращался в настоящий
ад. Только Дэйв и Соллекс вели себя, как всегда, хотя и они стали беспо-
койнее, - их порядком раздражала эта беспрерывная грызня вокруг. Франсуа
ругался непонятными словами, в бессильном гневе топал ногами и рвал на
себе волосы. Бич его постоянно свистел над спинами собак, но толку от
этого было мало. Стоило Франсуа отвернуться - и все начиналось снова. Он
защищал Шпица, а Бэк - всех остальных. Франсуа отлично знал, что всему
виной Бэк, а Бэк понимал, что погонщик это знает. Но пес был так хитер,
что уличить его было невозможно. Он хорошо работал в упряжке, потому что
это стало для него удовольствием. Но еще большее удовольствие ему дос-
тавляло исподтишка вызвать драку между товарищами и потом замести следы.
Однажды на привале у устья Тэхкины Даб вечером, после ужина, вспугнул
зайца, но не успел его схватить. Мигом вся свора кинулась в погоню за
добычей. В ста ярдах от лагеря была станция северо-западной полиции, где
держали полсотни собак, и они все приняли участие в охоте. Заяц пробежал
по льду реки и, свернув на замерзший ручеек, мчался дальше, легко прыгая
по глубокому снегу, а собаки, более тяжелые, проваливались на каждом ша-
гу. Бэк бежал впереди всей своры из шестидесяти собак, огибая одну излу-
чину за другой, но догнать зайца не мог. Он распластался на бегу и виз-
жал от вожделения. Его великолепное тело в мертвеннобелом свете луны
стремительно мелькало в воздухе. И, как белый призрак морозной ночи, за-
яц так же стремительно летел впереди.
Те древние инстинкты, что в известную пору года гонят людей из шумных
городов в леса и поля убивать живых тварей свинцовыми шариками, теперь
проснулись в Бэке, и в нем эта кровожадность и радость умерщвления были
бесконечно более естественны. Он мчался впереди всей своры в бешеной по-
гоне за добычей, за этим живым мясом, чтобы впиться в него зубами, убить
и в теплую кровь погрузить морду до самых глаз.
Есть экстаз, знаменующий собою вершину жизни, высшее напряжение жиз-
ненных сил. И парадоксально то, что экстаз этот есть полнота ощущения
жизни и в то же время - полное забвение себя и всего окружающего. Такой
самозабвенный восторг приходит к художникутворцу в часы вдохновения. Он
охватывает воина на поле брани, и воин в упоении боя разит без пощады. В
таком именно экстазе Бэк во главе стаи, с древним победным кличем вол-
ков, гнался за добычей, мчавшейся впереди в лунном свете. Экстаз этот
исходил из неведомых ему самому недр его существа, возвращая его в глу-
бину времен. Жизнь кипела в нем, вставала бурным разливом, и каждый мус-
кул, каждая жилка играли, были в огне, и радость жизни претворялась в
движение, в эту исступленную скачку под звездами по мертвой, застывшей
от холода земле.
Шпиц, хладнокровный и расчетливый даже в моменты самого буйного азар-
та, отделился от стаи и побежал наперерез зайцу через узкую косу, вокруг
которой речка делала поворот. Бэк этого не заметил: он, огибая излучину,
видел только мелькавший впереди белый призрак зайца. Вдруг другой белый
призрак, побольше первого, прыгнул с береговой кручи прямо на дорогу пе-
ред зайцем. Это был Шпиц. Заяц не мог повернуть назад. Шпиц еще на лету
вонзил зубы ему в спину, и заяц крикнул, как кричит в муке человек. Ус-
лышав этот вопль Жизни, которая в разгаре своем попала в железные
объятия Смерти, вся свора, бежавшая за Бэком, дико взвыла от восторга.
Молчал только Бэк. Не останавливаясь, он налетел на Шпица, да так
стремительно, что не успел схватить его за горло. Они упали и покати-
лись, взметая снег. Шпиц первый вскочил на ноги - так быстро, словно и
не падал, - укусил Бэка за плечо и прыгнул в сторону. Челюсти его дважды
сомкнулись мертвой хваткой, как железные челюсти капкана, он отскочил,
чтобы лучше разбежаться для прыжка, и зарычал, вздернув верхнюю губу и
оскалив зубы.
Бэк почувствовал, что настал решительный миг, что эта схватка будет
не на жизнь, а на смерть. Когда они, заложив назад уши, с рычанием кру-
жили друг около друга, настороженно выжидая удобного момента для нападе-
ния, Бэку вдруг показалось, что все это ему знакомо, что это уже было
когда-то: белый лес кругом, белая земля, и лунный свет, и упоение боя. В
белом безмолвии вокруг было что-то призрачное. Ни малейшего движения в
воздухе, ни шелеста, не дрожал на дереве ни один засохший лист, и только
пар от дыхания собак медленно поднимался в морозном воздухе.
Эти плохо прирученные потомки волков быстро покончили с зайцем и те-
перь в напряженном, безмолвном ожидании окружили кольцом сражающихся.
Глаза у всех горели, пар из раскрытых пастей медленно поднимался вверх.
И вся эта картина из каких-то первобытных времен не была для Бэка ни но-
вой, ни странной. Казалось, что так было всегда, что это в порядке ве-
щей.
Шпиц был опытным бойцом. На своем пути от Шпицбергена через всю Арк-
тику и Канаду и Бесплодную Землю он встречал всевозможных собак и всех
их одолевал и подчинял себе. Ярость его была страшна, но никогда не ос-
лепляла его. Обуреваемый жаждой терзать и уничтожать, он, однако, ни на
миг не забывал, что и противником его владеет такая же страсть. Никогда
он не нападал, не подготовившись встретить ответный натиск. Никогда не
начинал атаки, не обеспечив себе заранее успеха.
Тщетно Бэк пытался вонзить зубы в шею этого громадного белого пса.
Как только он нацеливался клыками на незащищенное место, его встречали
клыки Шпица. И клык ударялся о клык, морды у обоих были в крови, а Бэку
все никак не удавалось обмануть бдительность врага. Он разгорячился и
ошеломил Шпица вихрем внезапных натисков. Снова и снова нацеливался он
на снежно-белое горло, в котором биение жизни слышалось так близко, но
Шпиц всякий раз, укусив его, отскакивал. Тогда Бэк пустил в ход другой
маневр: делая вид, что хочет вцепиться Шпицу в горло, он внезапно отдер-
гивал назад голову и, извернувшись, ударял Шпица плечом, как тараном,
стараясь повалить его. Но Шпиц успевал укусить его в плечо и легко отс-
какивал в сторону.
Шпиц был еще совершенно невредим, а Бэк обливался кровью и дышал тя-
жело. Схватка становилась все ожесточеннее. Окружившие их кольцом собаки
в полном молчании ждали той минуты, когда кто-нибудь из двух упадет, и
готовились доконать побежденного. Когда Бэк запыхался, Шпиц от обороны
перешел к наступлению и не давал ему передышки. Бэк уже шатался. Один
раз он даже упал - и все шестьдесят собак в тот же миг вскочили на ноги.
Но Бэк одним прыжком взлетел с земли, и весь круг снова застыл в ожида-
нии.
У Бэка было то, что и человека и зверя делает великим: воображение. В
борьбе он слушался инстинкта, но и мозг его не переставал работать. Он
бросился на врага, как будто намереваясь повторить прежний маневр - удар
плечом, но в последний момент припал к земле и вцепился в левую переднюю
ногу Шпица. Захрустела сломанная кость, и белый пес оказался уже только
на трех ногах. Трижды пробовал Бэк повалить его наземь, потом, пустив в
ход тот же маневр, перегрыз ему правую переднюю ногу.
Несмотря на боль и беспомощное состояние, Шпиц делал бешеные усилия
удержаться на ногах. Он видел безмолвный круг собак, их горящие глаза,
высунутые языки и серебряный пар от их дыхания, поднимавшийся вверх.
Кольцо все теснее сжималось вокруг него, а он не раз видывал прежде, как
такое кольцо смыкалось вокруг побежденного в схватке. На этот раз побеж-
денным оказался он.
Участь его была решена. Бэк был беспощаден. Милосердие годилось
только для более мягкого климата. Он готовился нанести окончательный
удар. Собаки придвинулись уже так близко, что он ощущал на своих боках
их теплое дыхание. За спиной Шпица он видел припавшие к земле, подобрав-
шиеся для прыжка тела, глаза, жадно следившие за каждым его движением.
Наступила пауза. Все собаки замерли на месте, словно окаменев. Только
Шпиц весь дрожал и шатался, ощетинившись, грозно рыча, будто хотел испу-
гать надвигавшуюся смерть. Но вот Бэк кинулся на него - и тотчас отско-
чил. На этот раз удар плечом сделал свое дело.
Шпиц упал. Темное кольцо собак сомкнулось в одну точку на озаренном
луной снегу, и Шпиц исчез. А Бэк стоял и глядел, как победитель. Это
стоял торжествующий первобытный зверь, который убил и наслаждался этим.
