Через несколько минут нарты уже спускались с берега на речной лед.
Бэк услышал шум отъезжающих нарт и поднял голову. На его месте во главе
упряжки шел Пайк, коренником был Соллекс, а между ними впряжены Джо и
Тик. Все они хромали и спотыкались. На нартах поверх клади восседала
Мерседес, а Хэл шел впереди, у поворотного шеста. Позади плелся Чарльз.
Бэк смотрел им вслед, а Торнтон, опустившись подле него на колени,
своими жесткими руками бережно ощупывал его, проверяя, не сломана ли ка-
кая-нибудь кость. Он убедился, что пес Только сильно избит и страшно ис-
тощен голодовкой. Тем временем нарты уже отъехали на четверть мили. Че-
ловек и собака наблюдали, как они ползли по льду. Вдруг на их глазах за-
док нарт опустился, словно нырнув в яму, а шест взвился в воздух вместе
с ухватившимся за него Хэлом. Донесся вопль Мерседес. Затем Бэк и Торн-
тон увидели, как Чарльз повернулся и хотел бежать к берегу, но тут весь
участок льда под ними осел, и все скрылось под водой - и люди и собаки.
На этом месте зияла огромная полынья. Ледяная дорога рушилась.
Джон Торнтон и Бэк посмотрели друг другу в глаза.
- Ах, ты, бедняга! - сказал Джон Торнтон. И Бэк лизнул ему руку.
VI
ИЗ ЛЮБВИ К ЧЕЛОВЕКУ
Когда в декабре Джон Торнтон отморозил ноги, товарищи устроили его
поудобнее на стоянке и оставили тут, пока не поправится, а сами ушли
вверх по реке заготовлять бревна, которые они сплавляли в Доусон Торнтон
еще немного хромал в то время, когда спас Бэка, но с наступлением теплой
погоды и эта легкая хромота прошла А Бэк все долгие весенние дни лежал
на берегу, лениво смотрел, как течет река, слушал пение птиц, гомон вес-
ны, и силы постепенно возвращались к нему.
Сладок отдых тому, кто пробежал три тысячи миль. И, по правде говоря,
в то время как заживали раны, крепли мускулы, а кости снова обрастали
мясом, Бэк все больше и больше разленивался. Впрочем, тут все бездельни-
чали - не только Бэк, но и сам Торнтон, и Скит, и Ниг - в ожидании, ког-
да придет плот, на котором они отправятся в Доусон. Скит, маленькая сука
из породы ирландских сеттеров, быстро подружилась с Бэком - еле живой,
он неспособен был отвергнуть ее ласки и заботы. Скит, как и некоторые
другие собаки, обладала инстинктивным уменьем врачевать раны и болезни.
Как кошка вылизывает своих котят, так она вылизывала и зализывала раны
Бэка. Каждое утро, выждав, пока Бэк поест, она выполняла свои добро-
вольные обязанности, и в конце концов он стал принимать ее заботы так же
охотно, как заботы Торнтона. Ниг, помесь ищейки с шотландской борзой,
тоже настроенный дружелюбно, но более сдержанный, был громадный черный
пес с веселыми глазами и неисчерпаемым запасом добродушия.
К удивлению Бэка, эти собаки ничуть не ревновали к нему хозяина и не
завидовали ему. Казалось, им передалась доброта и великодушие Джона
Торнтона. Когда Бэк окреп, они стали втягивать его в веселую возню, в
которой иной раз, не удержавшись, принимал участие и Торнтон.
Так Бэк незаметно для себя совсем оправился и начал новую жизнь.
Впервые он узнал любовь, любовь истинную и страстную. Никогда он не лю-
бил так никого в доме судьи Миллера, в солнечной долине Санта-Клара. К
сыновьям судьи, с которыми он охотился и ходил на далекие прогулки, он
относился по-товарищески, к маленьким внучатам - свысока и покрови-
тельственно, а к самому судье - дружески, никогда не роняя при этом сво-
его величавого достоинства. Но только Джону Торнтону суждено было пробу-
дить в нем пылкую любовь, любовь-обожание, страстную до безумия.
Торнтон спас ему жизнь - и это уже само по себе что-нибудь да значи-
ло. А кроме того, этот человек был идеальным хозяином. Другие люди забо-
тились о своих собаках лишь по обязанности и потому, что им это было вы-
годно. А Торнтон заботился о них без всякого расчета, как отец о детях,
- такая уж у него была натура. Мало того, он никогда не забывал порадо-
вать собаку приветливым и ободряющим словом, любил подолгу разговаривать
с ними (он называл это "поболтать"), и беседы эти доставляли ему не
меньшее удовольствие, чем им. У Торнтона была привычка хватать Бэка обе-
ими руками за голову и, упершись в нее лбом, раскачивать пса из стороны
в сторону, осыпая его при этом всякими бранными прозвищами, которые Бэк
принимал как ласкательные. Для Бэка не было большей радости, чем эта
грубоватая ласка, сопровождаемая ругательствами, и когда хозяин так тор-
мошил его, сердце у него от восторга готово было выскочить. Как только
Торнтон наконец отпускал его, он вскакивал, раскрыв пасть в улыбке, и
взгляд его был красноречивее слов, горло сжималось от чувств, которых он
не мог выразить. А Джон Торнтон, глядя на него, застывшего на месте, го-
ворил с уважением: "О господи! Этот пес - что человек, только говорить
не умеет!.."
Бэк выражал свою любовь способами, от которых могло не поздоровиться.
Он, например, хватал зубами руку Торнтона и так крепко сжимал челюсти,
что на коже долго сохранялся отпечаток его зубов. Но хозяин понимал, что
эта притворная свирепость - только ласка, точно так же, как Бэк понимал,
что ругательными прозвищами его наделяют от избытка нежности.
Чаще всего любовь Бэка проявлялась в виде немого обожания. Хотя он
замирал от счастья, когда Торнтон трогал его или разговаривал с ним, он
сам не добивался этих знаков расположения. В противоположность Скит, ко-
торая, подсовывая морду под руку Торнтона, тыкалась в нее носом, пока он
не погладит ее, или Нигу, имевшему привычку лезть к хозяину и класть
свою большую голову к нему на колени, Бэк довольствовался тем, что обо-
жал его издали. Он мог часами лежать у ног Торнтона, с напряженным вни-
манием глядя ему в лицо и словно изучая его. Он с живейшим интересом
следил за каждой переменой в этом лице, за каждым мимолетным его выраже-
нием. А иногда ложился подальше, сбоку или позади хозяина, и оттуда наб-
людал за его движениями. Такая тесная близость создалась между человеком
и собакой, что часто, почувствовав взгляд Бэка, Торнтон поворачивал го-
лову и молча глядел на него. И каждый читал в глазах другого те чувства,
что светились в них.
Еще долгое время после своего спасения Бэк беспокоился, когда не ви-
дел вблизи Торнтона. С той минуты, как Торнтон выходил из палатки и пока
он не возвращался в нее, пес ходил за ним по пятам. У Бэка здесь, на Се-
вере, уже несколько раз менялись хозяева, и он, решив, что постоянных
хозяев не бывает, боялся, как бы Торнтон не ушел из его жизни, как ушли
Перро и Франсуа, а потом шотландец. Даже во сне этот страх преследовал
его, и часто, просыпаясь, Бэк вылезал, несмотря на ночной холод, из сво-
его убежища, пробирался к палатке и долго стоял у входа, прислушиваясь к
дыханию хозяина.
Однако, несмотря на великую любовь К Джону Торнтону, которая, каза-
лось, должна была оказать на Бэка смягчающее и цивилизующее влияние, в
нем не заглохли склонности диких предков, разбуженные Севером. Верность
и преданность - черты, рождающиеся под сенью мирных очагов, были ему
свойственны, но наряду с этим таились в нем жестокость и коварство дика-
ря. Это больше не была собака с благодатного Юга, потомок многих приру-
ченных поколений - нет, это был первобытный зверь, пришедший из дикого
леса к костру Джона Торнтона. Великая любовь к этому человеку не позво-
ляла Бэку красть у него пищу, но у всякого другого, во всяком другом ла-
гере он крал бы без зазрения совести, тем более что благодаря своей зве-
риной хитрости мог проделывать это безнаказанно.
Морда его и тело хранили во множестве следы собачьих зубов, и в дра-
ках с другими собаками он проявлял и теперь такую же свирепость и еще
большую изобретательность, чем раньше. Скит и Ниг были смирные и добрые
собаки, с ними он не грызся, - кроме того, это ведь были собаки Джона
Торнтона. Но если подвертывался чужой пес все равно, какой породы и си-
лы, то он должен был немедленно признать превосходство Бэка, иначе ему
предстояла схватка не на жизнь, а на смерть с опасным противником. Бэк
был беспощаден. Он хорошо усвоил закон дубины и клыка и никогда не давал
никому потачки, никогда не отступал перед врагом, стремясь во что бы то
ни стало уничтожить его. Этому он научился от Шпица, от драчливых поли-
цейских и почтовых собак. Он знал, что середины нет - либо он одолеет,
либо его одолеют, и щадить врага - это признак слабости. Милосердия пер-
вобытные существа не знали. Они его принимали за трусость. Милосердие
влекло за собой смерть. Убивай или будешь убит, ешь или тебя съедят -
таков первобытный закон жизни. И этому закону, дошедшему до него из глу-
бины времен, повиновался Бэк.
Он был старше того времени, в котором жил, той жизни, что шла вокруг.
В нем прошлое смыкалось с настоящим, и, как мощный ритм вечности, голоса
прошлого и настоящего звучали в нем попеременно, - это было как прилив и
отлив, как смена времен года. У костра Джона Торнтона сидел широкогрудый
пес с длинной шерстью и белыми клыками. Но за ним незримо теснились тени
всяких других собак, полуприрученных и диких. Они настойчиво напоминали
о себе, передавали ему свои мысли, смаковали мясо, которое он ел, жажда-
ли воды, которую он пил, слушали то, что слушал он, и объясняли ему зву-
ки дикой лесной жизни. Они внушали ему свои настроения и порывы, подска-
зывали поступки, лежали рядом, когда он спал, видели те же сны и сами
являлись ему во сне.
И так повелителен был зов этих теней, что с каждым днем люди и их
требования все больше отходили в сознании Бэка на задний план. Из глуби-
ны дремучего леса звучал призыв, таинственный и манящий, и, когда Бэк
слышал его, он испытывал властную потребность бежать от огня и утоптан-
ной земли туда, в чащу, все дальше и дальше, неведомо куда, неведомо за-
чем.
Да он и не раздумывал, куда и зачем: зову этому невозможно было про-
тивиться. Но когда Бэк оказывался в зеленой сени леса, на мягкой, нехо-
женой земле, любовь к Джону Торнтону всякий раз брала верх и влекла его
назад, к костру хозяина.
Только Джон Торнтон и удерживал его. Все другие люди для Бэка не су-
ществовали. Встречавшиеся в дороге путешественники иногда ласкали и хва-
лили его, но он оставался равнодушен к их ласкам, а если кто-нибудь
слишком надоедал ему, он вставал и уходил. Когда вернулись компаньоны
Торнтона, Ганс и Пит, на долгожданном плоту, Бэк сперва не обращал на
них ровно никакого внимания, а позднее, сообразив, что они близки Торн-
тону, терпел их присутствие и снисходительно, словно из милости, прини-
мал их любезности. Ганс и Пит были люди такого же склада, как Джон Торн-
тон, - люди с широкой душой, простыми мыслями и зоркими глазами, близкие
к природе. И еще раньше, чем они доплыли до Доусона и ввели свой плот в
бурные воды у лесопилки, они успели изучить Бэка и все его повадки и не
добивались от него той привязанности, какую питали к ним Ниг и Скит.
Но к Джону Торнтону Бэк привязывался все сильнее и сильнее. Торнтон
был единственный человек, которому этот пес позволял во время летних пе-
реходов навьючивать ему на спину кое-какую поклажу. По приказанию Торн-
тона Бэк был готов на все. Однажды (это было в ту пору, когда они, сде-
лав запасы провизии на деньги, вырученные за сплавленный лес, уже двину-
лись из Доусона к верховьям Тананы) люди и собаки расположились на уте-
се, который отвесной стеной высился над голой каменной площадкой, лежав-
шей на триста футов ниже. Джон Торнтон сидел у самого края, а Бэк - с
ним рядом, плечо к плечу. Вдруг Торнтону пришла в голову шальная мысль,
и он сказал Гансу и Питу, что сейчас проделает один опыт.
- Прыгай, Бэк! - скомандовал он, указывая рукой вниз, в пропасть.
В следующее мгновение он уже боролся с Бэком, изо всех сил удерживая
его на краю обрыва, а Ганс и Пит оттаскивали их обоих назад, в безопас-
