Он приехал в Соединенные Штаты для того, чтобы участвовать в мужской
игре, а не в женской; но и Мужчин он еще не успел узнать. Они казались
ему изнеженными, физически слабыми; однако под этой видимой слабостью он
угадывал хватку крутых дельцов, прикрытую внешним лоском и обходи-
тельностью; чтото кошачье было в них. Втречаясь с ними в клубах, он
спрашивал себя: можно ли принимать за чистую монету дружелюбное отноше-
ние их к нему и скоро ли они, выпустив когти, начнут царапать его и
рвать на куски? "Все дело в том, - думал он, - чего от них ждать, когда
игра пойдет всерьез". Он питал к ним безотчетное недоверие: "Скользкие
какие-то, не ухватишь". Случайно услышанные сплетни подтверждали его
суждение. С другой стороны, в них чувствовалась известная мужская прямо-
та, это обязывает вести игру честно. В драке они, конечно, выпустят ког-
ти, это вполне естественно, но все же царапаться и кусаться они будут
согласно правилам. Таково было общее впечатление, которое произвели на
него будущие партнеры, хотя он, разумеется, отлично понимал, что среди
них неизбежно найдется и несколько отъявленных негодяев.
Харниш посвятил первые месяцы своего пребывания в Сан-Франциско изу-
чению особенностей и правил игры, в которой ему - предстояло принять
участие. Он даже брал уроки английского языка и отвык от самых грубых
своих ошибок, но в минуты волнения он мог, забывшись, по-прежнему ска-
зать "малость", "ничего не скажешь" или что-нибудь в этом роде. Он нау-
чился прилично есть, одеваться и вообще держать себя, как надлежит циви-
лизованному человеку; но при все том он оставался самим собой, излишней
почтительности не проявлял и весьма бесцеремонно пренебрегал приличиями,
если они становились ему поперек дороги. К тому же, не в пример другим,
менее независимым новичкам из захолустных или далеких мест, он не благо-
говел перед божками, которым поклоняются различные племена цивилизован-
ного общества. Он и прежде видел тотемы и хорошо знал, какая им цена.
Когда ему наскучило быть только зрителем, он поехал в Неваду, где уже
началась золотая горячка, чтобы, как он выразился, немного побаловаться.
Баловство, затеянное им на фондовой бирже в Тонопа, продолжалось ровно
десять дней; Харниш, бешено играя на повышение, втянул в игру более ос-
торожных биржевиков и так прижал их, что они рады были, когда он уехал,
увозя полмиллиона чистого выигрыша. Вернулся он в Сан-Франциско в свою
гостиницу очень довольный. "Баловство" пришлось ему по вкусу, и желание
поиграть в эту новую игру все сильнее обуревало его.
Снова он стал сенсацией. "Время-не-ждет" - опять запестрело в огром-
ных газетных заголовках. Репортеры осаждали его. В редакциях газет и
журналов раскапывали архивы, и легендарный Элам Харниш, победитель моро-
зов, король Клондайка и Отец старожилов, стал неотъемлемой принадлеж-
ностью утреннего завтрака в миллионах семейств наряду с поджаренным хле-
бом и прочей снедью. Волей-неволей, даже раньше назначенного им самим
срока, он оказался втянутым в игру. Финансисты, биржевые маклеры и все
выброшенные за борт, все обломки крушений в мутном море спекулятивной
игры хлынули к берегам его одиннадцати миллионов. Чтобы хоть отчасти ог-
радить себя, он вынужден был открыть контору. Он сумел привлечь партне-
ров, и теперь, уже не спрашивая его согласия, они сдавали ему карты,
требовали, чтобы он вступил в игру.
Ну что ж, он не прочь, он им покажет, невзирая на злорадные проро-
чества, что он очень скоро продуется, - пророчества, сопровождаемые до-
гадками о том, как эта деревенщина будет вести игру, и описаниями его
дикарской наружности.
Сначала он занимался пустяками - "чтобы выиграть время", как он
объяснил Голдсуорти, с которым подружился в клубе Алта-Пасифик и по ре-
комендации которого прошел в члены клуба. И благо ему, что он поостерег-
ся: он был искренне потрясен обилием мелких акул - "сухопутных акул",
как он называл их, - кишевших вокруг него. Он видел их насквозь и диву
давался, что добычи хватает на такое огромное множество ртов. Все они
были столь явные мошенники и проходимцы, что Харнишу просто не верилось,
чтобы они могли кому-нибудь втереть очки.
Но очень скоро он узнал, что бывают и другие акулы.
Голдсуорти относился к нему не просто как к члену своего клуба, а
почти как к брату родному: давал советы, покровительствовал ему, знако-
мил с местными дельцами. Семья Голдсуорти жила в прелестной вилле около
Мэнло-Парка, и на этой вилле Харниш провел не одно воскресенье, наслаж-
даясь таким утонченным домашним уютом, какой ему и не снился. Голдсуорти
был страстный любитель цветов и вдобавок до самозабвения увлекался раз-
ведением ценных пород домашней птицы. И та и другая мания крайне забав-
ляли Харниша, служили ему неиссякаемым источником добродушных насмешек.
В его глазах такие невинные слабости только доказывали душевное здоровье
Голдсуорти, и это еще сильнее располагало к нему. Состоятельный, преус-
певающий делец, не страдающий чрезмерным честолюбием, игрок, который до-
вольствуется небольшими выигрышами и никогда не станет впутываться в
крупную игру, - таково было мнение Харниша о Голдсуорти.
В одно из воскресений Голдсуорти предложил ему дельце, небольшое, но
выгодное; речь шла о финансировании кирпичного завода в деревне Глен Эл-
лен. Харниш очень внимательно выслушал предложение своего друга. Оно по-
казалось ему весьма разумным; смущало его только то обстоятельство, что
уж больно мелкое это было дело да еще в совершенно чуждой ему отрасли;
но он все же согласился, чтобы сделать одолжение другу, ибо Голдсуорти
объяснил, что сам он уже вложил в завод небольшую сумму, а больше пока
не может, потому что хотя дело верное, но ему пришлось бы ради него сок-
ратить финансирование других предприятий. Харниш выложил пятьдесят тысяч
и сам потом, смеясь, рассказывал: "Я, конечно, влип, только Голдсуорти
тут ни при чем, это все его куры, чтоб им, и плодовые деревья".
Но урок пошел ему на пользу: он понял, что в мире бизнеса нет никаких
нравственных догм, и даже простое, нехитрое правило о верности тому, с
кем делишь хлеб-соль, не стоит внимания по сравнению с нерентабельным
кирпичным заводом и пятьюдесятью тысячами долларов наличными. Однако он
считал, что все разновидности акул одинаково плавают только на поверхно-
сти. Где-то на большой глубине, наверно, действуют люди порядочные и со-
лидные. С этими-то промышленными магнатами и финансовыми тузами он и ре-
шил вести дела. По его мнению, уже один размах, масштабы их операций и
коммерческой деятельности обязывали их к честной игре. Здесь не могло
быть места мелкому жульничеству и шулерским трюкам. Мелкий делец спосо-
бен обмануть покупателя, рассыпав по участку золотоносный песок, или
всучить лучшему Другу никудышный кирпичный завод, но в высших финансовых
сферах никто не станет заниматься такими пустяками. Там люди ставят себе
целью процветание своей страны, они прокладывают железные дороги, разви-
вают горную промышленность, открывают доступ к природным богатствам. Та-
кая игра должна по необходимости быть крупной и солидной.
"Не пристало им передергивать карты", - заключал он свои рассуждения.
Итак, он решил не связываться с маленькими людьми вроде Голдсуорти;
он поддерживал с ними приятельские отношения, но близко не сходился и не
дружил ни с кем. Не то, чтобы он чувствовал антипатию к маленьким людям,
например, к членам клуба Алта-Пасифик, - он просто не желал иметь их
партнерами в предстоящей ему крупной игре. В чем будет состоять эта иг-
ра, он еще и сам не знал; он ждал своего часа. А пока что он играл по
маленькой, вкладывая деньги в мелиорационные предприятия, и подстерегал
подходящий момент, чтобы развернуться вовсю.
Наконец случай свел его с самим Джоном Даусетом - с великим финансис-
том. Что это был именно случай, сомневаться не приходилось. Харниш, на-
ходясь в Лос-Анджелесе, совершенно случайно услышал, что на Санта-Ката-
лина отлично ловится тунец, и решил заехать на остров, вместо того что-
бы, как предполагал, вернуться прямым путем в Сан-Франциско. И тут-то он
и познакомился с Джоном Даусетом: нью-йоркский магнат, совершая путе-
шествие на Запад, с неделю пробыл на Санта-Каталина, прежде чем пус-
титься в обратный путь. Разумеется, Даусет слыхал о пресловутом короле
Клондайка, якобы обладателе тридцати миллионов, да и при личном зна-
комстве Харниш сумел заинтересовать его. Вероятно, личное знакомство и
породило идею, мелькнувшую в уме Даусета; но он ничем себя не выдал,
предпочитая дать ей окончательно созреть. Поэтому он разговаривал только
на самые общие темы и всеми силами старался завоевать расположение Хар-
ниша.
Даусет был первым крупным финансистом, с которым Харниш столкнулся
лицом к лицу, и это знакомство привело его в восхищение. В Даусете
чувствовалось столько добродушия, сердечной теплоты, он держался так
просто, без всякого высокомерия, что Харниш порой забывал, что его собе-
седник знаменитый Джон Даусет, председатель правления многих банков,
глава страховых обществ, по слухам - негласный союзник заправил Стандарт
Ойл и заведомый союзник Гугенхаммеров.
Под стать этой громкой славе была и внешность Даусета и все его по-
вадки. Харнишу, столько слышавшему о нью-йоркском миллионере, казалось,
что Даусет должен быть именно таким. Это был шестидесятилетний, убелен-
ный сединами старик, но руку он пожимал крепко, и вообще в нем не заме-
чалось никаких признаков дряхлости; походка оставалась быстрой и упру-
гой, все движения были уверенные, решительные; на щеках играл здоровый
румянец, тонкие, хорошо очерченные губы умели весело улыбаться в ответ
на шутку, ясные светло-голубые глаза под косматыми седыми бровями пытли-
во и прямо глядели в лицо собеседнику. Все в Даусете выдавало ум трезвый
и уравновешенный, и так четко работал этот ум, что Харниш мысленно срав-
нивал его со стальным механизмом. Даусет все знал и никогда не разбавлял
свою мудрость проявлениями жеманной чувствительности. Привычка повеле-
вать сквозила во всем его облике, каждое слово, каждый жест свиде-
тельствовали о могуществе и власти. В то же время он был приветлив и чу-
ток, и Харниш отлично понимал, как далеко до Даусета такому мелкому
дельцу, как Голдсуорти. Знал Харниш и о происхождении Даусета, предки
которого принадлежали к первым поселенцам Америки, о его заслугах в вой-
не с Испанией, о его отце Джоне Даусете, который вместе с другими банки-
рами оказывал помощь Северу в борьбе с Югом, о коммодоре Даусете, герое
кампании 1812 года, о генерале Даусете, заслужившем боевую славу в войне
за независимость, и, наконец, о том далеком родоначальнике, который вла-
дел землями и рабами в Новой Англии на заре ее истории.
- Это настоящий человек, - говорил Харниш по возвращении в Сан-Фран-
циско приятелю в курительной клуба. - Уверяю вас, Гэллон, он просто по-
разил меня. Правда, я всегда думал, что большие люди должны быть такие,
но теперь я увидел это своими глазами. Он из тех, кто большие дела дела-
ет. Стоит только поглядеть на него. Такие встречаются один на тысячу, уж
это верно. С ним стоит знаться. Игру свою он ведет азартно, не останав-
ливаясь ни перед чем, и, уж будьте спокойны, не бросит карты. Ручаюсь,
что он может проиграть или выиграть десять миллионов и глазом не морг-
нув.
Галлон, попыхивая сигарой, слушал эти панегирики и, когда Харниш
умолк, посмотрел на него с любопытством; но Харниш в эту минуту заказы-
вал коктейли и не заметил взгляда приятеля.
- Очевидно, он предложил вам какое-нибудь дело? - заметил Галлон.
- Ничего подобного, и не думал. За ваше здоровье!
Я просто хотел объяснить вам, что я теперь понимаю, как большие люди
большие дела делают. Знаете, у меня было такое чувство, как будто он
