пятницам предоставляется в распоряжение министров. Ложа № 27 второго яруса
резервируется каждый день для использования префектом Сены и главным
комиссаром парижской полиции".
Затем он показал параграф, приписанный красными чернилами:
"Ложа № 5 первого яруса предоставляется в распоряжение призрака Оперы на
все представления".
В этот момент Ришар и я встали, тепло пожали руки своим предшественникам
и поздравили их с очаровательной шуткой, которая показывала, что старое
французское чувство юмора по-прежнему живо. Ришар даже добавил, что теперь
он понимает, почему Дебьенн и Полиньи покидают свои посты: невозможно вести
дела Оперы и бороться с таким требовательным призраком.
- Конечно, - серьезно ответил Полиньи. - 240 000 франков не растут на
дереве. И вы понимаете, во что нам обходится зарезервированная для призрака
ложа номер пять первого яруса. Мы не можем продать абонемент на нее и
вынуждены вернуть деньги, которые постоянный зритель заплатил за нее. Это
ужасно! Мы не хотим работать, чтобы не поддерживать призрака! Мы
предпочитаем уйти.
- Да, мы предпочитаем уйти, - повторил Дебьенн. - И давайте сделаем это
сейчас. - Он встал.
- Но мне кажется, вы слишком добры к этому призраку, - сказал Ришар. -
Если бы я имел такое беспокойное привидение, я бы не колеблясь приказал
арестовать его.
- Где? Как? - воскликнул Полиньи. - Мы его никогда не видели.
- Даже когда он приходит в свою ложу?
- Мы его никогда не видели в ложе.
- Тогда почему бы не продать абонемент на нее?
- Абонемент на ложу призрака Оперы? Вот, мсье, вы и попробуйте!
Мы наконец покинули кабинет. Ришар и я никогда так не смеялись".
Глава 4
Ложа номер пять
Арман Мушармен написал такие обширные мемуары, что может возникнуть
вопрос, когда он находил время заниматься делами театра. Он не знал ни одной
ноты, но был в тесных отношениях с министром общественного образования и
изящных искусств, немного писал как репортер, кроме того, у него было
довольно большое состояние. Он обладал немалым обаянием, был умен, поскольку
своим партнером в Опере выбрал человека весьма достойного: он пошел прямо к
Фирмену Ришару.
Ришар был выдающимся композитором и настоящим джентльменом. Вот его
характеристика, опубликованная в "Театральном ревю" в период, когда он стал
одним из директоров Оперы:
"Фирмену Ришару около пятидесяти лет. Он высок ростом и широк в плечах,
но у него нет ни единой унции жира. Он обладает ярко выраженной
индивидуальностью и внушительной внешностью. Цвет его лица всегда свеж.
Волосы спадают довольно низко на лоб, и он их коротко стрижет. Лицо выглядит
слегка печальным, что смягчается откровенным взглядом и прекрасной улыбкой.
Фирмен Ришар - известный композитор, весьма искусный в гармонии и
контрапункте. Характерная черта его музыки - монументальность. Он
опубликовал несколько высоко оцененных критикой камерных пьес, фортепьянных
сонат и небольших сочинений, полных оригинальности. Наконец, его "Смерть
Геркулеса", исполняемая на концертах в консерватории, несет эпическое
влияние Глюка, мастера, перед которым мсье Ришар испытывает благоговение.
Хотя он обожает Глюка, однако Пиччинни любит не меньше. Преисполненный
преклонения перед Пиччинни, он отдает дань уважения и Мейерберу, восхищается
Чимарозой, кроме того, никто другой так высоко не ценит гений Вебера. Что же
касается Вагнера, мсье Ришар не далек от того, чтобы считаться первым и,
вероятно, единственным человеком во Франции, который понимает его музыку".
На этом закончу цитату. Она явно подразумевает, как мне кажется, что если
Фирмен Ришар любит почти всех композиторов то обязанность всех композиторов
- любить Фирмена Ришара. Чтобы довершить этот набросок, добавлю, что
характер его был далеко не ангельским - иначе говоря, он отличался довольно
крутым нравом.
На протяжении тех первых дней, которые партнеры провели в Опере, они были
поглощены удовольствием ощущать себя хозяевами такого громадного и
великолепного предприятия и, без сомнения, забыли об истории с привидением.
Однако вскоре произошел инцидент, который напомнил им, что шутка - если это
было то, что было, - еще не закончилась.
В это утро Ришар прибыл в свой кабинет в одиннадцать часов. Его
секретарь, мсье Реми, показал ему полдюжины писем, которые не вскрывал, так
как на них было написано: "Лично". Одно письмо немедленно привлекло внимание
Ришара не только потому, что надпись на конверте была сделана красными
чернилами, но и потому, что, как ему показалось, он видел этот почерк
раньше. Он быстро понял, что этим неуклюжим почерком был написан параграф,
которым так странно заканчивалась книга инструкций. Ришар вскрыл конверт и
прочел:
"Дорогие импресарио!
Извините меня за беспокойство и за то, что отнимаю у вас дорогое время в
тот момент, когда вы решаете судьбу исполнителей в Опере, возобновляете
важные ангажементы и заключаете новые, делая все это авторитетно, с
прекрасным пониманием театрального дела, знанием публики и ее вкусов, что я
с моим долгим опытом нахожу просто поразительным. Я знаю, что вы сделали для
Карлотты, Ла Сорелли и маленькой Жамме и некоторых других, чей талант вы
распознали. (Вы знаете, кого я имею в виду под некоторыми другими,
совершенно очевидно, что это не Карлотта, которая поет, как мартовская
кошка, и которой лучше никогда не покидать бы кафе "Жакен"; что это не Ла
Сорелли, которая своим успехом обязана главным образом телу; не маленькая
Жамме, которая скачет, словно теленок на лугу. Это и не Кристина Доэ: хотя
ее гений неоспорим, вы с ревностной заботливостью отстранили ее от всех
ведущих спектаклей.) Вы, конечно, свободны управлять оперными делами, как
считаете необходимым. Однако я воспользуюсь, тем, что вы еще не выбросили
Кристину Доэ, прослушав ее сегодня в роли Зибеля, поскольку роль Маргариты
сейчас запрещена ей, и это после триумфа накануне. Прошу вас не располагать
моей ложей сегодня вечером и в другие вечера. Не могу закончить это письмо,
не признавшись в том, как неприятно был я удивлен, придя в Оперу и узнав,
что на мою ложу продан абонемент по вашему приказу.
Я не протестовал, во-первых, потому что не люблю устраивать сцены, а
также потому, что думал, что ваши предшественники мсье Дебьенн и Полиньи,
которые всегда были добры ко мне, не сказали вам перед уходом о моей
повышенной чувствительности. Но в ответ на мою просьбу объясниться они
прислали мне письмо, которое доказывает, что вы знакомы с моей книгой
инструкций. Поэтому считаю, что вы проявляете ко мне нетерпимое неуважение.
Если вы хотите, чтобы мы жили в мире, вам не должно начинать с того, с чего
начали вы - отобрали у меня мою ложу!
Сделав эти маленькие замечания, я прошу вас считать меня вашим покорным
слугой. Призрак Оперы".
В конверт была вложена вырезка из "Театрального ревю":
"П. О.: Р, и М, нельзя простить. Мы предупредили их об этом и оставили
вашу книгу инструкций. С уважением".
Едва Фирмен Ришар закончил читать письмо, как дверь его кабинета
отворилась и вошел Арман Мушармен, держа в руках точно такой же конверт. Они
посмотрели друг на друга и рассмеялись.
- Шутка продолжается, - сказал Ришар, - и это уже не смешно.
- Что все это означает? - спросил Мушармен. - Неужели они думают, что мы
позволим им сохранить ложу за собой навсегда лишь потому, что они были
директорами Оперы?
- Я не намерен позволять им продолжать свой обман дальше, - заявил Ришар.
- Это все довольно безобидно, - заметил Мушармен. - В сущности, чего они
хотят? Ложу на сегодня?
Ришар приказал своему секретарю послать Дебьенну и Полиньи билеты в ложу
номер пять первого яруса, если она еще не зарезервирована, Ложа оказалась
свободной, и билеты были отправлены немедленно. Дебьенн жил на углу улицы
Скриба и бульвара Капуцинов, Полиньи - на улице Обера. Оба письма,
подписанных призраком, были отправлены из почтового отделения на бульваре
Капуцинов. Мушармен заметил это, рассматривая конверты.
- Вот видишь, - сказал Ришар.
Они пожали плечами и выразили сожаление, что такие почтенные люди, как
Дебьенн и Полиньи, до сих пор забавляются детскими проказами.
- По крайней мере, они могли бы быть повежливее, - произнес Мушармен.
- Заметил, что они написали о Карлотте, Ла Сорелли к маленькой Жамме?
- Мой друг, эти люди больны завистью! Подумай только: они пошли даже на
то, что заплатили за объявление в "Театральном ревю". Что, им больше нечего
делать?
- Кстати, - добавил Мушармен, - они, похоже, проявляют интерес к
маленькой Кристине Доэ - Ты же знаешь, что у нее репутация целомудренной
девушки?
- Репутации часто бывают незаслуженными, - сказал Мушармен. - Я, к
примеру, пользуюсь репутацией знатока музыки, но не отличу скрипичный ключ
от басового.
- Не беспокойся, у тебя никогда не было такой репутации, - заверил его
Ришар. Он приказал швейцару пригласить в комнату артистов, которые
расхаживали взад и вперед в коридоре, ожидая, когда откроются директорские
двери, двери, за которыми они найдут славу, деньги, а может быть, и
увольнение.
Весь день прошел в дискуссиях и переговорах, в подписании и расторжении
контрактов. Поэтому вы можете быть уверены, что этой ночью, ночью 25 января,
оба наших импресарио, уставших от трудного дня, легли в постель, даже не
заглянув в ложу номер пять, чтобы узнать, понравилось ли Дебьенну и Полиньи
вечернее представление.
На следующее утро Ришар и Мушармен нашли в своей почте открытку:
"Дорогие импресарио! Благодарю вас. Восхитительный вечер. Доэ прелестна.
С хорами необходимо поработать. Карлотта изумительна. Скоро напишу вам о 240
000 франков или, точнее, о 243 424 франках 70 сантимах. Дебьенн и Полиньи
прислали мне 6575 франков за первые десять дней выплаты в счет этого года,
поскольку они прекратили свою деятельность вечером десятого. Ваш покорный
слуга П. О." Они получили также письмо от Дебьенна и Полиньи:
"Мсье! Благодарим вас за доброту, во вы легко поймете, что перспектива
вновь послушать "Фауста", какой бы приятной она ни была для бывших
директоров Оперы, не может заставить нас забыть, что мы не имеем права
занимать ложу номер пять первого яруса. Вы знаете, кому эта ложа
принадлежит, ибо мы говорили о ней с вами, когда перечитывали книгу
инструкций последний раз. Посему отсылаем вас к последнему параграфу статьи
63. Примите, мсье..." - Они начинают действовать мне на нервы! - грубо
сказал Ришар, вырывая письмо из рук Мушармена.
В этот же вечер ложа номер пять была сдана.
Придя в свой кабинет на следующий день, Ришар и Мушармен нашли на столе
отчет контролера Оперы относительно событий, которые имели место накануне
вечером в ложе номер пять. Вот наиболее существенный отрывок из этого
короткого отчета:
"Дважды в этот вечер, в начале и в середине второго акта, мне пришлось
вызывать полицейского, чтобы удалить лиц, занимавших ложу № 5 первого яруса,
которые прибыли в начале второго акта. Они нарушали порядок своим громким
смехом и глупыми замечаниями. Раздавались крики "Тише!", и публика начинала
протестовать. Я пошел в ложу и сделал необходимые замечания. Занимавшие ложу
люди вели себя крайне глупо и казались не в своем уме. Я предупредил их,
что, если нарушение порядка повторится, мне придется удалить их. Выйдя из
ложи, я опять услышал смех и протесты публики. Я вернулся обратно с
полицейским, который заставил этих людей покинуть ложу. Все еще смеясь, они
сказали, что останутся в холле до тех пор, пока им не вернут деньги. В конце
