великолепное торжество было устроено Дебьенном и Полиньи по случаю их ухода
из Оперы. Употребляя банальное выражение, они хотели уйти в блеске славы.
Все, кто хоть что-то значил в парижском обществе и искусстве, помогли
импресарио организовать эту идеальную программу.
Все собрались в комнате отдыха танцовщиц. Ла Сорелли ждала Мушармена и
Ришара с бокалом шампанского в руке и приготовленной речью. Танцовщицы
кордебалета собрались вокруг нее, негромко обсуждая события дня. Возле
столиков с едой, поставленных между картинами Буланже "Танец воина" и "Танец
крестьян", уже образовалась гудящая толпа.
Некоторые балерины успели переодеться, но большинство все еще оставались
в легких газовых одеждах. Все девушки сохраняли серьезный вид, который они
считали подобающим случаю, - все, кроме маленькой Жамме, казалось, уже
забывшей о привидении и смерти Жозефа Бюке. Она болтала, пританцовывая и
подшучивая над своими друзьями, что, собственно, неудивительно, когда тебе
пятнадцать лет. Раздраженная Ла Сорелли строго призвала ее к порядку, едва
Дебьенн и Полиньи появились в комнате.
Оба уходящих директора казались веселыми. В провинции это показалось бы
неестественным, но в столице считалось проявлением хорошего вкуса. Никто не
мог бы слыть настоящим парижанином, не научившись надевать маску веселья на
свои печали и маску уныния, скуки и безразличия на свои внутренние радости.
Если вы знаете, что у одного из ваших друзей горе, не пытайтесь утешать его:
он скажет, что дела уже поправляются. Если же его посетила удача, не
поздравляйте его: он только удивится тому, что кто-то вспомнил об этом.
Парижане всегда чувствуют себя, как на маскараде, и двое столь утонченных
мужчин, как Дебьенн и Полиньи, конечно же не могли позволить себе
демонстрировать перед обществом свое подлинное настроение.
Они несколько нарочито улыбались, когда Ла Сорелли начала свою речь.
Затем восклицание этой легкомысленной Жаме заставило их улыбки исчезнуть
столь внезапно, что окружающие не могли не уловить печаль и страх, которые
они скрывали.
- Призрак Оперы! - Жамме произнесла эти слова со страхом и указала на
лицо, бледное, печальное и искаженное, как сама смерть.
- Призрак! Призрак Оперы!
Все засмеялись и, толкая друг друга, пытались подойти поближе к призраку,
чтобы предложить ему что-либо выпить. Но он исчез, очевидно ускользнув в
толпу. Его безуспешно искали, в то время как оба старых господина пытались
успокоить малюток Жамме и Жири.
Ла Сорелли была взбешена: она не смогла закончить свою речь. Дебьенн и
Полиньи поцеловали ее, поблагодарили и ушли гак же быстро, как привидение.
Никто этому не удивился - все знали, что им предстоит еще пройти такую же
церемонию в комнате отдыха певцов этажом выше и что потом они будут
принимать в последний раз своих близких друзей в большом вестибюле рядом со
своим кабинетом, где их ждал настоящий ужин.
Там-то мы и нашли их теперь с новыми директорами Арманом Мушарменом и
Фирменом Ришаром. Они едва знали друг друга, но обменивались громкими
комплиментами и заверениями в дружбе, в результате чего у гостей, которые
опасались провести довольно скучный вечер, заметно поднялось настроение. Во
время ужина атмосфера была почти праздничной. Было произнесено несколько
тостов, и представитель правительства продемонстрировал такие способности в
этой области, что вскоре сердечность уже царила среди гостей.
Передача административных полномочий состоялась накануне в неофициальной
обстановке, и вопросы, которые необходимо было разрешить между новыми и
старыми администраторами, были разрешены при посредничестве представителя
правительства с таким большим желанием обеих сторон прийти к согласию, что
никто теперь не удивлялся, увидев теплые улыбки на лицах импресарио.
Дебьенн и Полиньи вручили Мушармену и Ришару два маленьких универсальных
ключа, которые отпирали все несколько тысяч дверей Национальной академии
музыки. Собравшиеся с любопытством рассматривали эти ключи. Их передавали из
рук в руки, как вдруг внимание некоторых гостей привлекла странная фигура с
бледным, фантастическим лицом, которая уже появлялась в комнате танцовщиц и
которую маленькая Жамме встретила восклицанием: "Призрак Оперы!" Человек
сидел в конце стола и вел себя совершенно естественно, за исключением того,
что ничего не ел и не пил.
Те, кто улыбался, впервые увидев его, вскоре отводили взгляд, потому что
его вид вызывал болезненные мысли. Никто здесь не воспринимал его появление
как шутку, как это было у танцовщиц, никто не кричал: "Вот он, призрак
Оперы!" Человек ничего не говорил. Даже сидевшие рядом с ним не могли
сказать точно, когда он пришел, но каждый думал, что, если мертвые иногда
возвращаются и сидят за столом живых, они не могут иметь более ужасного
лица, чем это. Друзья Мушармена и Ришара думали, что этот бестелесный гость
был другом Дебьенна и Полиньи, а друзья Дебьенна и Полиньи считали, что он
друг Мушармена и Ришара. Потому никто не спрашивал объяснений и не отпускал
никаких неприятных замечаний или шуток дурного вкуса, которые могли обидеть
этого ужасного человека.
Некоторые гости, которые слышали легенду о призраке и его описание,
данное главным рабочим сцены (они еще не знали о смерти Жозефа Бюке),
думали, что человек в конце стола мог сойти за материализацию какого-то
воображаемого лица, созданного неисправимым суеверием персонала Оперы. По
легенде, у призрака нет, носа, а у этого мужчины он был. Мушармен пишет в
своих мемуарах, что нос был прозрачным. Вот его точные слова: "Его нос был
длинным, тонким и прозрачным". И позволю себе добавить, Что это, видимо, был
фальшивый нос. Мушармен, возможно, принял отблеск за прозрачность. Каждый
знает, что наука может сделать отличные искусственные носы для людей,
которые были лишены носа природой или в результате какой-либо операции.
Действительно ли в ту ночь привидение пришло и сидело за столом на
банкете без приглашения? И можем ли мы быть уверенными, что лицо, о котором
идет речь, было лицом самого призрака Оперы? Кто осмелится утверждать это? Я
упомянул об этом инциденте не потому, что хотел убедить моих читателей в
том, что привидение действительно способно на такую дерзость, а лишь потому,
что, по моему мнению, вполне возможно, что это так. У меня есть достаточные
основания думать так. Мушармен пишет в одиннадцатой главе своих мемуаров:
"Когда я вспоминаю этот первый вечер, я не могу отделить присутствие на
нашем ужине этой похожей на привидение личности, которой никто у нас не
знал, от того, что мсье Дебьенн и мсье Полиньи сообщили нам по секрету в
своем кабинете". Случилось же следующее.
Дебьенн и Полиньи, сидя в центре стола, еще не видели мужчину с ужасной
головой, похожей на смерть, когда тот вдруг начал говорить.
- Танцовщицы правы, - сказал он. - Смерть бедного Бюке, возможно, не
такая естественная, как думают. Дебьенн и Полиньи вздрогнули и разом
воскликнули:
- Бюке мертв?
- Да, - спокойно ответил мужчина или привидение. - Этим вечером его нашли
висящим в третьем подвале между задником и декорациями из "Короля Лахора".
Оба директора, или, скорее, бывших директора, встали и странно посмотрели
на говорящего. Они пребывали в большем волнении, чем можно было ожидать от
людей, которые узнали, что повесился рабочий сцены. Они переглянулись, став
белее белых скатертей. Наконец Дебьенн кивнул Мушармену и Ришару, Полиньи
сказал несколько слов извинений гостям, и четверо мужчин удалились в
директорский кабинет. Далее я цитирую мемуары Мушармена:
"Месье Дебьенн и Полиньи выглядели очень взволнованными, казалось, что
они хотят что-то сообщить нам, но не решаются. Сначала они спросили, знаем
ли мы человека, сказавшего о смерти Жозефа Бюке, и когда мы ответили
отрицательно, их волнение еще больше усилилось. Они взяли у нас
универсальные ключи, покачали головой и посоветовали тайно сменить замки во
всех комнатах, стенных шкафах и местах, которые мы хотели бы надежно
запереть. Полиньи и Дебьенн выглядели так комично, что Ришар и я
рассмеялись. Я спросил, есть ли в Опере воры. Полиньи ответил, что есть
нечто похуже воров: призрак. Мы засмеялись опять, думая, что они разыгрывают
с нами шутку, которая должна увенчать вечерние празднества.
Но в конце концов по их просьбе мы опять стали "серьезными", готовые
посмеяться вместе, принять участие в их игре. Они сказали, что молчали бы,
если бы призрак сам не приказал им убедить нас обращаться с ним учтиво и
предоставлять все, о чем бы он ни попросил. Обрадованные, что вскоре
отделаются от привидения, они колебались до последнего момента, говорить ли
нам об этой странной ситуации, к которой наш скептический разум,
определенно, не был подготовлен. Но затем объявление о смерти Жозефа Бюке
напомнило милейшим Полиньи и Дебьенну, что как бы они ни противились
желаниям привидения, фантастические или ужасные происшествия быстро
возвратят их к осознанию зависимости от него.
Пока они рассказывали об этих неожиданных вещах тоном торжественным и
доверительным, я смотрел на Ришара. В свои студенческие годы он был известен
как мастер различных мистификаций, и консьержи бульвара Сен-Мишель могли
засвидетельствовать, что он заслужил эту репутацию. Казалось, он получал
удовольствие от блюда, которое ему предлагали. Он не упустил ни одного
кусочка этого блюда, хотя приправа к нему была немного мрачной из-за смерти
Бюке. Ришар уныло покачал головой, и, по мере того как Дебьенн и Полиньи
говорили, его лицо принимало выражение испуга. Казалось, он горько сожалеет,
что стал директором Оперы теперь, узнав о привидении. Я бы не смог лучше
сымитировать это выражение отчаяния. Но в конце концов, несмотря на все наши
усилия, мы не смогли не рассмеяться в лицо Дебьенну и Полиньи. Видя, как мы
перешли от глубокого уныния к дерзкому веселью, они повели себя так, будто
решили, что мы сошли с ума.
Ришар, почувствовав, что шутка слишком затянулась, полусерьезно спросил:
- Но чего хочет этот призрак?
Полиньи подошел к своему столу и вернулся с копией инструкций для
администрации Оперы.
Они начинаются словами: "Администрация должна придавать представлениям
Национальной академии музыки блеск, который приличествует лучшему
французскому оперному театру" и заканчиваются статьей 98: "Администратор
может быть отстранен от своего поста: 1. Если он действует вопреки
положениям, предусмотренным в инструкции..." Инструкция была написана
черными чернилами и казалась совершенной копией той, что была у нас, однако
в конце был добавлен параграф, написанный красными чернилами странным,
неровным почерком. Он наводил на мысль о ребенке, который еще учился писать
и не умел соединять буквы. Этот параграф был пятым пунктом, добавленным к
четырем в статье 98: "5. Если директор задерживает больше чем на две недели
ежемесячную плату, которая полагается призраку Оперы, выплаты должны
продолжаться до дальнейшего уведомления в размере 20 000 франков в месяц,
или 240 000 франков за год".
Полиньи, поколебавшись, указал на этот последний пункт, который для нас,
конечно же, явился неожиданностью.
- Это все? Он не хочет чего-нибудь еще? - спросил Ришар с абсолютным
хладнокровием.
- Да, хочет, - ответил Полиньи.
Он полистал инструкции и громко прочитал:
- "Статья 63. Ложа № 1 в первом правом ярусе резервируется на все
представления для главы государства.
Ложа № 20 бенуара по понедельникам и ложа № 30 первого яруса по средам и
