несчастный случай, потерянная пуховка от пудры, шутка, которую сыграл с
танцовщицей кто-то из друзей, - все это немедленно связывалось с
привидением, призраком Оперы.
А действительно, кто видел его? В Опере бывает множество мужчин в черных
фраках, которые отнюдь не являются привидениями. Но этот фрак отличался от
других одним: его носил скелет. Во всяком случае, так говорили танцовщицы. И
у скелета, разумеется, была голова мертвеца.
Заслуживает ли все это серьезного отношения? Судите сами. Идея скелета
возникла из описания привидения, данного Жозефом Бюке, главным рабочим
сцены, который действительно видел его. Бюке столкнулся с призраком лицом к
лицу на маленькой лестнице, которая начинается около рампы и ведет вниз, в
подвалы. Он видел его всего лишь одну секунду, но это произвело на него
неизгладимое впечатление.
Вот что Жозеф Бюке рассказывал о призраке каждому, кто хотел его слушать:
"Он невероятно худ, черный фрак висит свободно на его костлявом теле. Глаза
смотрят прямо вперед и так глубоко посажены, что едва различимы. Все, что вы
действительно видите, - это два темных отверстия, какие бывают у скелетов.
Его кожа натянута, как на барабане. Она не белая, а неприятно желтая. Нос
настолько мал, что совершенно не виден, когда смотришь со стороны, и это
отсутствие носа производит ужасное впечатление. Волос почти нет, только три
или четыре длинных темных локона свисают со лба и за ушами".
По словам Бюке, он тщетно пытался настичь это привидение, но оно
мгновенно исчезло, не оставив никакого следа.
Главный рабочий сцены был серьезным, уравновешенным человеком, у которого
почти полностью отсутствовало воображение, и он был трезв. Его слушали с
изумлением и интересом. Немедленно несколько человек начали говорить, что
они тоже сталкивались с призраком в вечернем платье и с головой мертвеца.
Тем не менее окружающие склонны были считать, что Жозеф Бюке стал жертвой
мистификации одного из своих подчиненных. Но вскоре один за другим произошли
инциденты настолько странные и необъяснимые, что даже самые закоренелые
скептики были потрясены.
Известно, что пожарные - смелые люди. Они не боятся ничего и, конечно же,
не боятся огня. Пожарный, о котором идет речь, лейтенант, пошел как-то
осмотреть подвалы и, кажется, рисковал не больше чем обычно. Неожиданно он
появился в зрительном зале бледный, с трясущимися руками, с глазами,
вылезшими из орбит, и почти упал в обморок на руки матери маленькой Жамме. И
почему? Потому что увидел голову в огне, голову без тела, которая
приближалась к нему на уровне глаз. А ведь, повторяю, пожарные не боятся
огня! Имя этого лейтенанта было - Папен.
Кордебалет пришел в ужас. Прежде всего, эта голова в огне не
соответствовала описанию призрака, данному Жозефом Бюке. Тщательно
расспросив Папена, а затем и Жозефа Бюке, танцовщицы пришли к единодушному
мнению, что у привидения несколько голов и что оно меняет их по своему
желанию. Поскольку даже пожарный, причем лейтенант, упал в обморок при виде
жуткого призрака, балерины и стажеры нашли в этом достаточно оправдания для
страха, который заставлял их бежать так быстро, как только можно, когда им
надо было миновать темные уголки плохо освещенного коридора.
Итак, на следующий день после того, как пожарный рассказал о своей
встрече, Ла Сорелли решила улучшить, насколько это возможно, охрану здания,
которое подпало под дьявольские чары. Окруженная танцовщицами и большой
группой стажеров в трико, она направилась в вестибюль к привратнику,
неподалеку от двора администрации, и положила ему на стол подкову. Отныне
каждый (речь идет не о зрителях), кто приходил в Оперу, должен был
прикоснуться к этой подкове, прежде чем подняться по лестнице. Тот, кто не
делал этого, рисковал стать жертвой темной силы, которая овладела зданием от
подвалов до чердаков. Поверьте, я не придумал эту подкову (так же как и все
остальное в этой истории), и ее до сих пор можно видеть на столе в
вестибюле, перед конторкой привратника, когда входишь в Оперу через двор
администрации.
***
Теперь вы, вероятно, можете представить себе душевное состояние балерин,
когда они вошли в артистическую уборную Ла Сорелли.
- Это было привидение! - воскликнула маленькая Жамме, и тревога танцовщиц
возросла еще больше.
В комнате воцарилось мучительное молчание, нарушаемое только учащенным
дыханием. Наконец, проявляя неподдельный страх, Жамме бросилась в дальний
угол и прошептала одно слово:
- Слушайте!
Всем показалось, что откуда-то из-за двери раздался шелестящий звук. Нет,
не шагов - как будто легкая шелковая одежда скользнула вдоль двери. Ла
Сорелли, пытаясь подавить страх, подошла к двери и спросила равнодушным
голосом:
- Кто там?
Ответа не последовало. Чувствуя, что девушки ловят малейшее ее движение,
Ла Сорелли, сделав над собой усилие, сказала очень громко:
- Есть там кто-нибудь?
- О да, конечно, есть! - прошептала смуглая Мег Жири, ухватившись за
газовую юбку Ла Сорелли. - Не открывай! Боже мой, не открывай!
Но Ла Сорелли, вооруженная стилетом, который всегда был при ней, решила
рискнуть, она отперла дверь, открыла ее (танцовщицы отступили в ванную, а
Мег Жири едва дышала: "Мама! Мама!") и смело выглянула в коридор. Он был
пуст. Газовый свет, подобно огненной бабочке в стеклянной тюрьме, бросал
зловещий красный отблеск на все вокруг. С тяжелым вздохом Ла Сорелли быстро
закрыла дверь.
- Нет, - сказала она, - там никого нет.
- Но мы видели его! - настаивала Жамме. - Он, должно быть, крадется
где-нибудь здесь. Я не пойду обратно одеваться. Мы спустимся сейчас вниз
вместе и вместе вернемся.
Жамме незаметно прикоснулась к маленькому коралловому пальчику, который,
как считают, отвращает несчастье. А Ла Сорелли украдкой обвела крест святого
Андрея на деревянном кольце, которое было на третьем пальце ее левой руки.
Один известный журналист однажды написал следующее:
"Ла Сорелли - великая балерина, красивая женщина с печальным, чувственным
лицом и гибким, как ветка ивы, телом. Обычно о ней говорят, что она "милое
создание". Голова ее легко покачивается, словно перо цапли, на длинной,
гордой, элегантной шее. Когда она танцует, движения ее бедер придают всему
телу трепет невыразимого томления. Когда балерина поднимает руки и
напрягается, чтобы начать пируэт, тем самым подчеркивая линии бюста и
выделяя бедро, мужчины, говорят, готовы размозжить себе голову из-за
неосуществленного желания".
Что же касается ее ума, то, кажется, это был установленный факт, Ла
Сорелли его почти не имела. Впрочем, никто не ставил ей это в вину.
- Вы должны взять себя в руки, девочки! - сказала она танцовщицам. -
Привидение? Может быть, его никто и не видел!
- Мы видели его, - запротестовала одна из девушек, - в черном фраке и с
головой мертвеца, точно таким же, каким его видел Жозеф Бюке!
- И Габриэль тоже встретился с ним, только вчера, - , сказала Жамме. -
Вчера днем, средь бела дня!
- Габриэль? Хормейстер?
- Конечно. Ты не знала об этом?
- И он был в вечернем платье средь бела дня?
- Кто? Габриэль?
- Нет, нет, призрак.
- Да, он был во фраке, - подтвердила Жамме. - Габриэль сам рассказал мне.
Он был в кабинете режиссера. Вдруг дверь открылась и вошел перс. Вы знаете,
у перса дурной глаз...
- О да! - воскликнули все вместе маленькие танцовщицы.
- И вы знаете, как суеверен Габриэль, - продолжала Жамме. - Он вежлив,
но, увидев перса, он обычно сует руку в карман и прикасается к ключам. Но на
этот раз при виде перса он вскочил с кресла и подбежал к замку на двери
стенного шкафа, чтобы скорее прикоснуться к металлу. Затем схватил свое
пальто, висевшее на гвозде, но разорвал его. Габриэль так спешил покинуть
кабинет режиссера, что ударился о вешалку и посадил себе большой фонарь на
лбу. Он оцарапал руку о подставку для дот. Попытался опереться на
фортепьяно, но не следил за тем, что делает, и крышка инструмента сильно
ударила его по пальцам. Наконец Габриэль как сумасшедший выскочил из
кабинета, однако споткнулся на ступеньках и упал. Мы с мамой как раз
проходили мимо и поспешили помочь ему подняться. Мы страшно испугались,
увидев, как он выглядел: весь в синяках, на лице кровь. Но он улыбнулся нам
и произнес: "Слава Богу, я легко отделался!" Мы спросили, что случилось, и
Габриэль сказал нам, почему он испугался: оказывается, за спиной перса он
увидел привидение с головой мертвеца, как его описывал Жозеф Бюке.
Жамме говорила так быстро, будто привидение гналось за ней. Девушки
встретили ее рассказ испуганным шепотом, но затем замолчали. Ла Сорелли
лихорадочно полировала ногти на руках.
- Жозеф Бюке должен помалкивать, - наконец вполголоса сказала Мег Жири.
- Почему же? - спросил кто-то.
- Так думает моя мама, - ответила Мег, еще больше понижая голос и
оглядываясь, как бы боясь, что ее услышит некто, кого она не видит.
- А почему твоя мать думает так?
- Тише! Мама говорит, что призрак не любит, когда его беспокоят.
- А почему?
- Почему.., почему.. Потому что... Да нет, ничего. Эта сдержанность лишь
возбудила любопытство балерин. Они окружили Мег и просили ее объясниться.
Наклонившись вперед в единой мольбе, они заражали друг друга страхом и
получали от этого пронзительное, леденящее душу удовольствие.
- Я поклялась не рассказывать! - прошептала Мег. Но они продолжали
настаивать и так убедительно обещали сохранить все в тайне, что Мег, которая
умирала от нетерпения рассказать все, что знала, бросив взгляд в сторону
двери, начала:
- Хорошо... Это из-за ложи...
- Какой ложи?
- Ложи призрака здесь, в Опере.
- У призрака есть ложа? - От известия, что у призрака есть собственная
ложа в театре, у балерин захватило дух. - О, расскажи нам. Расскажи об этом!
- наперебой заговорили девушки.
- Тише! - приказала Мег снова. - Это пятая ложа. Ложа, следующая после
директорской в первом левом ярусе.
- Неужели?
- Да. Ведь моя мать - билетерша обслуживает эту ложу. Но поклянитесь, что
не скажете никому!
- Конечно!
- Это действительно ложа привидения. Никто не был в ней уже больше месяца
- никто, кроме призрака. А другим администрация говорит, что ложу никогда не
будут сдавать.
- И призрак приходит туда?
- Да, - твердо сказала Мег. - Призрак приходит в ложу, но его никто не
видят.
Танцовщицы недоуменно посмотрели друг на друга: как же так, ведь призрак
одет в черный фрак и у него голова мертвеца!
Они сказали об этом Мег, но та настаивала на своем:
- Нет, его нельзя увидеть! У него нет ни черного фрака, ни головы. Все
это ерунда. У него нет ничего... Когда он в ложе, его только можно слышать.
Моя мать никогда не видела его, но она слышала. Она-то знает, потому что
всегда дает ему программку!
Ла Сорелли почувствовала, что настало время вмешаться:
- Мег, ты действительно ждешь, что мы поверим в эту глупую историю?
Мег залилась слезами:
- Я должна была держать язык за зубами. Пели мама узнает... Но Жозеф Бюке
напрасно сует свой нос не в свое дело. Это принесет ему несчастье. Так мама
сказала вчера вечером.
В этот момент балерины услышали тяжелые, быстрые шаги в коридоре и
задыхающийся голос прокричал:
- Сесиль! Сесиль! Ты там?
- Это моя мама! - воскликнула маленькая Жамме. - Что могло случиться?
Она открыла дверь. Представительная дама, похожая на померанского
гренадера, ворвалась в артистическую и со стоном опустилась в кресло. Ее
глаза дико вращались, лицо приобрело кирпичный оттенок.
