где угодно, хотя у него и не было глаз на положенном для них месте.
Однако задания, которые Шильба обычно поручал Мышелову, были на
редкость обременительными, а порой и тошнотворными - к примеру, раздобыть
девять белых кошек без единого черного волоска, или украсть пять
экземпляров одной и той же книги магических рун, разбросанные по
библиотекам разных чернокнижников, или достать образцы экскрементов
четырех живых и мертвых королей, - поэтому Мышелов пришел пораньше, чтобы
поскорее узнать скверные новости, и в одиночестве, поскольку вовсе не
хотел, чтобы его друг Фафхрд стоял рядом, давясь от смеха, пока Шильба
будет читать свои чародейские нотации послушному Мышелову, а то и выдумает
еще какое-нибудь дополнительное поручение.
Записка Шильбы, накрепко запечатлевшаяся в мозгу у Мышелова, гласила:
"Когда звезда Акуль украсит шпиль Рхана, будь подле фонтана
Запретного изобилия".
Вместо подписи внизу был нарисован овал неправильной формы - знак
Шильбы.
Мышелов скользнул в темноте к фонтану, представлявшему собой
приземистый черный столб с шероховатой скругленной верхушкой, из которой
через каждые двадцать ударов слоновьего сердца истекала капля черной
жидкости.
Остановившись подле фонтана, Мышелов поднял согнутую руку и прикинул
угол возвышения зеленой звезды Акуль. Ей предстояло еще опуститься на семь
пальцев, прежде чем она коснется острия шпиля стройного и окруженного
звездами далекого минарета Рхана.
Чуть оттолкнувшись. Мышелов легко вскочил на черный столб, чтобы
проверить, не изменится ли с этого наблюдательного пункта угол возвышения
звезды Акуль. Угол не изменился.
Мышелов поискал во тьме глазами неподвижную фигуру в хламиде с
монашеским клобуком, надвинутым так низко, что было непонятно, как его
обладатель видит, куда идет. Никаких фигур поблизости не было.
Настроение у Мышелова улучшилось. Раз Шильба не соизволил из
любезности прийти пораньше, то и он может проявить некоторую
невоспитанность. Приняв такое решение. Мышелов зашагал в сторону ярко
освещенной двери новой лавки, чье вызывающее сияние пробудило его
любопытство еще за квартал до площади Тайных Восторгов.
Северянин Фафхрд поднял отяжелевшее от вина веко и, не поворачивая
головы, осмотрел половину освещенной огнем очага комнатки, в которой он
спал совершенно голый. Затем он закрыл глаз и, открыв другой, осмотрел
вторую половину комнатки.
Мышелова нигде не было видно. Тем лучше! Если повезет, он сумеет
провернуть сегодня ночью одно неприятное дело, не выслушивая насмешек
этого маленького мошенника.
Фафхрд вытащил из-под заросшей бородой щеки квадратик фиолетовой
змеиной кожи, испещренной крошечными дырочками. Если смотреть сквозь него
на огонь, дырочки превращались в яркие точки, которые при внимательном
изучении складывались в слова:
"Когда кинжал Рхана пронзит во тьме сердце Акуль, буду ждать тебя у
источника Черных Капель".
Во всю ширину фиолетового квадрата чем-то красновато-коричневым,
похожим на засохшую кровь, была нарисована семилучевая свастика - один из
знаков Нингобля Семиокого.
Фафхрд без труда догадался, что источник Черных Капель - это фонтан
Запретного Изобилия. С подобным туманным поэтическим языком он
познакомился еще тогда, когда мальчишкой учился у поющих скальдов.
Нингобль был для Фафхрда примерно тем же, кем Шильба для Мышелова, но
с тою разницей, что Семиокий был более требовательным архимагом, и
чародейские задания, поручаемые Фафхрду, отличались большей широтой и
заключались в умерщвлении драконов, потоплении волшебных четырехмачтовых
кораблей и похищении зачарованных королев, охраняемых
великанами-людоедами.
Кроме того, Нингобль был склонен к не лишенному оснований
хвастовству, особенно в отношении необъятности пещеры, в которой он жил,
по чьим извилистым каменным проходам можно было, по его словам, пробраться
в любое пространство и время - конечно, если Нингобль предварительно
подробно описывал путь по этим кривым скалистым коридорам с низкими
потолками.
В отличие от Мышелова, который стремился учиться у Шильбы магическим
заклинаниям, Фафхрд был не слишком-то расположен запоминать колдовские
формулы Нингобля, однако Семиокий крепко держал Северянина в руках,
благодаря кое-каким слабостям и былым злодеяниям последнего, поэтому
Фафхрду часто приходилось терпеливо выслушивать наставления и похвальбу
Нингобля, но он любыми мыслимыми и немыслимыми способами старался избежать
этого, когда рядом находился насмешливо ухмыляющийся Мышелов.
Стоя у огня, Фафхрд натягивал, нахлобучивал и пристегивал
многочисленные одежды, оружие и украшения, которые постепенно закрывали
его тело, обильно поросшее завитками коротких красно-рыжих волос. Когда,
уже в полном облачении, он открыл дверь и, глянув в темный переулок,
увидел на ближайшем углу лишь торговца жареными каштанами, сидящего на
корточках у своей жаровни, любой поклялся бы, что продвижение Северянина в
сторону площади Тайных Восторгов будет сопровождаться звоном и грохотом,
какой издает осадная башня, приближающаяся к толстым стенам
неприятельского города.
Однако старому торговцу каштанами, который был по совместительству
шпионом сюзерена и обладал рысьим слухом, пришлось доставать и водружать
на место неожиданно ушедшее в пятки сердце, когда мимо него пронесся
Фафхрд - высокий, как сосна, быстрый, как ветер, и бесшумный, как призрак.
Ловкими тычками локтем под ребро Мышелов растолкал двух зевак и по
темным плитам тротуара направился к сверкающей лавке с дверью, похожей на
перевернутое сердце. Ему пришло в голову, что каменщики, должно быть,
вкалывали как черти, раз успели так быстро пробить и оштукатурить дверной
проем с аркой. Еще днем он проходил мимо и ничего, кроме гладкой стены,
тут не видел.
Из лавки выскочил немыслимый привратник в красном цилиндре, туфлях с
загнутыми носами и метлой в руках и, пятясь и приседал перед Мышеловом,
принялся мести тротуар перед первым покупателем, сопровождая свои действия
многочисленными раболепными поклонами и глупыми ухмылками.
Однако лицо Мышелова выражало лишь мрачное и скептическое презрение.
Остановившись перед наваленной у двери груды товара, он принялся
неодобрительно ее рассматривать. Затем вытащил из тонких серых ножен
Скальпель и кончиком тонкого клинка раскрыл переплет самой верхней книги в
стопке замшелых томов. Не подходя ни на йоту ближе, он пробежал первую
страницу, покачал головой, быстро перевернул тем же Скальпелем еще
несколько, пользуясь своим мечом, как учитель, отмечающий некоторые слова
указкой - а, судя по выражению лица Мышелова, слова были подобраны
скверно, - после чего неожиданно захлопнул книгу быстрым движением.
Затем он, приподняв Скальпелем красную скатерть, свисавшую до земли
со стола, который стоял позади стопки книг, подозрительно заглянул под
него, пренебрежительно постучал кончиком клинка по стеклянному кувшину,
внутри которого плавала человеческая голова, презрительно притронулся к
еще нескольким предметам, и укоризненно помахал перед носом у совы,
прикованной за лапку к высокому насесту и важно ухнувшей ему в лицо.
Проделав все это. Мышелов спрятал Скальпель в ножны и, с кислым видом
подняв брови, повернулся к привратнику, как бы спрашивая у него: "И это
все, что вы можете предложить? Неужто, по-вашему, весь этот хлам извиняет
вас за то, что вы буквально залили светом площадь Тайных Восторгов?"
На самом деле все увиденное Мышеловом заинтересовало его до
чрезвычайности. Книга, к примеру, была на языке, которого он не только не
понимал, но даже не сумел узнать.
Мышелов уяснил три вещи: во-первых, что весь предложенный на продажу
товар привезен даже не из дальних окраин Невона, а неизвестно откуда;
во-вторых, что вся эта мура невероятно опасна, хотя он сам не смог бы
объяснить почему; и в-третьих, что он, то есть Мышелов, не сдвинется с
места, пока не рассмотрит, не изучит, а если понадобится, и не попробует
на вкус каждый из этих загадочных предметов.
При виде кислой гримасы Мышелова привратник буквально задергался в
приступе раболепия и услужливости; он явно был раздираем между двумя
желаниями: то ли поцеловать ногу Мышелова, то ли, умирая от
подобострастия, продемонстрировать каждый предмет, ласково поворачивая его
то так, то этак.
В конце концов он согнулся в таком низком поклоне, что коснулся
подбородком тротуара, и, протянув по-обезьяньи длинную руку в сторону
лавки, затараторил на ужасающем ланкмарском:
- Все для того, чтобы доставить удовольствие плоти, чувствам и
воображению человека! Немыслимые чудеса! Очень, очень дешево! Можно
сказать, даром! Склад Странных Услад! Благоволите взглянуть, о мой король!
Мышелов зевнул во весь рот, прикрывая его тыльной стороной ладони,
огляделся вокруг с усталой, терпеливой и светской улыбкой герцога, который
понимает, что должен примириться с несколькими минутами невыносимой скуки,
дабы поощрить торговлю в своих владениях, и, слегка пожав плечами, вошел
внутрь.
Оставшийся позади привратник пришел в исступленную радость и с
ужимками и прыжками принялся снова мести тротуар с видом человека,
помешавшегося от восторга.
Оказавшись в лавке, Мышелов прежде всего обратил внимание на кипу
тонких книг в переплетах из красной и лиловой шагрени, тисненой золотом.
Затем он увидел полку со сверкающими линзами и тонкими медными
трубками, в которые так и подмывало заглянуть.
И, наконец, взгляд его остановился на стройной темноволосой девице,
таинственно улыбавшейся ему из золотой клетки, свисавшей с потолка.
Рядом с этой клеткой висели другие, их прутья были сделаны из
серебра, а также невиданных зеленых, темно-красных, оранжевых, ярко-синих
и фиолетовых металлов.
Фафхрд увидел, что Мышелов скрылся в лавке, как раз в тот миг, когда
его левая рука коснулась шероховатой холодной верхушки фонтана Запретного
Изобилия, а звезда Акуль оказалась в точности над шпилем Рхана, который
стал похож на тонкий фонарный столб с зеленой лампой.
Северянин мог пойти вслед за Мышеловом, мог не пойти, но непременно
обдумал бы увиденное, однако в этот миг у него за спиной послышалось
длинное "Не-е-е-т!"
Словно искуснейший танцовщик, Фафхрд крутанулся на каблуках, а его
длинный меч Серый Прутик вылетел из ножен стремительно и, пожалуй, даже
тише, чем змея выползает из норы.
Локтях в десяти, у входа в переулок, который по царившей в нем тьме
давал сто очков вперед самой площади, даже когда на ней еще не взошло
новое коммерческое светило, Фафхрд с трудом разглядел две стоявшие рядом
фигуры в просторных балахонах и глубоко надвинутых клобуках.
Внутри одного из клобуков чернел непроглядный мрак. Будь там даже
физиономия клешского негра, то и в этом случае можно было бы заметить
слабые бронзовые блики. Но под клобуком не было даже бликов.
Под другим клобуком слабо мерцали семь зеленоватых огоньков. Они
находились в непрестанном движении, кружили, словно выплясывая какой-то
замысловатый танец. Порой один из этих семи крошечных тусклых овалов
делался чуть ярче, как будто стремился вылезти из-под клобука, порою -
немного темнее, словно прячась поглубже.
Фафхрд засунул в ножны меч и направился к двум фигурам, которые,
пятясь, стали медленно отступать в переулок.
