мы, бараки пискунов - все исчезло. Еще дымящиеся черные груды, и больше
ничего. Но это был не лесной пожар. Лес вокруг стоял зеленый, как
раньше.
Дэвидсон повернул назад к аэродрому, приземлился, выпрыгнул из верто-
лета и огляделся - не уцелел ли какой-нибудь мотоцикл. Но все мотоциклы
превратились в такой же обгоревший железный лом, как и остальные машины
среди тлеющих развалин ангара. Черт, ну и вонища!
Он побежал по тропе к поселку. Поравнявшись с тем, что утром еще было
радиостанцией, он вдруг опомнился и, даже не замедлив шага, свернул с
тропы за уцелевшую стену. Там он остановился и прислушался.
Никого! И полная тишина. Огонь давно погас, и только огромные штабеля
бревен еще дымились, рдея под слоем пепла и золы. Длинные кучи углей -
все, что осталось от древесины, стоящей дороже золота. Но над черными
скелетами казарм и хижин не поднималось ни струйки дыма. В золе лежали
кости?
Дэвидсон скорчился за развалинами радиостанции. Его мозг работал с
предельной ясностью и четкостью. Может быть только два объяснения.
Во-первых, нападение из другого лагеря. Какой-нибудь офицер на Кинге или
Новой Яве спятил и решил стать властителем планеты. Во-вторых, нападение
из космоса. Перед его глазами всплыла золотая башня на космодроме Цент-
рального острова. Но если уж "Шеклтон" занялся пиратством, на кой шут
ему понадобилось начинать с уничтожения дальнего поселка, вместо того
чтобы сразу захватить Центрвилл? Нет, если из космоса, то только инопла-
нетная раса. Никому не известная. А может, таукитяне или хайнцы задумали
прибрать к рукам колонии Земли. Недаром он никогда не доверял этим жули-
кам-гуманоидам. Сюда, наверное, сбросили суперзажигалку. Ударным силам с
реактивными самолетами, аэрокарами и всякими ядерными штучками ничего не
стоит укрыться на острове или атолле в любом месте юго-западной части
планеты. Надо вернуться к вертолету и дать сигнал тревоги, а потом про-
извести разведку, чтобы представить штабу точную оценку ситуации. Он ос-
торожно выпрямился и тут услышал голоса.
Не человеческие. Пискливое негромкое бормотание. Инопланетяне?
Упав на четвереньки за деформированной жаром пластмассовой крышей,
которая валялась на земле, точно крыло огромного нетопыря, он напряженно
прислушивался.
В нескольких шагах от него по тропе шли четыре пискуна, совсем голые,
если не считать широких кожаных поясов, на которых болтались ножи и ки-
сеты. Значит, дикие. Ни шорт, ни кожаных ошейников, которые выдаются
ручным пискунам. Рабочие-добровольцы, по-видимому, сгорели в бараках,
как и люди.
Они остановились, продолжая бормотать, и Дэвидсон затаил дыхание.
Лучше, чтобы они его не заметили. И какого дьявола им тут нужно? А-а!
Шпионы и лазутчики врага!
Один показал на юг и повернулся так, что стало видно его морду. Вот,
значит, что! Все пискуны выглядят одинаково, но на морде этого он оста-
вил свою подпись. Еще и года не прошло. Тот, что взбесился и кинулся на
него тогда на Центральном, - одержимый манией человекоубийства, выкормыш
Любова! Он-то что тут делает, черт его дери!
Мозг Дэвидсона работал с полным напряжением. Все ясно! Быстрота реак-
ции ему не изменила - одним стремительным движением он выпрямился, держа
пистолет наготове.
- Вы, пискуны! Ни с места! Стоять! Стоять смирно!
Его голос прозвучал как удар хлыста. Четыре зеленые фигурки замерли.
Тот, чье лицо было изуродовано, уставился на него (через черные развали-
ны) огромными глазами, пустыми и тусклыми.
- Отвечать! Кто устроил пожар?
Они молчали.
- Отвечать! Быстро-быстро! Не то я сожгу одного, потом еще одного,
потом еще одного. Ясно? Кто устроил пожар?
- Лагерь сожгли мы, капитан Дэвидсон, - ответил пискун с Центрально-
го, и его странный мягкий голос напомнил Дэвидсону кого-то, какого-то
человека? -Люди все мертвы.
- Вы сожгли? То есть как это - вы?
Почему-то ему не удавалось вспомнить кличку Битой Морды.
- Здесь было двести людей. И девяносто рабов, моих соплеменников. Де-
вятьсот моих соплеменников вышли из леса. Сначала мы убили людей в лесу,
где они валили деревья, потом, пока горели дома, мы убили тех, кто был
здесь. Я думал, вас тоже убили. Я рад вас видеть, капитан Дэвидсон.
Бред какой-то и, конечно, сплошное вранье. Не могли они перебить всех
- Ока, Бирно, ван Стена и остальных! Двести человек! Хоть кто-то должен
же был спастись! У пискунов нет ничего, кроме луков и стрел. Да и в лю-
бом случае пискуны этого сделать не могли! Пискуны не дерутся, не убива-
ют друг друга, не воюют. Так называемый неагрессивный, врожденно мирный
вид. Другими словами, божьи коровки. Их бьют, а они утираются. И уж ко-
нечно, двести человек разом они поубивать не способны. Бред какой-то!
Тишина, запах гари в теплом вечернем воздухе, золотом от заходящего
солнца, бледно-зеленые лица с устремленными на него неподвижными глазами
- все это слагалось в бессмыслицу, в нелепый страшный сон, в кошмар.
- Кто это сделал, кроме вас?
- Девятьсот моих соплеменников, - сказал Битый своим поганым псевдо-
человеческим голосом.
- Я не о том. Кто еще? Чьи приказы вы выполняли? Кто сказал вам, что
вы должны делать?
- Моя жена.
Дэвидсон уловил внезапное напряжение в позе пискуна, и все-таки пры-
жок был таким стремительным и непредсказуемым, что он промахнулся и
только опалил ему плечо, вместо того чтобы всадить весь заряд между
глаз. Пискун повалил его на землю, хотя был вдвое ниже его и вчетверо
легче. Но он потерял равновесие, потому что полагался на пистолет и не
был готов к нападению. Он схватил пискуна за плечи, худые, крепкие, пок-
рытые густым мехом, попытался отбросить его. Пискун вдруг запел.
Он лежал навзничь, притиснутый к земле, без оружия. Сверху на него
смотрели четыре зеленые морды. Битый все еще пел - та же писклявая нев-
нятица, но вроде бы есть какой-то мотив. Остальные трое слушали, скаля в
усмешке белые зубы. Он ни разу прежде не видел, как пискуны улыбаются. И
никогда не смотрел на них снизу вверх. Всегда сверху вниз. Только свер-
ху. Надо лежать спокойно, вырываться пока нет смысла. Хоть они и коро-
тышки, их - четверо, а Битый забрал его пистолет. Надо выждать, улучить
минуту? Но в горле у него поднималась мучительная тошнота, и он дергался
и напрягался против воли. Маленькие руки прижимали его к земле без осо-
бых усилий. Маленькие зеленые морды качались над ним, ухмыляясь.
Битый кончил петь. Он нажал коленом на грудь Дэвидсона, сжимая в од-
ной руке нож, а в другой держа пистолет.
- Вы петь не можете, капитан Дэвидсон, верно? Ну так бегите к своему
вертолету, летите на Центральный и скажите полковнику, что тут все сож-
жено, а люди убиты.
Кровь, такая же ярко-алая, как человеческая, смочила шерсть на правом
плече пискуна, и нож в зеленых пальцах дрожал. Узкое изуродованное лицо
почти прижималось к лицу Дэвидсона, и теперь он увидел, что в
угольно-черных глазах прячется странный огонь. Голос пискуна был
по-прежнему мягким и тихим.
Державшие его руки разжались.
Он осторожно поднялся с земли. Голова отчаянно кружилась - сильно
стукнулся затылком, спасибо Битому! Пискуны отошли. Знают, что руки у
него вдвое длиннее. Ну а что толку? Вооружен-то не один Битый. Вон и
другой тычет в него пистолетом. Да это же Бен! Его собственный пискун,
серый облезлый паршивец - и, как всегда, выглядит идиотом. Да только в
руке у него пистолет.
Не так-то просто повернуться спиной к двум наведенным на тебя писто-
летам, но Дэвидсон повернулся и зашагал к аэродрому.
Позади него голос громко и визгливо выкрикнул какое-то пискунье сло-
во. Другой завопил:
- Быстро-быстро! -- и раздались странные звуки, словно птицы зачири-
кали.
Наверное, они так смеются. Хлопнул выстрел, и рядом в землю зарылся
снаряд. Черт, подлость какая! У самих пистолеты, а он безоружен! Надо
прибавить шагу. В беге не пискунам с ним тягаться. А стрелять они толком
не умеют.
- Беги! - донесся издали спокойный голос.
Битая Морда! А кличка у него - Селвер. Они-то звали его Сэмом, пока
не вмешался Любов, не спас его от заслуженной взбучки и не начал с ним
цацкаться. Вот тут его и стали звать Селвером. Черт, да что же это?
Бред, кошмар.
Дэвидсон бежал. Кровь грохотала у него в ушах. Он бежал сквозь золо-
тую дымку вечера. У тропы валялся труп, а он и не заметил, когда шел ту-
да. Совсем не тронут огнем, словно белый мяч, из которого выпустили воз-
дух. Голубые выпученные глаза? А его, Дэвидсона, они убить не посмели. И
больше по нему не стреляли. Еще чего! Где им его убить! А вот и верто-
лет! Блестит, миленький, как ни в чем не бывало. Одним прыжком он ока-
зался внутри и сразу поднял вертолет в воздух, пока пискуны чего-нибудь
не подстроили. Руки дрожат? Ну да, чуть-чуть. Все-таки шок порядочный.
Его им не убить!
Он сделал круг над холмом, а потом повернул и стремительно пошел поч-
ти над самой землей, высматривая четырех пискунов. Но среди черных куч
внизу не было заметно ни малейшего движения.
Сегодня утром тут был лагерь лесорубов. Двести человек. А сейчас туг
только четверо пискунов. Не приснилось же ему это! И они не могли исчез-
нуть. Значит, они там, прячутся? Он начал бить из носового пулемета.
Вспарывая обожженную землю, пробивал дыры в листве, хлестал по обгорелым
костям и холодным трупам своих людей, по разбитым машинам, по гниющим
белесым пням, заходя на все новые и новые круги, пока не кончилась лента
и судорожная дробь пулемета не оборвалась.
Руки Дэвидсона больше не дрожали, его тело ощущало легкость умиротво-
рения, и он твердо знал, что не бредит. Теперь надо доставить известия в
Центрвилл. Он повернул к проливу. Мало-помалу его лицо принимало обычное
невозмутимое выражение. Свалить на него ответственность за катастрофу им
не удастся -- его ведь там даже не было! Может, они сообразят, что пис-
куны не случайно дождались, чтобы он улетел. Знали ведь, что у них ниче-
го не выйдет, если он будет на месте и организует оборону. Во всяком
случае, хорошо одно: теперь они займутся тем, с чего следовало начать, -
очистят планету для человеческого обитания. Даже Любов теперь не сможет
помешать полному уничтожению пискунов, раз все подстроил его любимчик!
Некоторое время теперь придется посвятить уничтожению этих крыс, и, мо-
жет быть? может быть, эту работку поручат ему. При этой мысли он чуть
было не улыбнулся. Однако сумел сохранить на лице невозмутимость.
Море внизу темнело в сгущающихся сумерках, а впереди вставали проре-
занные невидимыми речками холмы Центрального острова - крутые волны мно-
голистного леса, тонущего во мгле.
Глава 2
Оттенки ржавчины и закатов, кроваво-бурые и блекло-зеленые, непрерыв-
но сменяли друг друга в волнах длинных листьев, колышимых ветром. Толс-
тые и узловатые корни бронзовых ив были мшисто-зелеными над ручьем, ко-
торый, как и ветер, струился медлительно, закручиваясь тихими водоворо-
тами, или словно вовсе переставал течь, запертый камнями, корнями, купа-
ющимися в воде ветками и опавшими листьями. Ни один луч не падал в лесу
свободно, ни один путь не был прямым и открытым. С ветром, водой, сол-
нечным светом и светом звезд здесь всегда смешивались листья и ветви,
стволы и корни, прихотливо перепутанные, полные теней. Под ветвями, вок-
руг стволов, по корням вились тропинки - они нигде не устремлялись впе-
ред, а уступали каждому препятствию, изгибались и ветвились, точно нер-
вы. Почва была не сухая и твердая, а сырая и пружинистая, созданная неп-
рерывным сотрудничеством живых существ с долгой и сложной смертью
листьев и деревьев. Это плодородное кладбище вскармливало тридцатиметро-
вые деревья и крохотные грибы, которые росли кругами поперечником в сан-
тиметр. В воздухе веяло сладким и нежным благоуханием, слагавшимся из
