часто имел внутреннюю связь, однако не настолько часто, чтобы это можно
было считать правилом. Но если бог - переводчик, что же он переводит?
Селвер действительно оказался талантливым толмачом, но этот дар нашел
применение только благодаря тому, что на планете появился язык, чужой
для ее обитателей, - обстоятельство новое и непредвиденное. Может быть,
ша'аб переводит язык сновидений и философии, мужскую речь на повседнев-
ный язык? Но это делают все сновидцы. Или же он - тот, кто способен пе-
ренести в реальную жизнь пережитое в сновидении? Тот, кто служит соеди-
нительным звеном между явью снов и явью мира? Атшияне считают их двумя
равноправными реальностями, но связь между ними, хотя и решающе важная,
остается неясной. Звено - тот, кто способен облекать в слова образы под-
сознания. "Говорить" на этом языке означает действовать. Сделать что-то
новое. Изменить что-то или измениться самому - радикально, от корня. Ибо
корень - это сновидение.
И такой переводчик - бог. Селвер добавил к речи своих соплеменников
новое слово. Он совершил новое действие. Это слово, это действие -
убийство. Только богу дано провести такого пришельца, как Смерть, по
мосту между явью и явью.
Но научился ли он убивать себе подобных в снах горя и гнева или его
научило увиденное наяву поведение чужаков? Говорил ли он на своем языке
или на языке капитана Дэвидсона? То, что словно бы коренилось в его
собственных страданиях и выражало перемену в его собственном существе,
на самом деле могло быть заразой, чумой с другой планеты и, возможно,
несло его соплеменникам не обновление, а гибель.
Вопрос "Что я мог бы сделать?" был внутренне чужд Раджу Любову. Он
всегда избегал вмешиваться в дела других людей - этого требовали и его
характер, и каноны его профессии. Как специалист он должен был устано-
вить, что именно эти люди делают, а дальше - пусть как сами знают. Он
предпочитал, чтобы просвещали его, а не просвещать самому, предпочитал
искать факты, а не Истину с большой буквы. Но даже и тот, кто полностью
лишен миссионерских склонностей, если только он не делает вид, будто
полностью лишен и эмоций, порой вынужден выбирать между действием и без-
действием. Вопрос "Что делают они?" внезапно превращается в "Что делаем
мы?", а затем в "Что должен делать я?"
Он знал, что для него настала минута такого выбора, хотя и не отдавал
себе ясного отчета в том, почему ему предложен выбор и какой именно.
Теперь он больше ничем не мог содействовать спасению атшиян: Лепен-
нон, Ор и ансибль уже сделали гораздо больше, чем успел бы сделать он за
всю свою жизнь. Инструкции, поступавшие с Земли по ансиблю, были абсо-
лютно четкими, и полковник Донг строго их придерживался, хотя руководи-
тели лесоразработок и настаивали, что выполнять их не следует. Он был
честным и добросовестным офицером, а кроме того, "Шеклтон" вернется и
проверит, как выполняются приказы. С появлением ансибля, этой "таchina
ex machina"*, прежней уютной колониальной автономии пришел конец. Теперь
донесения на Землю обрели реальное значение, и человек нес ответствен-
ность за свои поступки еще при жизни. Отсрочки в пятьдесят четыре года
больше не существовало. Колониальный кодекс утратил статичность. Лига
Миров может в любой момент принять решение, и колония будет ограничена
одним островом, или будет запрещена рубка деревьев, или будет поощряться
истребление аборигенов - как знать? Директивные указания Земли пока еще
не позволяли догадаться, как функционирует Лига и какой будет ее полити-
ка. Донга тревожил избыток возможностей, но Любов ему радовался. В раз-
нообразии заключена жизнь, а где есть жизнь, там есть и надежда - таким
было его кредо, бесспорно весьма скромное.
Колонисты оставили атшиян в покое, а те оставили в покое колонистов.
Вполне терпимое положение вещей, и нарушать его без нужды не стоит. А
нарушить его, пожалуй, может только страх.
Атшияне, конечно, не доверяют колонистам, прошлое по-прежнему их воз-
мущает, но страха они как будто испытывать не должны. Ну а паника в
Центрвилле, вызванная резней на острове Смита, улеглась, и с тех пор не
случилось ничего, что могло бы вновь ее возбудить. Со стороны атшиян
больше не было ни одного проявления враждебности, а так как после осво-
бождения рабов все пискуны ушли в леса, прекратилось и постоянное под-
сознательное воздействие ксенофобии. И колонисты мало-помалу расслаби-
лись.
Если сообщить, что в Тунтаре он видел Селвера, это неминуемо встрево-
жит Донга и прочих. Они могут даже попытаться захватить его и предать
суду. Колониальный кодекс запрещает привлекать члена одного планетарного
сообщества к ответственности по законам другой планеты, однако военный
суд такими тонкостями не интересуется. Они вполне способны судить Селве-
ра, признать его виновным и расстрелять. В качестве свидетеля с Новой
Явы привезут Дэвидсона. "Ну нет! - подумал Любов, засовывая словарь на
место. - Ну нет!" - и перестал об этом думать. Так он сделал свой выбор,
даже не заметив этого.
На следующий день он представил краткий отчет о своей поездке: обста-
новка в Тунтаре нормальная, его беспрепятственно допустили туда, ему
никто не угрожал. Это был весьма успокоительный отчет, и самый неточный
в жизни Любова. В нем не упоминалось ни о чем действительно существенном
- ни о том, что Старшая Хозяйка к нему не вышла, а Тубаб с ним не поздо-
ровался, ни о появлении там большого числа чужих, ни о выражении лица
молодой охотницы, ни о присутствии Селвера? Бесспорно, это последнее он
утаил, но в остальном отчет точно следовал фактам, решил Любов. Он опус-
тил только субъективные впечатления, как и полагается ученому. Пока он
писал отчет, голова у него раскалывалась от боли, а когда он представил
его в штаб, боль стала невыносимой.
Ночью ему без конца что-то снилось, но утром он не мог вспомнить ни
одного сна. На вторую ночь после возвращения из Тунтара, проснувшись от
истерических воплей сирены и грохота взрывов, он наконец взглянул правде
в глаза: он - единственный человек в Центрвилле, который ожидал этого,
он - предатель.
Но даже и теперь он не был до конца уверен, что атшияне действительно
напали. Просто в ночном мраке творилось что-то ужасное.
Его коттедж был цел и невредим - возможно, потому, что окружен де-
ревьями, подумал он, выбегая наружу. Центр города горел. Даже бетонный
куб штаба внутри весь пылал, точно литейная печь. А там - ансибль, бес-
ценное связующее звено. Пожары полыхали и в той стороне, где находился
вертолетный ангар, и на космодроме. Откуда у них взрывчатка? Каким обра-
зом сразу вспыхнуло столько пожаров? Все деревянные дома по обеим сторо-
нам Главной улицы горели. Рев огня нарастал, становился все страшнее.
Любов побежал туда. Под ногами была вода. От пожарных насосов? И тут же
он сообразил, что лопнула водопроводная труба, проложенная до реки Ме-
ненд, и вода растекается по земле, пока жуткое воющее пламя пожирает до-
ма. Как они сумели? Куда делась охрана? На космодроме всегда дежурит ох-
рана в джипах? Выстрелы, залпы, автоматная очередь? Вокруг повсюду
мелькали маленькие фигуры, но он бежал среди них и почти их не замечал.
Поравнявшись с гостиницей, он увидел в дверях девушку. Позади нее пляса-
ли огненные языки, но путь на улицу был свободен. И все же она стояла,
не двигаясь. Он окликнул ее, потом кинулся через двор, оторвал ее руки
от косяка, в который она намертво вцепилась, и потащил за собой, повто-
ряя негромко и ласково:
- Иди же, девочка! Ну иди же!
Она наконец послушалась, но слишком поздно. Стена верхнего этажа,
озаренная изнутри огнем, не выдержала напора рушащейся крыши и медленно
наклонилась вперед. Угли головни, пылающие стропила вылетели наружу,
точно шрапнель. Падающая балка задела Любова горящим концом и сбила с
ног. Он лежал ничком в багровеющем озере грязи и не видел, как маленькая
зеленая охотница прыгнула на девушку, опрокинула на спину, перерезала
горло. Он ничего не видел.
Глава 6
В эту ночь не была пропета ни одна песня. Только крики и молчание.
Когда запылали небесные лодки, Селвер ощутил радость и на глазах у него
выступили слезы, но слов не было. Он молча отвернулся, сжимая тяжелый
огнемет, и повел свой отряд назад в город.
Все отряды с запада и с севера вели бывшие рабы, вроде него, - те,
кому приходилось служить ловекам в Центре, так что они знали там все до-
роги и жилища.
В этих отрядах почти никто прежде не видел селений ловеков, а многие
и самих ловеков никогда не видели. Они пришли потому, что их вел Селвер,
потому, что их гнали плохие сны, и только Селвер знал, как с этими снами
совладать. Сотни и сотни мужчин и женщин ждали в глубокой тишине вокруг
города, пока бывшие рабы по двое и по трое делали то, что нужно было
сделать сначала - разбили главную водопроводную трубу, перерезали прово-
да, которые несли свет от электростанции, проникли в арсенал и унесли
оттуда все необходимое. Первые враги, часовые, были убиты быстро и бес-
шумно, в темноте, с помощью обычного охотничьего оружия - петли, ножа,
лука. Динамит, украденный еще вечером из лесного лагеря в пятнадцати ки-
лометрах к югу, был заложен в арсенале под штабом, дома облиты огненным
веществом и подожжены. Тут завыла сирена, забушевал огонь, и ночь исчез-
ла вместе с тишиной. С грохотом, точно от грома и валящихся деревьев,
стреляли в основном ловеки - оружием, захваченным в арсенале, пользова-
лись только бывшие рабы, а остальные предпочли собственные копья, ножи и
луки. Но весь этот шум утонул в оглушительном реве, когда рухнули стены
штаба и ангары с небесными лодками. Это взорвался динамит, который зало-
жили и запалили Резван и те, кому пришлось работать в лагерях лесорубов.
В селении в эту ночь было около тысячи семисот ловеков, из них
пятьсот самок, так как, по слухам, ловеки свезли сюда всех своих самок.
Потому-то Селвер и остальные и решили начать, хотя еще не все люди, ко-
торые хотели быть с ними, успели добраться до Сорноля. Почти пять тысяч
мужчин и женщин пришли через леса в Эндтор на Общую Встречу, а оттуда -
в это место, в эту ночь.
Пожары полыхали все сильнее, и воздух стал тяжелым от запаха гари и
крови.
Рот Селвера пересох, в горле саднило, он не мог выговорить ни слова и
мечтал о глотке воды. Он вел свой отряд по средней тропе селения лове-
ков, один из них кинулся ему навстречу - в дымном багровом сумраке он
казался огромным. Селвер поднял огнемет и оттянул защелку в ту самую се-
кунду, когда ловек поскользнулся в жидкой грязи и рухнул на колени. Но
из огнемета не вырвалась шипящая струя пламени - оно все было истрачено
на небесные лодки, стоявшие в стороне от ангаров. Селвер уронил тяжелый
баллон. Ловек был без оружия, и он был самцом. Селвер попытался сказать:
"Не трогайте его, пусть бежит", но у него не хватило голоса, и двое
охотников из Абтанских Полян прыгнули вперед, подняв длинные ножи.
Большие безволосые руки взметнулись вверх и вяло опустились. Огромный
труп бесформенной грудой преградил им дорогу. Тут, где прежде был центр
селения, валялось много других мертвецов. По-прежнему с треском рушились
горящие стены, ревел огонь, но остальные звуки затихли.
Селвер с трудом разомкнул губы и хрипло испустил клич сбора, заверша-
ющий охоту. Те, кто был с ним, подхватили клич громко и пронзительно.
Вдали и вблизи в мутной, смрадной, пронизанной огненными всполохами ноч-
ной мгле раздались ответные крики. Вместо того чтобы увести своих людей
из селения, Селвер сделал им знак уходить, а сам сошел на полосу грязи
между тропой и жилищем, которое сгорело и обрушилось. Он перешагнул че-
рез мертвую лавочку и нагнулся над ловеком, прижатым к земле обугленным
