- На Ризуэле? на Новой Яве. Четырнадцать дней назад. Ловеки из лагеря
в Ризуэле сожгли селение и убили всех, кто там жил.
- Это ложь! Мы все время поддерживали радиосвязь с Новой Явой до са-
мого нападения. Никто не убивал аборигенов ни там, ни где-либо еще!
- Вы говорите ту правду, которую знаете вы, - сказал Селвер. -А я-
правду, которую знаю я. Я готов поверить, что вы не знаете об убийствах
на Ризуэле, но вы должны поверить моим словам, что убийства были. Оста-
ется одно: обещание должно быть дано нам и вместе с нами, и оно не долж-
но быть нарушено. Вам, конечно, надо обсудить все это с полковником Дон-
гом и остальными.
Госсе сделал шаг к калитке, но тут же обернулся и сказал хриплым ба-
сом:
- Кто ты такой, Селвер? Ты? это ты организовал нападение? Ты вел сво-
их?
- Да, я.
- Значит, вся эта кровь на твоих руках, - сказал Госсе и с внезапной
беспощадной злобой добавил: - И кровь Любова тоже. Он ведь тоже убит.
Твой "друг" Любов мертв.
Селвер не понял этого идиоматического выражения. Убийству он научил-
ся, но за словами "кровь на твоих руках" для него ничего не стояло. Ког-
да на мгновение его взгляд встретился с белесым ненавидящим взглядом
Госсе, он почувствовал страх. Тошнотную боль, смертный холод. И зажму-
рился, чтобы отогнать их от себя. Наконец он сказал:
- Любов - мой друг, и потому он не мертв.
- Вы - дети, - с ненавистью сказал Госсе. - Дети, дикари. Вы не восп-
ринимаете реальности. Но это не сон, это реальность! Вы убили Любова. Он
мертв. Вы убили женщин - женщин! - жгли их заживо, резали, как животных!
- Значит, нам надо было оставить их жить? - сказал Селвер с такой же
яростью, как Госсе, но негромко и чуть напевно. - Чтобы вы плодились в
трупе мира, как мухи? И уничтожили нас? Мы убили их, чтобы вы не могли
дать потомства. Мне известно, что такое "реалист", господин Госсе. Мы
говорили с Любовым о таких словах. Реалист - это человек, который знает
и мир, и свои сны. А вы - сумасшедшие. На тысячу человек у вас не най-
дется ни одного, кто умел бы видеть сны так; как их надо видеть. Даже
Любов не умел, а он был самым лучшим из вас. Вы спите, вы просыпаетесь и
забываете свои сны, потом снова спите и снова просыпаетесь, - и так с
рождения до смерти. И вы думаете, что это - существование, жизнь, ре-
альность! Вы не дети, вы взрослые, но вы сумасшедшие. И потому нам приш-
лось вас убить, пока вы и нас не сделали сумасшедшими. А теперь идите и
поговорите о реальности с другими сумасшедшими. Поговорите долго и хоро-
шо!
Часовые открыли калитку, угрожая копьями сгрудившимся за ней ловекам.
Госсе вошел в загон - его широкие плечи сгорбились, словно под дождем.
Селвер чувствовал себя бесконечно усталым. Старшая Хозяйка из Берре и
еще одна женщина помогали ему идти - он положил руки им на плечи, чтобы
не упасть. Греда, молодой охотник, родич его Дерева, начал шутить с ним.
Он отвечал, смеялся. Казалось, они бредут назад в Эндтор уже несколько
дней.
От усталости он не мог есть, только выпил немного горячего варева и
лег у Мужского костра. Эндтор был не селением, а временным лагерем на
берегу большой реки, куда приходили ловить рыбу из всех селений, которых
было много в окрестных лесах, пока не появились ловеки. Мужского Дома
там не построили. Два очага из черного камня и травянистый косогор над
рекой, где удобно ставить палатки из шкур и камышовых плетенок, -- вот и
весь Эндтор. Река Мененд, Старшая река Сорноля, без умолку говорила там
и в яви мира, и в яви сна.
У костра сидело много стариков. Одних он знал хорошо: они были из
Бротера, из Тунтара и из его родного сожженного Эшрета, а других он вов-
се не знал, хотя по их глазам и движениям, по их голосам понял, что все
это - Владыки-Сновидцы. Пожалуй, столько сновидцев еще никогда не соби-
ралось в одном месте. Он вытянулся во всю длину, подложил ладонь под
подбородок и, глядя в огонь, сказал:
- Я назвал ловеков сумасшедшими. Не сумасшедший ли я сам?
- Ты не разбираешь, где одна явь, а где другая, - ответил старый Ту-
баб, подбрасывая в костер сосновый сук, - потому что ты слишком долго не
видел снов и не уходил в сны. А за это приходится расплачиваться тоже
очень долго.
- Яды, которые глотают ловеки, действуют примерно так же, как воздер-
жание от сна и от снов, - заметил Хебен, который был рабом в Центрвилле
и в Лагере Смита. - Ловеки глотают отраву, чтобы уходить в сны. После
того как они ее проглотят, лица у них становятся как у сновидцев. Но они
не умеют ни вызывать снов, ни управлять ими, ни плести и лепить, ни вы-
ходить из снов. Я видел, как сны подчиняли их, вели за собой. Они ничего
не знают о том, что внутри их. Вот и человек, много дней не уходивший в
сны, становится таким же. Будь он мудрейшим в своем Доме, все равно он
еще долго потом будет иногда становиться сумасшедшим. Он будет подчинен,
будет рабом. Он не будет понимать себя.
Глубокий старец, говоривший, как уроженец Южного Сорноля, положил ру-
ку на плечо Селвера и, ласково его поглаживая, сказал:
- Пой, наш молодой бог, это принесет тебе облегчение.
- Не могу. Спой для меня.
Старик запел, остальные начали ему подтягивать. Их пронзительные жи-
денькие голоса, почти лишенные мелодичности, шелестели, точно ветер в
камышах Эндтора. Они пели одну из песен Ясеня об изящных резных листьях
- как осенью они становятся желтыми, а ягоды краснеют, а потом первый
ночной иней серебрит их.
Селвер слушал песню Ясеня, и рядом с ним лежал Любов. Лежа он не ка-
зался таким чудовищно высоким и широкоплечим. Позади него на фоне звезд
чернели развалины выжженного огнем дома. "Я такой же, как ты", - сказал
он, не глядя на Селвера, тем голосом сна, который пытается обнажить
собственную неправду. Сердце Селвера давила тоска, он горевал по своему
другу. "У меня болит голова", - сказал Любов обычным голосом и потер
шею, как всегда ее тер, и Селвер протянул руку, чтобы коснуться его и
утешить. Но в яви мира он был тенью и отблесками огня, а старики пели
песню Ясеня - о белых цветках на черных ветках среди резных листьев.
На следующий день ловеки, запертые в загоне, послали за Селвером. Он
пришел в Эшсен после полудня и встретился с ними в стороне от загона,
под развесистым дубом - лесные люди чувствовали себя неуверенно под
бескрайним открытым небом. Эшсен был дубовой рощей, и этот дуб - самый
большой из немногих, которые колонисты сохранили, - стоял на косогоре за
коттеджем Любова, одним из немногих пощаженных огнем. С Селвером под дуб
пришли Резван, Старшая Хозяйка из Берре, Греда из Кадаста и еще девять
человек, пожелавших участвовать в переговорах. Их охранял отряд лучников
на случай, если ловеки тайком принесут оружие. Но лучники укрылись за
кустами и среди развалин вокруг, чтобы ловеки не подумали, что им угро-
жают. С Госсе и полковником Донгом пришли трое ловеков, которые называ-
лись "офицерами", и еще двое из лесных лагерей. При виде одного из них -
Бентона - бывшие рабы стиснули зубы. Бентон имел обыкновение наказывать
"ленивых пискунов", подвергая их стерилизации на глазах у остальных.
Полковник исхудал, его кожа, обычно желтовато-коричневая, казалась
грязно-серой. Значит, он действительно болен.
- Начать необходимо с того? - сказал он, когда они расположились под
дубом (ловеки остались стоять, а лесные люди опустились на корточки или
сели на мягкий влажный ковер из прелых дубовых листьев). - Начать необ-
ходимо с того, чтобы вы в рабочем порядке определили суть ваших условий
и какие они содержат гарантии безопасности для моих подчиненных.
Воцарилось молчание.
- Вы ведь понимаете наш язык? Если не все, то хоть некоторые?
- Да? Но вашего вопроса я не понял, господин Донг.
- Потрудитесь называть меня полковником Донгом!
- В таком случае потрудитесь называть меня полковником Селвером! - В
голосе Селвера появилась напевность. Он вскочил на ноги, готовый к сос-
тязанию, и в его голове ручьями заструились мотивы.
Однако старый ловек продолжал стоять, огромный, грузный, сердитый, и
не собирался принимать вызова.
- Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать оскорбления от низко-
рослых гуманоидов, - сказал он. Но губы его дрожали. Он был стар, расте-
рян, унижен.
И предвкушение радости победы угасло в Селвере. В мире больше не ос-
тавалось радости, в нем была только смерть. Он снова сел.
- У меня не было намерения оскорбить вас, полковник Донг, - сказал он
безучастно. - Не будете ли вы так добры повторить ваш вопрос?
- Я хочу выслушать ваши условия, а затем вы выслушаете наши, и больше
ничего.
Селвер повторил то, о чем накануне говорил с Госсе. Донг слушал с яв-
ным нетерпением.
- Да-да. Но вам не известно, что в нашем распоряжении уже три дня
есть действующий радиоприемник.
Селвер знал об этом: Резван немедленно проверил, не оружие ли сбросил
на парашюте вертолет. Часовые сообщили, что это было радио, и он позво-
лил, чтобы оно осталось у ловеков. Теперь Селвер просто кивнул.
- Мы поддерживаем постоянную связь с двумя лагерями на острове Кинга
и с лагерем на Новой Яве, - продолжал полковник. - И если бы мы решили
прорваться на свободу, то могли бы без труда это осуществить. Вертолеты
доставили бы нам оружие и прикрывали бы наше отступление. Нам достаточно
одного огнемета, чтобы проложить себе выход за ограду, а в случае нужды
вертолеты могли бы сбросить тяжелые бомбы. Вы, впрочем, ни разу не виде-
ли их в действии.
- Если вы прорветесь за ограду, куда вы пойдете дальше?
- Будем придерживаться сути и не затемнять ее побочными или ложными
факторами, а суть сводится к тому, что в нашем распоряжении, хотя вы,
бесспорно, далеко превосходите нас численностью, остаются четыре лагер-
ных вертолета, которые вам уже не удастся сжечь, потому что теперь их
бдительно охраняют круглые сутки, а также достаточное число огнеметов.
Таково реальное положение вещей: особого преимущества нет ни у вас, ни у
нас, и мы можем вести переговоры с позиций обоюдного равенства. Разуме-
ется, это временная ситуация. Мы уполномочены в случае необходимости
принимать оборонительные полицейские меры, чтобы предотвратить разраста-
ние войны. Кроме того, мы опираемся на огневую мощь Межзвездного флота
Земли, который способен разнести в пыль всю вашу планету. Но вам этого
не понять, а потому я скажу проще: в настоящий момент мы готовы вести с
вами переговоры на основе полного равенства.
У Селвера не хватало терпения слушать его. Он знал, что эта раздражи-
тельность - симптом тяжелого душевного состояния, но был не в силах ее
сдержать.
- Так говорите же!
- Ну, во-первых, я хочу со всей ясностью указать, что, получив пере-
датчик, мы сразу же предупредили людей в лагерях, чтобы они не доставля-
ли нам оружия и не предпринимали никаких попыток вывезти нас на вертоле-
тах или освободить и тем более не допускали никаких ответных действий?
- Это было разумно. Что дальше?
Полковник Донг начал было гневную отповедь, но тут же смолк, и лицо у
него совсем побелело.
- Я хотел бы сесть?
Мимо кучки ловеков Селвер поднялся по косогору, вошел в пустой двух-
комнатный коттедж и взял складной стул, стоявший у письменного стола.
Перед тем как покинуть окутанную тишиной комнату, он наклонился и при-
жался щекой к исцарапанной деревянной крышке стола, за которым всегда
сидел Любов, когда работал с ним или один. Бумаги Любова еще лежали там.
Селвер слегка их погладил. Потом спустился к дубу и поставил стул на
влажную от дождя землю. Старый полковник сел, кусая губы и щуря от боли
миндалевидные глаза.
- Господин Госсе, может быть, вы будете говорить за полковника? -
сказал Селвер. - Он плохо себя чувствует.
- Говорить буду я, - объявил Бентон, выступая вперед, но Донг покачал
головой и хрипло пробормотал:
