они оба приехали сюда не за тем, чтобы забыть, оставить позади все свои
прошлые ошибки и разочарования, как, впрочем, и победы, и ушедшую лю-
бовь. Пытаясь рассеять его мрачное настроение, Йосс стала рассказывать
(нарочно углубляясь в подробности и пространные рассуждения, чтобы гово-
рить подольше) историю Эйд и Вады - двух бедных влюбленных, которые в
эту минуту снова резвились в ее кровати.
- Раньше мне некуда было уйти, чтобы их оставить наедине, разве что в
деревню за покупками. А сейчас такая мерзкая погода, что носа из дома
высовывать не хочется. Так что хорошо, что я могу прийти сюда. Мне нра-
вится этот дом.
Абберкам хмыкнул, но Йосс была уверена, что он слушал достаточно вни-
мательно и даже попытался понять, словно человек, разговаривающий с
иностранцем, чьего языка он почти не знает.
- А вы не очень-то следили здесь за порядком. Вам что, все равно? -
спросила она как можно дружелюбнее, разливая суп по тарелкам. - Ну что
ж, по крайней мере это честно по отношению к самому себе. Вот взять ме-
ня, например: я до сих пор стараюсь притворяться святошей, которая забо-
тится о своей душе, и пытаюсь пренебрегать тем, что действительно люблю:
вещами, общением, комфортом. - Она устроилась у огня, поставив миску с
супом на колени. - Наверху у вас есть чудесная комната. Та, что в углу,
окнами на восход. Она хранит память о чем-то очень хорошем. Может, там
был когда-то приют счастливых любовников. Даже болота из ее окон кажутся
красивыми.
Когда Йосс собралась домой, Абберкам остановил ее вопросом:
- Вы думаете, они уже ушли?
- Кто? Оленята? Да, конечно. И давно. Вернулись в свои враждующие не-
навистью семьи. Боюсь, что если бы они смогли зажить вместе, то вскоре
тоже возненавидели бы друг друга. Они слишком невежественны. И помочь я
тут уже ничем не могу. Это деревня бедняков, и соображают они довольно
тяжело, с натугой. Но эти двое цепляются друг за друга, за свою любовь,
словно чувствуют, словно понимают?
- Держись истины и благородства, - произнес Вождь.
Эту цитату она тоже знала.
- А хотите, я вам почитаю как-нибудь вечером? У меня есть "Аркамье",
могу в следующий раз принести.
Он замотал головой, неожиданно светло улыбнувшись:
- Не трудитесь. Я знаю его наизусть.
- Весь?
Он кивнул.
- Я тоже собиралась его выучить? Ну, по крайней мере, хотя бы часть,
самые любимые отрывки, когда приехала сюда, - призналась Йосс. - Но так
и не собралась. Мне все казалось, что еще не время. А вы выучили его уже
здесь?
- Да нет. Давным-давно. Когда сидел в тюрьме Геббы. Там было море
свободного времени? Зато во время болезни я днями напролет сам себе его
рассказывал. Это хоть как-то скрашивало часы вашего отсутствия.
Йосс растерялась и не нашла, что ответить.
- Мне хорошо, когда вы рядом, - добавил он.
Она поспешно закуталась в шаль и убежала, едва не забыв попрощаться.
Когда она возвращалась домой, широко шагая по мосткам, все в ней ки-
пело от противоречивых, смешанных чувств. Ну что он за чудовище! Он за-
игрывает с ней - в этом нет никакого сомнения! Валяется в постели, слов-
но матерый боров, покрытый седой щетиной. Хрипит, кашляет, как старая
шарманка! Но какой звучный, красивый голос и какая улыбка!.. Да, этот
лицедей хорошо знает силу своей улыбки и понимает: для того чтобы произ-
водить должное впечатление, часто пользоваться ею нельзя. Ему известно,
как окрутить женщину, он окручивал их сотнями (если верить историям, ко-
торые о нем рассказывали), знает, как завоевать ее доверие, как потом
войти в нее, а затем выйти - вот, мол, тебе мое семя, дар Вождя, и будь
счастлива, детка, прощай. О Камье!
И как ей только в голову взбрело рассказывать ему, что вытворяют в ее
постели Эйд с Вадой! Идиотка! А ледяной ветер бьет в лицо. Старая идиот-
ка! Старая дура!
Губу снова вышел встречать хозяйку и стал тереться о ее ноги, игриво
хватая ее мягкими лапками и победно махая обрубком хвоста. Уходя, она
обычно не закрывала дверь на щеколду, чтобы кот мог войти в дом, когда
вздумается. Дверь была приоткрыта. Комнату усеивали птичий пух и перья,
там и сям краснели капли крови, а на коврике у очага валялась недоеден-
ная тушка.
- Чудовище! Пошел вон, убийца! - устало сказала Йосс.
Губу станцевал боевой танец и издал воинственный клич: "Ауау! Ауау!"
Всю ночь он проспал рядом с Йосс, согревая ей спину и безропотно
отодвигаясь, когда она меняла позу.
А ей не спалось. Она ворочалась с боку на бок, представляя себе в по-
лусне жар огромного, грузного мужского тела, тяжесть сильных рук на сво-
их грудях, а на сосках нежные, властные поцелуи губ, пьющих из нее
жизнь.
Йосс решила поменьше ходить к Абберкаму. Он уже вставал и мог сам се-
бя обслуживать и даже готовить завтрак; ей же оставалось следить, чтобы
ящик для торфа у очага всегда был полон, а в буфете не убавлялось припа-
сов. Обед она ему принесла, но есть с ним не стала. Абберкам снова пре-
бывал в мрачном расположении духа, да и Йосс не очень хотелось разгова-
ривать. Оба были напряжены как струны. Что ж, она лишилась удовольствия
проводить время на верхней террасе, но ведь это был лишь еще один мираж,
сон, самообольщение, мечта о покое.
Однажды днем к Йосс зашла Эйд.
- Боюсь, я не смогу больше сюда приходить, - угрюмо сказала она, пря-
ча глаза.
- Что-то случилось?
Девушка неопределенно пожала плечами.
- За тобой следят?
- Нет. Не знаю. Я подумала, может, вы знаете. Я, похоже, залетела.
Это старое словечко, означавшее беременность, осталось из лексикона
рабов.
- А ты пользовалась контрацептивами? - Йосс закупала их специально
для парочки в Вео и постоянно пополняла запас.
Эйд судорожно кивнула и, сжав губы, чтобы не расплакаться, прошепта-
ла:
- Не надо было этого делать.
- Чего? Заниматься любовью или предохраняться?
- Не надо было этого делать! - почти выкрикнула девушка, и глаза ее
злобно сверкнули.
- Ладно, - только и оставалось сказать Йосс. Эйд повернулась и, даже
не попрощавшись, почти бегом направилась к тропинке.
- До свидания, Эйд! - крикнула ей в спину Йосс и с горечью повторила
про себя: "Держись истины и благородства".
Она побрела к могиле Тикули, но не смогла пробыть там и нескольких
минут: холодный зимний ветер пробирал до костей. Она вернулась в дом и
заперла двери. Ее жилище вдруг показалось ей таким маленьким, таким тем-
ным и неуютным. Горящий в очаге торф давал мало огня, зато нещадно ды-
мил. Пахло гарью, как на пепелище. Стояла полная тишина: ветер внезапно
улегся, и даже тростник не шелестел.
"Я хочу настоящих поленьев, о Владыка, как я хочу настоящего, жарко-
го, яркого огня, что с треском лижет сухой хворост, танцует на поленьях,
рассказывает дивные истории. Огня, возле которого я так любила сидеть в
бабушкином доме у нас на плантации".
На следующий день она сходила в полуразвалившийся пустой дом, стояв-
ший на расстоянии примерно мили от ее хижины, и отодрала там несколько
досок от крыльца. В тот вечер у нее снова был настоящий огонь в очаге.
Она стала наведываться в тот дом почти ежедневно, и вскоре рядом с оча-
гом выросла небольшая поленница. К Абберкаму она больше не ходила: ста-
рик полностью оправился, и, чтобы пойти туда снова, ей пришлось бы при-
думывать предлог. Ни топора, ни пилы у нее не было, и потому крупные
куски досок она просто совала одним концом в огонь, постепенно, по мере
сгорания, пропихивая их глубже, к тому же при таком способе одной доски
хватало на целый вечер. Теперь Йосс большую часть времени проводила в
кресле у яркого огня, пытаясь заставить себя выучить первую главу из
"Аркамье". Рядом на коврике укладывался Губу, который то дремал, то, щу-
рясь на огонь, выводил свое тихое "мур-мур-мур". Он совершенно перестал
выходить из дому, считая, что делать в обледеневших тростниках совершен-
но нечего. Йосс пришлось даже поставить для него в уголке ящик с песком.
Он это оценил и при надобности делал все свои дела только туда.
Морозы все не кончались. Еще ни разу, с тех пор как Йосс поселилась
на болотах, не было такой холодной зимы. Оказалось, что в дощатых стенах
лачуги полным-полно щелей, и Йосс замучилась, забивая их чем попало, но
так и не добилась почти никакого эффекта - по дому все равно раз гулива-
ли сквознячки, и от стен тянуло холодом. Если очаг хоть на час потухал,
в доме становилось не теплее, чем на улице, - даже вода в чашке подерги-
валась ледком. По ночам Йосс оставляла тлеть в очаге торф, но днем обя-
зательно подкидывала хоть одно поленце, чтобы как-то осветить свою без-
радостную жизнь. Она любила огонь, как доброго друга: когда в очаге пля-
сало пламя, она чувствовала себя не так одиноко.
Продукты кончались, и пора было идти в деревню, однако Йосс день за
днем оттягивала поход, надеясь, что морозы прекратятся, но становилось
все холоднее. Торф промерз настолько, что теперь не столько горел,
сколько чадил, и в очаг приходилось все время подкладывать поленья, что-
бы в доме сохранилось хоть какое-то тепло. Но однажды, поняв, что откла-
дывать больше нельзя, Йосс напялила на себя все теплые вещи, которые
имела, закуталась двумя шалями и взяла продуктовую сумку. Губу сонно
посмотрел на нее.
- Лентяй, деревенщина, - сказала Йосс, - мудрое животное.
Мороз был жутким. Она с ужасом представила себе, как, поскользнув-
шись, падает, ломает ногу и лежит беспомощная на обледеневших мостках. И
замерзает, потому что никто из деревни не придет ее спасать. Стоит всего
пару часов полежать так, и все будет кончено. "Ну и пусть - я в руках
Камье великодушного, и смерть все равно уже близко. Так не все ли равно,
сейчас или через пару лет! Только позволь мне, милостивый Владыка, доб-
раться до деревни и хоть чуть-чуть согреться".
И она добралась и долго с наслаждением отсиживалась в кондитерской
лавке, жадно слушая местные сплетни, а потом прочитала старую газету -
всю, до последнего словечка. В передовице говорилось о новом восстании,
вспыхнувшем в одной из провинций на востоке. Опять война! Тетки Эйд и
родители Вады расспрашивали Йосс о самочувствии Вождя. И все по очереди
говорили, что ей нужно зайти к хозяину ее домика Кеби, потому как он
кое-что припас для своей постоялицы. Оказалось, пачку дешевого скверного
чая. Йосс все же поблагодарила Кеби, чтобы тот почувствовал себя благо-
детелем и душа его стала богаче. Он тоже забросал ее вопросами об Аббер-
каме. "Вождь серьезно болел? А сейчас ему лучше?" "Как они мне все надо-
ели, - думала Йосс, скупо и без всякой охоты удовлетворяя его любо-
пытство. - Век бы не слышала их противных голосов. Одной жить лучше".
Она и продолжала-то беседовать с хозяином лишь потому, что очень не
хотела выходить из жарко натопленной комнаты на трескучий мороз. Но отп-
равляться лучше было сейчас, пока светло. Сумка оказалась тяжелее, чем
обычно (Йосс отоварилась с запасом), и приходилось очень осторожно выби-
рать дорогу на покрытой замерзшими лужицами тропке к мосткам. И все же
она припозднилась, заболтавшись, и не заметила, как прошло время.
Солнце опустилось почти к самому горизонту и спряталось за од-
ну-единственную тучку на тусклом пустынном небе, словно не желало отда-
вать даже те крохи дневного тепла и света, на которые было так скупо ны-
нешней зимой. Чтобы поскорее добраться до дому и сесть у очага, Йосс ре-
шила сократить путь и зашагала напрямую по промерзшей трясине.
Она глядела прямо под ноги, чтобы не поскользнуться, и поэтому снача-
ла услышала крик Абберкама и только потом увидела его самого, бегущего
прямо на нее с выпученными глазами. Ну, точно, снова с ума сошел!
- Йосс! Йосс! Все в порядке!
Вождь подбежал уже так близко, что Йосс разглядела в его волосах
клочья сажи и льдинки, да и сам он был покрыт копотью и грязью с головы
