кое-каких мерах, хотя бы насчет этого, как бишь его... Тодди
Красноглазого. Но полноправным чиновником Донь не был.
* * *
Прошла неделя. В Ламассу съезжались к Весеннему Совету люди со
всего королевства. Камни в Мертвом городе порою шевелились, из
них выдирались столбы дыма и голоса. В небесах над городом была
дикая охота. Одни видели в этом волю богов, другие - проделки
колдуна Арфарры.
Глава одиннадцатая, в которой рассказывается, как советник
Ванвейлен обнаружил преступника, покушавшегося на его корабль.
Теперь мы расскажем о Шодоме Опоссуме, том самом, которого
помиловал Кукушонок, и который на пиру в Золотом Улье предложил
составить прошение, чтобы король признал себя ленником Кречетов.
Многие подписали это прошение, и среди них - Махуд Коротконосый.
Это было большой новостью: Махуд и Шодом всегда стояли поперек
друг другу.
Причина вражды была следующая. У Шодома был необыкновенный конь,
игреневой масти, из страны Великого Света. Махуд попросил коня в
подарок - и надо же было случиться такому, что конь в это время
пал. Шодом, однако, не хотел обидеть Махуда и послал со своим
управляющим другого коня, похожего. Раб-управляющий,
недолюбливая хозяина, явился к Махуду и сказал так:
- Это другой конь, а коня из Великого Света Шодом нарочно
отравил: коли, мол, не мне, так никому.
Из-за этого двенадцать лет шла вражда.
После пира в Золотом Улье Шодом поехал в место, где встречаются
люди и боги, спросить, выйдет ли призвать короля к порядку.
Пророчица не хотела предсказывать, но Шодом обложил святилище и
заявил, что не уйдет, пока не добьется благоприятного знамения.
Женщина погадала на копейном яблочке и произнесла следующие
стихи:
Враждуешь с равным из-за раба.
Помирившись, -
Вернешь удачу.
Шодом стал расследовать, и тут выяснилось, из-за какой безделицы
произошла ссора. Отправил раба Махуду с извинениями, - тот
подлеца сварил и поставил под прошением свою подпись. В Ламассу
поехали вместе.
Накануне судебного дня у Киссура Ятуна был пир. Чего только не
было на этом пире: были груды румяных куропаток и жареных
поросят, обсыпанных сахаром, были рыбы-вертушки с золотой
корочкой, маринованные медузы и пироги, были сладости, которые
любят ленивые женщины, и заморское вина, похищающее ум, и был
там удивительный торт величиной с термитник, весь украшенный
словами и розочками и политый разноцветной глазурью.
И вот, когда съели много мяса и выпили много вина, и самые
пьяные уже легли носом в кувшин и стали спать, а самые
похотливые легли в углу с девицами, Махуд взял в руки чашу,
понес ее к губам и сказал:
- Я возьму Арфарру и сделаю из его кожи ошейник для своих псов,
чтобы мои псари снимали и надевали его каждый день.
Выпил и передал чашу Арнуту Краснобородому. Арнут Краснобородый
взял в руки чашу, поднес ее к губам и сказал:
- А я сделаю из его кожи колпачок для своего сокола, чтобы
каждый раз на охоте чувствовать его под своими пальцами.
Выпил и передал чашу Шодому Опоссуму. Шодом взял в руки чашу,
поднес ее к губам и сказал:
- А я сделаю из его шкуры коврик и постелю его у конюшни, чтобы
каждый раз, когда выезжаю, топтать его копытом.
И тогда встал Киссур Белый Кречет, старший брат Марбода и
человек основательный, и сказал:
- Господа, это все прекрасные слова о наморднике и коврике, и
они греют душу, но как сделать так, чтобы горожане не судили
моего брата?
- Чтобы помешать горожанам судить Марбода, надо возобновить
Шадаурово соглашение, - сказал Шодом Опоссум.
Шадаурово соглашение сочинили век назад, когда на Голубой
равнине стояли войска Геша Ятуна и Шадаура Алома. Накануне битвы
сошлись знатные люди из обоих войск и заключили соглашение, хотя
не любили ничего более несогласия, так как боялись, что победа
одного из королей предаст всю знать в руки закона.
Постановили, что все земли остаются в руках нынешних держателей,
что король не вправе вести рыцарей на войну без их согласия и не
вправе требовать чрезмерных выплат при наследовании ленов. Также
не вправе выдавать замуж богатых наследниц, не считаясь с их
родственниками. Не вправе напускать чиновников на земли сеньоров
и иными способами стеснять их свободу, и что каждый рыцарь
должен быть судим судом равных. А ежели чья-то злая воля помутит
ум короля, то сеньоры вправе указать ему на это, а если он не
послушается, то они вправе собраться и пойти на него войной, и
захватить его земли и замки, не причиняя, однако, вреда королю и
его семье, дабы принудить короля восстановить справедливость.
Прошло, однако, немного лет, и на Весеннем Совете народ стал
жаловаться, что король соблюл все условия соглашения, а знать
между тем действует, имея в виду лишь собственную выгоду и
всевозможный ущерб королю и народу, - король запихал бумагу в
рот самых строптивых и так вместе с бумагой и сжег.
И, конечно, если бы король возобновил соглашение, то и речи не
могло быть о том, что Кукушонка могут судить горожане.
И вот все рыцари поставили крестики и подписи под петицией о
восстановлениии Шадаурова соглашения, и даже самые пьяные
подняли головы, чтобы поставить крестик, а самые похотливые
оторвались от девиц.
А Киссур Ятун стукнул кулаком по столу и сказал:
- Нет больше силы терпеть Арфарру-советника! Что будет со
страной, если превратить свободных людей в рабов денег и
должностей? Если выигрывать битвы не доблестью, а коварством?
- Я думаю, - сказал Шодом Опоссум, - если войны выигрывать не
доблестью, а коварством, это будут очень плохие войны. Потому
что если полководец не будет платить своей смертью за свое
поражение или драться в поединках перед строем, то он станет
совсем безнаказанным, как язык богов. Потому что можно отменить
правила войны, а войну нельзя отменить. Что мы, люди этой земли,
идиоты, что ли? Кому ведомы обычаи нашей земли, как не нам
самим? Зачем заполнять двор иностранцами?
- А особливо, - простолюдинами, - сказал Махуд Коротконосый, -
простолюдин рожден едой знатного, как эт так, чтобы он
командовал?
И уронил голову в серебрянную супницу.
* * *
В ту же ночь Хаммар Кобчик, начальник тайной стражи, доложил
королю:
- Завтра в королевском совете будет большой спор. Киссур Ятун и
Шодом Опоссум потребуют возобновления шадаурова соглашения, и
они добыли согласие одиннадцати членов королевского совета, и
еще девяносто трех рыцарей!
Король всплеснул руками и закричал на Арфарру:
- Вот до чего довело ваше упрямство! Боже мой, надо немедленно
перекупить троих или четверых из совета, потому что иначе у них
будет большинство!
Арфарра поклонился и ответил:
- Те из них, кого надо бы купить, не продаются, а те, кто
продаются, не стоят потраченных на них денег. Лучше увеличить
число членов Совета, и знатные собаки останутся в меньшинстве.
* * *
Советник Арфарра позволял себе лишь один вид отдыха, - игру в
"сто полей,". Обнаружив, что чужеземец Ванвейлен играет отменно,
он таскал его за собой повсюду - а тот был весьма рад. Даже на
глупых совещаниях или в пути они играли - вслепую, само собой:
обменивались записочками, что выглядело очень важно. Арфарра с
удовольствием выигрывал и с еще большим удовольствием слушал,
как говорил чужеземец.
Этим вечером в покоях Арфарры Ванвейлена встретил король. Он
сказал, что ему очень понравилась, как позавчера Ванвейлен
защищал в городской ратуше новые торговые статуты. Засим он
вынул из-за пазухи священную белую мышь, из тех, которые имелись
только у знатнейших родов, и, подав эту мышь Ванвейлену, сказал,
что Ванвейлену надо построить в своем поместье кумирню для этой
мыши.
- Но у меня нет поместья, - удивился чужеземец.
- Ошибаетесь, - возразил король, и подал ему со стола грамоту,
жаловавшую Ванвейлену земли в Мертвом Городе, и сопутстующее им
право заседать в Королевском Совете.
На следующее утро, в час, когда просыпаются очаги и будят
топоры, когда на башнях замка трубят в посеребренные раковины,
обмотанные пальмовым волокном, в Небесной Зале собрался
королевский совет. Королевские советники прошли сквозь толпу,
помолились, совершили возлияние. Махуд Коротконосый, человек из
глухомани, с изумлением озирал залу, ибо в первый раз видел
такой большой покой, в котором пол не был покрыт соломой.
Особенно поразили его зеркала - родичи талисманов. Слабые
родичи, наверное, по женской линии: талисман множит вещи, а
зеркало - только изображения вещей.
А Киссур Ятун с изумлением глядел на Совет, в который ввели
двадцать новых советников. И каких! Люди из самых знатных родов,
однако большею частью - младшие сыновья, из тех, что
воспитывались заложниками при дворе и обрадовались, когда вышел
королевский указ, позволяющий делить наследство поровну. Граф
Арпеша, замок которого оброс городом, как навозная куча грибами.
Трое монахов-шакуников. Люди от семи городов, и от города
Ламассы - обвинитель Ойвен. Ойвен, почтительно склонившись,
говорил что-то советнику Арфарре, а тот, по своему обыкновению,
уже сел в углу между большими зеркалами; зеленый шелковый
паллий, уставшее лицо, худые руки, из-под рук - львиные когти
подлокотников... А справа? О, Сад Небесный, еще один чужеземец,
Клайд Ванвейлен! Этот-то как сюда попал, чьи ему земли,
спрашивается, отдали?
Киссур Ятун побледнел и сказал:
- Это будет скверный поединок, с бумагами вместо мечей, и
Арфарра-советник владеет этим оружием лучше нас. Лучше нам уйти
со своей бумагой, потому что в таком составе совет запихает нам
ее в задницу.
Его спутник, Торхерг, улыбнулся:
- Это пусть Арфарра-советник дерется, чтоб победить, я дерусь,
чтоб сохранить честь.
А Махуд Коротконосый был так велик, что на все тело у него ума
не хватало. Он вспрыгнул на ступени перед королем и закричал:
- Это позор, что Марбода Ятуна судят простолюдины!
Король спросил:
- Вы хотите моего суда?
Тогда вперед вышел Шодом Опоссум и сказал:
- Мы хотим, чтобы в королевстве появились законы,
приличествующие великой стране. Иностранцы заполонили нашу
землю. Они увозят золото в Варнарайн и копят его в своих храмах,
и дают королю скверные советы. Нищие наводнили дороги, владения
отбирают вопреки обычаям. Мы требуем, чтобы каждый был судим
судом равных. Чтобы в королевском совете сидели люди, сведущие в
обычаях страны, а не только в искусстве вынимать из нее деньги.
Чтобы королевские чиновники не смели брать несправедливых
поборов и иным образом хозяйничать в поместьях, чтобы вдовы
знатных людей и наследницы не страдали от произвола. Мы требуем,
чтобы то, что является обычаем королевства, стало его законом, -
чтобы вы, король, возобновили Шадаурово соглашение.
И положил на стол бумагу с золотыми кистями и корявыми
подписями.
Тогда вдруг встал один знатный человек из города Кадума. А город
Кадум, надо сказать, был городом легкого поведения. Даже когда
им правил граф, и тогда он не решался отменить тамошнего
народного суда. А с тех пор, как графа не стало, народ обнаглел
и не слушался никого, кроме королевского чиновника. А именитые
дома имели привычку делиться с чернью деньгами и хлебом; они
стояли за чернь горой и чернь тоже за них стояла.
Человек из Кадума сказал:
- Позорно слышать такие слова от тебя, Шодом Опоссум! Король
хочет, чтобы свободнорожденных граждан не продавали, как скот;
чтобы за убийство наказывали человека, а не его кошелек, и чтобы
то, что касается общего блага, решалось общим волеизъявлением.
Он хочет, чтобы бедность и низкое происхождение не мешали
человеку приносить пользу себе и людям, и чтобы позором была не
бедность, а нежелание от нее избавиться. Чтобы богатство
тратилось с пользой для народа, а не ради похвальбы. И это-то вы
называете нарушением обычая? Хороши же обычаи, за которых вы
стоите! Да если бы и покусился король на права знати, что с
того? Какое дело народу до знатных наследниц? Если король отдаст
Кречетам земли в Мертвом городе, он обездолит три тысячи семей,
