Представляете, что он сделает с нами и с управой?
- Сейчас по провинции, - высказался молодой стражник, - ездит
господин Шаваш, от первого министра. Почему бы не донести ему о
происшедшем? Сдается мне, что лучше б он об этом проведал от
нас, чем помимо нас.
И все три стражника некоторое время тянули вино. Наконец старший
стражник вздохнул и сказал:
- Ладно, если пошли такие разговоры, придется все объяснить. Это
затея не хозяина, а самого наместника Ханалая. Тот вбил себе в
голову, что в храме Шакуника все могли. Золото - это так, для
проверки. А на самом деле наместнику нужно огненное зелье
шакуников, которым по слову Арфарры уничтожило варварский город
Ламассу, и от которого погибли их храмы.
Тут стражники опять стали пить вино и рассказывать друг другу
всякие страсти, а через некоторое время пришла смена.
Стражники отвлеклись. Иза-за циновки, завесившей вход во дворик,
выскользнула тень - Бьернссон. Он пошел потолковать со стражей и
вот - все слышал. Бьернссон прошел в большую комнату, вытер пот
со лба, зажег масляную лампу, внимательно оглядел ряды реторт и
химикалий. Да, отменная коллекция. "Ай да молодец простой
человек наместник, - подумал Бьернссон, - ведь среди чиновников
принято смеяться басням о храме. А простой человек всегда прав,
как указывал государь Иршахчан". Вот тебе и неожиданное
следствие - иметь разбойника в наместниках.
Свен Бьернссон хватил об пол скляночкой с едким натром, склянка
пискнула, Бьернссон прибил ее каблуком и заорал по-английски:
"Ну ладно, господин наместник, ты у меня получишь алхимию! Такую
алхимию получишь: с драконами и фейерверками, с голубыми мечами
и огенными цепами!"
* * *
Прошло пять дней с той поры, как Киссур выскочил от Архизы в
окошко. Киссур шел по серединной площади. Он любил это место:
пруд, круглый, как небесное око, столбы для указов и столбы для
жалоб, - два столба, на которых покоится государство, каменная
статуя с головой мангусты. Если вообразить себя на месте статуи,
то увидишь все четверо ворот Верхнего города, и так не только в
этом городе, но и любом другом. Киссур часто воображал себя на
месте статуи. Вдруг кто-то хлопнул Киссура по плечу:
- Вот твои сорок единорогов!
Киссур обернулся - Нахира! Пошли в харчевню. Служанка подала
вино и закуску, нарезала толстыми ломтями мясо. Нахира спросил у
Киссура, что он думает о происходящем в стране.
- Думаю, - ответил Киссур, - что небеса скоро опрокинутся на
землю. Люди бросают земледелие и устремляются туда, где
торговля. У немногих богачей шелка и кружева гниют в амбарах,
они откупаются от налогов взятками, и всю тяжесть налогов несут
бедняки. Богачи становятся господами, бедняки становятся нищими,
и вместе с бедняками нищает государство. Поистине страсть к
стяжательству подобна камню, который привязан к шее государcтва,
дабы утопить его! Разве можно вести дела так, как первый
министр! Неужели нет никого, кто раскрыл бы государю глаза на
происходящее!
- А что ты скажешь о здешнем народе?
- Он очень трудолюбив, - ответил Киссур, - Я проезжал деревнями:
женщины сидят целый день у порога и плетут кружева. Опустят
коклюшки, засунут в рот кусок лепешки и опять плетут: душа
радуется. Если бы, однако, они производили рис, а не кружева,
заботились бы об основном, а не о побочном!
- Трудно им заботиться об основном, - усмехнулся бывший
разбойник Нахира, - потому что эти кружева у них заранее скупил
господин Айцар. Его приказчики роздали нити, по весу, вперед, и
уже заплатили за работу тяжелой монетой, и я не завидую той
женщине, у которой в кружевах будет меньше весу, чем в выданных
ей нитях.
Киссур нахмурился.
- Знаешь ли ты, - сказал Нахира, - что вскоре через наши горы в
столицу, от Айцара, к первому министру пойдет целый караван
добытого у простых людей: кружева, шелк, серебро, и еще дорогие
фрукты "овечьи ушки", которые первый министр очень любит? Все
повозки оформлены как государственные, чтобы идти без пошлин,
ящики с драгоценностями запрятаны в мешки с зерном. Зерно это
отобрано у тех, кто задолжал Айцару, не в силах сплести ему
кружева: берут зерно в провинции, где оно дешево, сбывают в
столице, где дорого. Так-то! Привлекают в столицу толпы нищих,
нарушают справедливую цену, а для чего? Чтобы извлечь выгоду из
продажи зерна. Люди голодают, а зерно увозят!
- Если бы у меня было оружие и люди, - сказал Киссур, - я бы
отобрал это зерно и раздал беднякам.
- Это кто тут хвалится разбоем?, - рявкнул над Киссуром чей -то
голос. Киссур обомлел и схватился было за кинжал, как вдруг
расхохотался: на руке, легшей на его плечо, не было мизинца - то
был не кто иной, как разбойник Кона-Коноплянка.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ, в которой оказывается, что бес - это такой бог,
который, когда попросишь у него избавления от беды, всегда
нашлет другую, еще худшую.
Был чиновник по имени Радун, ответственный перед араваном
Харайна за состояние императорского тракта. Радун был человеком
домовитый и усердный, и за три месяца выловил всех
контрабандистов. Через три месяца новый араван позвал его к себе
и велел сопровождать в столицу пятьдесят возов зерна. Араван
объяснил, что если пустить это зерно по каналу, где при шлюзах
есть посторонние глаза, то люди наместника заточат это зерно до
будущего года, и получится, что араван не сдал в срок налоги.
Араван сказал:
- Друг мой! Я в отчаянном положении! Я вошел в большие долги,
чтобы купить это место. А теперь оказалось, что в Харайне всем
заправляет наместник Ханалай, я ничто в глазах уважаемых людей,
и похоже, что подлые богачи заставили меня оплатить мою же
погибель.
Узнав, что Радун идет с большим караваном в столицу, многие
маленькие люди стали приходить к Радуну и просили передать тот
или иной подарок. Радун понял, что усердие его принесло плоды и
он не зря гонял контрабандистов. Радун брал и поражался, какой
стал вороватый народ.
Через неделю караван подошел к горам между провинциями Харайн и
Чахар. На ночлег расположились в деревне Песчаные Пни. Вечером
Радун вышел во двор по нужде и вдруг видит: стоит одноногий,
однорукий и одноглазый человек и порет мешок серебряным ножом.
Радун зашевелился: человек растаял. Радун подошел и увидел, что
мешок действительно распорот. Он запустил туда руку и увидел,
что в мешке - рис, а в рисе - другой мешочек. Он вытащил этот
другой мешочек, растеребил и понял, что в маленьком мешочке - не
рис, а травка "волчья метелка".
Радeн вернулся в харчевню и увидел, что одноногий человек -
вовсе не привидение, а молодой охотник. Левая половина куртки у
него была белая, как простокваша, а правая половина куртки -
коричневая, как копченая зайчатина, и поэтому Радун не увидел
правой половины в темноте. Волосы его были скручены в пучок, и в
них были вплетены две красные ленты. Рядом с ним стоял лук,
обмотанный пальмовым волокном, а за поясом торчал
топорик-клевец.Радун решил, что это не охотник, а соглядатай
наместника, и подумал: "Что ж! Мне и раньше казалось странным,
что налоги едут горами, а не каналом. Однако мое дело -
доставить их на место." Радун подозвал хозяина постоялого двора
и спросил:
- Мне не нравится этот человек в двуцветном платье. Он не похож
на местного крестьянина. Как бы он не был разбойничий
соглядатай.
Постоялый чиновник сказал:
- Это какой-то ссыльный чиновник, он приехал к господину Мелие
поохотиться.
Радун окончательно уверился в своих подозрениях. Он подсел к
двуцветному, и они разговорились. Радун попросил его сделать
честь и проводить завтра караван.
Назавтра встали, поели, покормили богов и тронулись в путь.
Скоро вьехали в горный лес. Ветви заслоняли солнце, в травах и
деревьях кричали птицы, листья и ветви переплетались плотно, как
утка и основа.
У Радуна был c собой меч с серебряной цепочкой. Радун вынул меч
из ножен и продел руку в цепочку, и люди его сделали то же
самое. У него было шесть десятков людей, и у всех были копья,
украшенные зелеными лентами и желтыми шипами, секиры с белыми
рукоятями и маленькие кожаные щиты. По знаку Радуна несколько
человек незаметно окружило его спутника, и Радун, чтобы отвлечь
его внимание, полюбопытствовал, что за суета была утром в
деревне. Спутник ответил, что в деревне неурожай, и что
крестьяне подали в управу доклад о ссуде, но им, как нынче
водится, отказали, а предложили взамен продавать землю и
переселятьcя в новые места.
- Теперь идут подавать доклад небу, в храм яшмового аравана, -
это, кстати, почти по пути. Кто-то распустил слух, что сегодня
яшмовый араван выдаст зерно.
Радун вспомнил, что по провинции опять бродит воскресший Арфарра
и сказал:
- Вряд ли народ будет сыт, если вместо того, чтобы трудиться в
поле, начнет подавать доклады побирушкам.
Покачался в седле и прибавил:
- Стыдно просвещенному чиновнику верить в воскресшего мертвеца.
Я лично поверю в это не раньше, чем когда живой
человек покажет мне свидетельство о погребении, выданное по всей
форме.
Радун был человек смирный и верный долгу, и всегда верил
бумагам. Спутник возразил:
- Я родом из Горного Варнарайна. У нас считается, что у человека
пять возрастов: ребенок, юноша, взрослый, старик и мертвец, и я
не вижу, чем пятый возраст хуже прочих.
Тут на собеседников пахнуло холодом - караван проезжал мимо
старого храма. Полуразрушенная стена его заросла по самые брови
павиликой и горным виноградом, а поверх свисали сучья вишен и
тополей, и сквозь всю эту мокрую зелень на живых карванщиков
глядели статуи сотрудников подземного царства, с лицами, черными
вверху и зелеными внизу. Волосы у них были жесткие, как иглы
дикообраза, а глаза горели, как масляные плошки. У старших
служителей было по четыре руки, и в двух руках у них были
серебряные крючья, которыми тащат грешников ад, а в других -
дубины с медными шипами и плетки с волчьими мордами, о девяти
хвостах и сорока когтях. В точно такое платье Радун и сам
наряжался на новогодний праздник, но сейчас ему было как-то не
до смеха.
Солнце забежало за тучу, налетел порыв ветра, листва
заволновалась, и статуи со скрипом стали поворачиваться на своих
деревянных шарнирах. Радун сразу представил, как его тащат в ад
серебряными крючьями, за травку "волчью метелку", и ему стало
совсем не по себе. Он взмолился: "Великий Бужва, что же мне
делать! Если я донесу, ты осудишь меня за жалобы на начальство,
а если не донесу, ты осудишь меня за торговлю наркотиками".
И вдруг в лесу раздался вой. Один из стражников побледнел и
воскликнул:
- Клянусь божьим зобом, это выли не в лесу, а вон та морда,
зеленая, вверху справа!
Радуну стало совсем не по себе. Весь ужас его положения
относительно загробного мира живо представился ему. А его
спутник, несмотря на свои заверения, видимо побледнел и внезапно
вынул из-за пояса большой нож с костяной ручкой и лезвием в
форме широкого акульего плавника. Тут один из служителей
подземного царства вытянул крюк и схватил Радуна за плащ. Радун
вскрикнул и полоснул по крюку мечом, - но как только он по нему
ударил, крюк превратился в простую обрубленную ветку.
Спутник Радуна засмеялся и сказал:
- Осторожней, почтеннейший! Этак вы заденете моего дядюшку!
Радун взглянул в лицо незнакомцу, и ему показалось, что у него
зеленое лицо, а от коня пахнет старым трупом. Нервы у Радуна не
выдержали. Он схватил с седла веревочную петлю и метнул ее в
незнакомца. Тот захрипел и повалился с коня, и в ту же минуту
двое ярыжек навалились на него и разложили на земле.
- Эй, - закричал спутник, - что это значит?
- Сударь, - сказал Радун,кланяясь, - извините за беспокойство,
но нельзя ли посмотреть на ваши документы?
Незнакомец лежал на спине и отчаянно брыкался.
- Что за недоверие? , - возразил он обиженно.
- Я видел, - ответил Радун, - как вы вчера крались к мешкам. И
если вы разбойник, мне придется забрать у вас ваш нож и повесить
вас на этом вот ясене. А если вы лазутчик наместника, я почту за
