честь подарить вам один из этих мешков, но попрошу расписаться в
его получении.
- Я не вор и не лазутчик, - сказал лазутчик, - и мне не надо
твоего золота.
- Сударь, - усмехнулся Радун, - в наше время золота не надо
только служителям подземного Бужвы, а всем живым без золота
никак нельзя.
Тут один из чиновников, без церемонии, сунулся Киссуру в
нагрудный карман, вытащил оттуда бумагу, развернул...
- Чур меня! - завопил он, - это свидетельство о погребении!
- Догадался, урод! - завопил незнакомец. Тут же он схватил
одного из повисших на нем стражников, споро, как волк - болонку,
покрутил им в воздухе и с необыкновенной легкостью швырнул на
дорогу, а другому стражнику поддал ногой в живот, так что тот
шваркнулся прямо о храмовую стену. Стена затрещала и пошла
ломаться. Караванщики дико вскрикнули. Статуи служителей
соскакивали со своих шарников. Самые рассохшиеся покатились
вниз, под колеса возов, а иные тронули расписных лошадей и
выехали на дорогу. У них были лица, черные вверху и зеленые
внизу. Волосы на их голове были жесткие, как иглы дикообраза, а
глаза горели, как масляные плошки. В руках у них были
серебрянные крючья, которым таскают души в ад, а плетки с
волчьими мордами о девяти хвостах и сорока когтях. Дикий вой
подняли волчьи морды на плетках, и от этого воя позади и впереди
каравана стали падать деревья.
- Эй, - сказал один из подземных стражников, тыча пальцем в
Радунова спутника, - опять этот мерзавец спихнул с гроба крышку!
А ну - марш на место! Тоже мне, шастает среди людей!
- Господин Десятый, - бойко возразил незнакомец, - я шастаю
среди людей, так как их вопли разрывают мне сердце! Крестьяне
голодают, а эти люди везут зерно в столицу, потому что в столице
оно дороже! А ведь сегодня к нам из деревне придут с докладом о
вспомоществовании! А мы? Вы посмотрите на себя, господин
Десятый, какой у вас вид! Ваша левая нога совсем подгнила, и
никто не срубит для вас новой! Разве народ срубит вам новую
ногу, если вы будете холодны к его молитвам? Если мы не дадим
крестья-нам зерна, то совсем захиреем без жертв! Народ
перестанет почитать великого Бужву, падут устои, вспыхнут бунты!
Надо отобрать ворованное зерно и удовлетворить им народ!
Можете себе представить, какой ужас овладел от этих речей
караванщиками! Они хоть и обожали слушать рассказы о подобных
встречах, но, по правде говоря, происшествия такого рода приятно
описывать и неприятно переживать!
Что касается Радуна, то он вовсе был не уверен, что жив. Он не
очень хорошо знал здешние дороги, и ему показалось, что караван
незаметно свернул не на том месте, и давно уже в царстве Бужвы.
Но Радун был чиновник, верный своему долгу. Он ткнул пальцем в
старшего покойника, с головой пса, и заорал:
- Ах ты собачья рожа! До чего дошло: прислуга Бужвы грабит
казенные караваны и таскает честных людей в ад! Вот и
получается, что вы никакие не подземные судьи, а самые настоящие
разбойники!
Песья голова рассвирепел.
- Это вы - разбойники и воры! Потакаете богачам, силой гоните
народ строить канал! Хорошо еще, что время от времени выходит
повеление тащить вас в ад, а то бы народу совсем житья не стало!
Тут раздвинулись кусты, и на дорогу вышел человек в синих
шелковых одеждах, с красным лицом и серебряной таблицей в руке.
Двое маленьких бесов несли за ним большое зеленое опахало.
- Это что за свара? - спросил он. - Что за времена! Чиновники
надземные и подземные препираются, кто из них настоящие
разбойники! Тьфу на вас! Пусть эти люди свяжут себя веревками и
садятся под стену, а зерно свезите к главному алтарю!
Охранники задрожали, как перо на ветру, а Радун покачался
взад-вперед на своей лошади и сказал:
- Эй, синяя морковка! Ты служишь своему Бужве, а я служу аравану
Фрасаку, и давай-ка выясним на мечах, кто сильней - бесы или
чиновники!
С этими словами Радун взмахнул мечом, но Киссур (ибо незнакомец,
встреченный им в харчевне, был не кто иной, как Киссур) метнул
свой акулий клевец и перерубил руку чиновника, словно сухую
ветку. Кольцо, вместе с мечом, слетело с запястья, Киссур
подхватил меч и всадил его Радуну прямо в грудь, так что конец
вышел из спины на два пальца. Радун упал с коня и умер.
Тут разбойники, или мертвецы, кинулись на караван. и началась
страшная драка. Киссур так разъярился, что сорвал с себя пояс и
куртку, взял меч обеими руками и рубил во все стороны. Через
полчаса все было кончено.
Кон-коноплянка подъехал к Киссуру, и Киссур сказал ему, что не
все так получилось, как следовало, и что они убили многовато
людей. Атаман промолвил, чтобы тот не тревожился, потому что эти
люди вряд ли погибли, не будь они грешниками.
После этого Киссур срубил и обтесал молодую сосенку. На обрубки
сучьев он повесил разное оружие, а на верхушку посадил голову
начальника каравана. Он воткнул сосенку на пригорке позади храма
яшмового аравана и произнес заклятье. Вообще-то Киссур не умел
колдовать, но по обычаям горного Варнарайна после битвы вокруг
победителя бродит столько душ, что он на время становится
колдуном.
Зерно по приказу Киссура снесли в храм яшмового аравана и
насыпали под навес: крестьяне как раз должны были скоро прийти с
молебном. Отдельно зарыли мешочки с "волчьей метелкой". Киссур
пересчитал их и составил опись. Потом снял с пояса Радуна
печать, надрезал себе запястье, смочил печать кровью и оттиснул
ее на описи. После этого грамотные разбойники расписались внизу,
а неграмотные поставили отпечатки пальцев.
Вечером разбойники вернулись в свой стан, чтобы поделить золото
и яшму. Они вошли в довольно большую хижину. Посереди хижины был
земляной очаг прямо в полу, немного слева от очага висело на
цепи молитвенное бревно, и к нему была привязана колотушка.
Киссур и Нахира с поклоном сняли мечи, и один из разбойников
положил мечи на подставку у западной стены. А разбойник Кон
Коноплянка усмехнулся на недостойное ученого человека суеверие,
и оставил меч на себе.
Киссура стали упрашивать сесть на почетное место, посередине
лавки, прямо перед бревном с колотушкой, и, как он ни
отказывался, главари настояли на своем. После этого оба главаря
расположились справа и слева, а прочие разбойники сели на
циновки вдоль стен. Принесли вина и лепешек, в земляном очаге
стали жарить барана. Нахира посовещался с товарищами, поднес
Киссуру тройную долю и сказал, кланяясь:
- Поистине у гор опять появился хозяин! Я тебя прошу от нашего
общего имени возглавить наш стан.
Киссур погладил мешок с золотом и яшмой у себя под ногами и
сказал:
- Это большая честь, но я не могу быть вашим товарищем. Я думаю,
что я сегодня сделал хорошее дело, но я хочу сделать еще лучше.
Я хочу пойти вот с этим золотом и этими документами в столицу к
государю и показать ему, как его обманывают. Ханалай и за
меньшие заслуги из разбойника стал наместником.
Нахира просил его побыть с ними еще неделю, потому что Киссур
очень удачливый человек, но Киссур отказался. Что ж! Нахира
раскатал по лавке большую штуку бархата, и они опять сели
втроем, тесно прижавшиcь, Киссур посередине, а по бокам Нахира и
Кон-коноплянка. Они налили вина на прощанье, и Нахира промолвил:
- Теперь послушай, Киссур, что я тебе о всей нашей затее скажу.
Караван этот принадлежит не господину Айцару и наместнику, а
аравану. А ты знаешь, что араван и наместник всегда дерутся, как
два кота из-за одной кошки. Но непосредственно я действовал в
этом деле не от себя, а от господина Мелии и госпожи Архизы,
они, знаешь ли, вновь сошлись. Но я думаю, что за ними и за
наместником стоит еще кое-кто повыше, из самой столицы. Ведь
чиновники не поверят этой загробной штуке. Госпожа Архиза велела
все свалить на тебя и тебя убить: за что-то она страшно на тебя
сердита.Но вот мы поглядели, как ты дерешься, и заметили этот
осиновый кол, и решили тебя не убивать, а выбрать предводителем,
потому что удачи у тебя больше, чем у Мелии.
Нахира замолк и выпил вина. Киссур сидел не шевелясь. Было
слышно, как в земляной печи жарится баран. Нахира хлопнул кружку
о стол и продолжил:
- А господин Мелия сказал нам так: "Это скверный человек. Он
получит свою долю, но c вами не останется, а пойдет в столицу. В
столице у него есть покровители, и он купит себе прощение." И
мы, признаться, очень огорчились, когда ты сделал то, что и
предсказывал Мелия. И все-таки я еще раз рассказываю тебе, как
обстоит дело; и предлагаю тебе заключить союз, а Мелие вышибить
мозги, когда он сюда явится.
Нахира кончил. Киссур поглядел и увидел, что оба разбойника
сидят, тесно прижавшись к нему, и старший разбойник держит руку
на своем мече, а меч Киссура стоит в углу на подставке.
- В этом деле, - сказал Киссур, - есть одна загвоздка, а именно
та, что тот, кто предал первого господина за мешок, второго
предаст за полмешка.
С этими словами Киссур обнял обоих главрей за плечи и пихнул их
на землю. А сам перекинулся через лавку, схватил ее поперек и
всей этой лавкой приложил старшего разбойника по голове. Лавка и
голова сломались. Киссур отбросил обломки лавки, сдернул с цепи
молитвенное бревно и так ударил им Нахиру, что тот полетел прямо
в земляную яму, где жарился баран, и больше из этой ямы не
высовывался. А Киссур схватил свой меч и мешочек с золотом и
выпрыгнул в окошко. Тут разбойники опомнились, выбежали во двор,
воткнули луки в землю и стали пускать стрелы. Однако, ночная
темь - разве тут попадешь?
- Ушел, - сказал кто-то. - Бес, а не человек!
Киссур, меж тем, не совсем ушел. Одна из стрел попала пониже
правой лопатки и, наверное, задела легкое. Он хотел ее вытащить,
чтоб не цеплялась за кончики ветвей, но не сумел и обломил. Так
и пошел дальше. Он спустился к императорскому тракту, но вскоре
услышал голоса людей и собак, и понял, что это едет Мелия с
людьми и что скоро они пойдут по его следу. Следы он оставлял за
собой глубокие и с кровью. Киссур понял, что ему надо где-нибудь
укрыться. Перед рассветом он пришел к храму Серого Дракона. В
храме осыпалась крыша, и перед алтарем была куча сухих венков,
заметенная снегом. Киссур лег на эту кучу. Прошло некоторое
время - Киссур почувствовал, как что-то в него тычется, скосил
глаза и увидел огромного белого волка. Киссур закрыл глаза и
вытянул горло. Через некоторое время Киссур открыл глаза: волка
не было, а рядом стоял старый колдун. Уже светало. Где-то внизу
слышались голоса и собачий лай.
- Пойдем, - сказал отшельник.
Киссур не шевелился. Снег на венках под ним наполовину растаял и
был красный.
- Тогда лезь в рукав, - сказал колдун.
Киссур послушался и полез. Изнутри рукав отшельника был расписан
тысячами павлиньих очей, как платье госпожи Архизы. Госпожа
Архиза сидела на диванчике и хихикала, а господин Айцар, первый
богач Харайна, глядел на нее и на пышный диванчик и говорил: "Я,
человек неученый, и то нарисовал вам подпись под картинкой". Тут
задернули шторы и стало темно.
В полдень Мелия и еще человек десять явились к избушке Серого
Дракона на вершине горы. Надо cказать, что вокруг избушки
никаких следов на снегу не было. А в храме они нашли только
затекшую кровью кучу листьев, и волчьи следы кругом.
Отшельник мирно жарил на решетке зайца. Зайца стражники отобрали
и съели. Отшельник молчал, пока длился обыск, и только спросил
Мелию, не хочет ли Мелия поискать у него в рукаве. Мелия
вцепился в отшельника и закричал:
- Ты! Мне госпожа Архиза сказала, кто ты такой! Гляди - повесят,
как пособника в разбоях. Отшельник - а мясо ест!
- Ба! - вдруг заорал отшельник, тыча Мелие в рот. Тот схватился
за горло и поперхнулся, а куски зайца уже ползли из него наружу.
Остальных стражников тоже начало рвать. Куски с пола потянулись
друг к другу, из них соткался заяц и начал расти: глаза как
плошки, лапы как сосны! Стражники, визжа, кинулись наутек, а
заяц за ними. Люди опомнились лишь у подножья горы, и, так как
им показалось, что бежали они целую вечность, одежда их
расползлась от ветхости. Одного стражника заяц, однако, догнал и
