небесам, он ездил точно на той кобыле, которая у меня сдохла третьего дни!
Я за нее двух рабов отдал...
- Да какая вам разница, на чем он ездил по небесам, - закричал
Даттам, - мало ли какая дрянь ездит по небесам, каждый деревенский шаман
там шастает. Если бы всех, кого пускают на небеса, пускали в приличные
дома, так в приличных домах жили бы одни деревенские шаманы!
Най удивился. Аналогия с деревенским шаманом видимо не приходила ему
в голову.
- Гм, - проговорил Най, - однако мой домашний шаман не решится под
такое дело сгубить мою лучшую кобылу...
Даттам сухо сказал:
- Вы дождетесь того, что он не только вашу кобылу сгубит, вы
дождетесь того, что у него все королевство сдохнет, как ваша кобыла, чтобы
Арфарре было удобней ездить по небесам.
Най безмерно удивился:
- Значит, вы с ним не заодно? - спросил он.
Даттам молчал, выжидающе глядя на Ная.
- Я, - сказал Най, - все думаю о тех серебряных рудниках, - пожалуй,
их стоит сдать вам в аренду.
Даттам молчал.
- Пожалуй, их стоит подарить вам, - сказал Най.
Даттам усмехнулся и промолвил:
- Если с Арфаррой что-нибудь случится, граф, на небе или на земле,
мои люди не станут в это вмешиваться.
Через полчаса Неревен прибежал к Арфарре:
- Даттам и граф Най беседовали между собой! - выпалил он.
- О чем?
- Я не знаю, - потупился мальчик, - я заметил их из двора, они стояли
у синего окна, но слишком далеко, чтобы можно было прочитать по губам.
Арфарра погладил мальчика по голове.
- А что эти двое, Ванвейлен и Бредшо, - дружны между собой или
лаются?
- Лаются, - сказал Неревен, - а почему вы спрашиваете, учитель?
- Если двое человек, которые тебе понадобились, дружны между собой,
следует арестовать их и заставить одного служить тебе, пугая гибелью
другого. А если они враждуют, то лучше оставить их на свободе, и,
рассорив, использовать друг против друга.
Неревен наморщил лобик:
- Тогда, пожалуй, они дружны между собой, - сказал он.
- Иди, поговори с ними, - сказал Арфарра.
- А о чем?
- Да ни о чем. Если ты не знаешь человека, говори с ним ни о чем, и
он сам начнет говорить о самом важном, - промолвил Арфарра.
Неревен отыскал Ванвейлена близ конюшен. Заморский торговец сидел у
огромного восьмиугольного костра вместе с конюхами и дружинниками, жадно
жевали баранину, завернутую в лепешки, и смеялись.
Неревен подошел к костру.
- А кто это такой тощий? - спросили справа по-аломски.
- А это раб королевского чародея.
Неревен возразил:
- В ойкумене нет рабов, я не раб, я - ученик.
- А почему кольцо рабье на руке?
У варваров железные кольца на левой руке были у рабов, и послушники
храма обычно колец не носили, но Неревен знал, что учителю приятно, когда
не нарушают традиции, и не снимал кольца.
- Да дайте вы ему поесть, - сказал нежно один из королевских конюхов.
- Хозяин его, что ли, совсем не кормит.
Неревен прислушивался. Конюх возбужденно рассказывал, как сегодня
Арфарра ездил с мангустой к Небесному Кузнецу:
- Конь его бежал быстрее ветра, а потом перекинулся орлом и полетел в
небо...
Неревен вздохнул. Конюх уже, конечно, рассказывал, не про то, что
было видно в дыму, а про то, что было нарисовано на стенах. И даже в зале
он, судя по всему, не был. Потому что если бы он сам видел рисунки, он бы
говорил не "конь бежал быстро", а "восьминогий конь". И не "конь обернулся
птицей, а "с одной стороны то был конь, а с другой - птица".
Неревен глядел искоса на заморского стрелка, Ванвейлена. Тот слушал
рассказчика. Лицо - как протухшего угря съел.
- А вы, господин, чего видели? - тихо спросил он.
- Ничего, - буркнул Ванвейлен.
- Ну, хоть небо-то видели? Какое оно?
- Никакое. Черное. И не видел я никаких чудес....
Неревен даже поперхнулся! Он и сам, пожалуй, знает наяву, что небо
черное, потому что так учитель говорит. Но это что ж за черная душа увидит
черное небо во сне?
- Правильно, сударь, говорите, - заметил сбоку пожилой лучник. - На
небо лазить - это и деревенский колдун умеет. А королевский советник... У
нас перед битвой в Шаддуне кончились стрелы. Так Арфарра велел принести
соломы, помолился, набрал в рот воды, попрыскал на солому, и к утру было
сорок тысяч штук.
- Эка врет! - сказал кто-то и засмеялся.
Неревен внимательно вгляделся: смеялся коренастый плотный дружинник.
Потертый его боевой кафтан был расстегнут, и поверх ворота висело ожерелье
из человечьих зубов: не один зуб, где-нибудь в укромном месте, а прямо как
воротник. Шлем дружинник привесил на шнурках через плечо, и защитные
пластины и гребень были белые-белые: из дружины Кукушонка. Волосы у него
были совсем короткие. Раньше аломы стригли волосы, только если убьют
кого-то, и Кукушонок любил, чтобы его дружинники делали, как раньше.
- Я сам был в Шаддуне, - обиженно сказал дружинник, - и никакого
колдовства там не было. Просто королю донесли, что советник похваляется:
могу, мол, за одну ночь добыть двадцать тысяч стрел. Король призвал
советника и говорит ему: "Так добудь!" Тот на это: "Дайте мне соломенные
тюки и лодки на целую ночь". Хорошо, дали ему и то и другое. Так что он
сделал? Обвязал борта лодок тюками, вывел их на середину реки, прямо
напротив вражеского лагеря, и велел бить в колотушки и кричать. Ночь была
темная и спокойная, в лагере герцога решили, что королевские войска
переправляются через реку, и стали стрелять. Утыкали солому стрелами, как
репьями... Но где же тут колдовство?
- А погода нужная по-твоему, сама собой сделалась? - насмешливо
возразили скептику. - Сама собой и каша не варится...
- Все равно - чародей...
- Махнул мечом - и сшиб герцогский замок...
- Скачет на железной лошади...
- Ну и что? У короля Ятуна тоже железная лошадь была: так вынули
затычку и убили....
- Давайте я расскажу, - вмешался Неревен.
А Неревен многое мог рассказать!
Однажды король явился в замок графа Нойона, а Нойон еще на его отца
имел зуб. В нижних палатах уже наточили оружие и ждали ночи.
Тогда Арфарра, словно забавляя хозяев, взял листок бумаги и одним
движением кисти изобразил на нем тигра. Махнул рукавом - тигр ожил и
спрыгнул с листа. Хозяин было бросился на него с мечом, но Арфарра
засмеялся и остановил его: путники устали, хотят спать и часовых ставить
не будут: пусть их охраняет этот тигр.
Другой раз король во время охоты заблудился в лесу, и еда кончилась.
Арфарра вытряхнул из рукава финиковую косточку и бросил ее в землю. Пальма
выросла быстро, немного не до небес, расцвела и созрела ячменными
лепешками.
- Ой, как мы наелись! - сказал Неревен, грустно вздохнув (лепешки
тогда пахли домом, - в точности как мать пекла, далеким домом за
стеклянными горами). - Взять-то с собой ничего было нельзя, как на
поминках.
- Да, запастись нельзя, - засмеялся кто-то сзади. - И продать тоже
нельзя. Так?
Неревен оглянулся. Говорил Ванвейлен, говорил и смотрел неприязненно,
как жрец на зерно, нетронутое священным хомяком, расстройство в
мироздании. Торговец полез за пазуху и достал оттуда золотой ишевик.
Неревен стиснул зубы. Он по опыту знал: если здесь человек держит золотой
в руках, то его слушают так, словно он казенный указ читает.
- Вот, - сказал Ванвейлен, - я, к примеру, крестьянин. Я беру
золотой, покупаю семена, лошадь и плуг. Пашу, бороню, сею ячмень, собираю
урожай, продаю его. Получаю два золотых. Или, к примеру, я пекарь. Покупаю
зерно, мелю, замешиваю тесто, ставлю его в печь, пеку лепешки. Продаю их,
получаю четыре золотых. Или, к примеру, я торговец. Я знаю, что вскоре
будет большая ярмарка, покупаю у пекаря лепешки, везу их на свой страх и
риск по дурной дороге. Продаю их, получаю шесть золотых.
Итак, зерно превратилось в лепешку, а из одного золотого стало шесть,
и все шесть опять можно вложить в дело. Но зерно не просто превратилось в
лепешку. Оно обросло плугом, бороной, мельницей, печью, повозкой, дорогой,
ярмаркой, договорами и обменами.
Среди всех этих вещей лепешка - самое неважное. Ее съедаешь, а
мельницы и договора остаются. Так вот, положим, волшебник может вырастить
лепешку из ничего. Но ведь она и останется ничем. Ее съешь, - и не
останется ни мельницы, ни договора, и общество, которое верит в волшебную
лепешку, никогда не разбогатеет. Оно никогда не сможет получить из одного
золотого - шесть золотых. Вам кажется: это лепешка заколдована, а на самом
деле заколдовано общество. Волшебство размножается слухами, а деньги -
нет.
Торговец оглянулся на слушателей. Те морщили лбы, стараясь понять
ошибку в рассуждениях.
Неревен мягко взял ишевик из руки Ванвейлена.
- Я, конечно, не учитель, - сказал он.
Неревен раскопал в горячем песке ямку, сунул монету. Заровнял ямку,
пошептал, разрыл - вышло два золотых.
Зрители заволновались.
Неревен накрыл золотые платком, сдернул его - их стало четыре.
Зрители зашептались.
Неревену было жалко золотых, вынутых давеча из тайника-Бога. Но если
учесть, что случайностей в мире не бывает, - то, наверное, за этим их
Парчовый Старец и послал. Ведь варвары мыслить связно не умели. Их
убеждала не истинность слов, а ложность фактов.
"Торговец! - думал Неревен. - Тоже мне, труженик! Сулит молоко,
продает сыворотку... Если он купил за четыре монеты, а сбыл за шесть - то
откуда ему взять недостающие две, не надув покупателя?"
Неревен махнул платком третий раз: золотых стало шесть.
- Заберите, - сказал Неревен.
Ванвейлен замотал головой.
- Это - твое...
- Зачем, - удивился Неревен. - Люди меняют на деньги то, чего у них
нет. А зачем чародею деньги, если он может вырастить сразу лепешки?
Монеты в конце концов расхватали лучники. Не без опаски: с одной
стороны, у мальчишки золота не могло быть. С другой стороны, - кто его
знает, может оно из заколдованного клада, только что сгинуло, и вернется
обратно. Или угольями станет.
Тут подошел певец, и все стали слушать песню.
Неревен глядел на Ванвейлена, озадаченно пересыпавшего монеты, и
думал о том, что было самое странное в его словах. Пусть торговец считает
себя тружеником - всякие установления бывают у варваров. Но кто, скажите,
слышал, чтобы крестьянин ПРОДАВАЛ УРОЖАЙ И ПОКУПАЛ СЕМЕНА? В ойкумене
государство выдает семена и сохраняет урожай, у варваров крестьянин хранит
семена сам, а урожай отбирают сеньоры, - но ни государство, ни крестьянин,
ни сеньор зерна не покупают и не продают иначе, как во время великих
несчастий. Что ж, в этой стране - каждый день по несчастью?
А Ванвейлен уже повернулся к горожанину, и они заговорили о чем-то...
Великий Вей, никак о налогах на шерсть!
Через час, когда Ванвейлен, сведя несколько полезных знакомств среди
горожан, спускался в нижний двор, его окликнули. Ванвейлен обернулся: это
был Бредшо.
- Привет, - сказал бывший (или не бывший? или ему еще где-то капает
зарплата?) федеральный агент, сходя вниз. - Вы мне, помнится, яйца
грозились открутить, если я во что-то буду вмешиваться. А сами чего
делаете?
- Я ни во что не вмешивался, - сказал Ванвейлен. - Я старался
завоевать расположение Арфарры.
- А, вот оно что! Тогда пойдемте, я вам кое-что покажу.
И Бредшо поволок Ванвейлена обратно во дворец.
Где-то, не доходя главной залы, Бредшо свернул в тупичок, украшенный
фигурой леща, перед которой горел светильник в форме пиона, и пихнулся в
